Три лика пламени - [35]

Откуда этот Дар у него, толкового вождя и опытного война — не более? Сказано в легендах: эльфы следуют Замыслу, только люди-атани могут менять судьбы мира. Но тогда, видя в палантире, как его сын предает его дочь, он не хотел быть эльфом. Эльфы благи, не ведают ни предательства, ни ненависти, ни острой, мучительной душевной боли. Такими были ваниары, избранное Королем Арды племя, к этому образцу должен был стремиться каждый, а он — не хотел, яростно отрекаясь от собственной природы. Может ли эльф хоть на краткий миг сравниться с атани, обретя власть над судьбой? И тогда к нему впервые пришли смутные видения… даже не будущего, вероятностей будущего. Он про себя благословлял Алдора, поделившегося с ним своим видением мира — мира, где нет одного общего пути, но есть сотни, тысячи…

Он ждал. Секунды невыносимо медленно складывались в минуты, в часы…

Когда же прекрасный Валинор стал для него тюрьмой? Когда забота Древних переросла в надзор… даже не родителей за несмышлеными детьми, а капризных и требовательных хозяев за ценным имуществом? Убежище от опасностей Среднеземья… Убежище — от слова «убежать». Знал ли он, упорно следуя за Охотником на запад, к чему ведет свой народ? А ведь они именно сбежали, бросив свой дом у Куйвиенен. Кто-то остался, — как же они с Ингвэ, Эльвэ и Ольвэ потешались над глупцами, отказавшимися от щедрого предложения Владык!

Авари[51], отказавшиеся, нолдоры, гордые эльфы Света… Может быть, двум народам пришла пора вновь объединиться? А телери, друзья Эльвэ Синголло, или те, чьим предводителем был чудаковатый Кирдан? Сколько их было — не дошедших до манящей цели?

Валинор… Многие были довольны покоем и благолепием Хранимого Края, но не все. Были и те, что странствовали по сумрачным лесам Арамана[52], солончакам и песчаным дюнам Аватара[53], забирались далеко в море на кораблях телери… И, возвращаясь, с горящими глазами пытались разделить это с сородичами, чья жизнь вертится вокруг Валмара и Таникветила, исчисляется от Дня Прибытия[54] до Праздника Урожая!

А сам он разве счастлив здесь — без нее? Как торопила его Мириэль в походе, стремясь увидеть так красно расписанные айнуром-посланником чудеса Благих Земель… Как неутомимой ласточкой порхала по Туне, предлагая то здесь, то там что-то необыкновенное, когда нолдоры возводили свой город. Живая, непоседливая, как девчонка, и отважная — под стать любому войну. Он прекрасно помнил, как она била из лука орков, прикрывая женщин и детей ваниаров, пока Ингвэ с «дружиной» любовался водопадом за лигу оттуда.

Как она радовалась, узнав, что ждет ребенка, — а ей долго не удавалось зачать. Но к Владыкам она идти не хотела. То ли стеснялась, то ли страшилась их непонятной и грозной Силы, а он уступил ее причуде, самонадеянный глупец! Даже проститься не успел… Загнав коня, нашел только холодеющий труп — пустое hroa, и заливающийся плачем сверток — дочь. Маленькое, бесконечно дорогое существо, самое красивое, что бы там не трещали эти дурехи, смевшие называть себя подругами Мириэли!

— …На все воля Единого… — Участливо-отстраненный голос Властителя Арды… А он готов был вцепится в глотку и Королю, и самому Эру, и требовать, требовать, требовать… Аллан Кователь силой утаскивал его из Ильмарина. О, Владыкам было не до какого-то эльфа: их ждала «маленькая победоносная война» в Эндорэ. Как он ненавидел их тогда!

Он пошел бы на все, чтобы вернуть ее к жизни, присягнул бы даже Отступнику! Он видел Алдора до суда — мельком — в лохмотьях, еле стоявшего на ногах под тяжестью заклятой цепи. Но почему-то закованный в гордость и холодное спокойствие как в доспех, Восставший не уступал разряженному в бархат и золото брату. Тот же Алдор спустя два века отнял последнюю надежду, сказав, что никаких Палат Мертвых нет, а души что эльфов, что людей, что Древних уходят неведомо куда. Сказал — и тут же замолк, смутившись, по разлившейся на лице собеседника белизне угадав истину.

А Индис… Ласковая, кроткая, милая Индис… С нею было так легко… и так трудно. Беззаботный солнечный лучик, согревший королевский чертог, прекрасная — стократ прекраснее Мириэли, любимица Владык. Очаровательно смущавшаяся новобрачная, искренне недоумевающая, зачем в постели снимать одежду, и зачем разделять ложе, кроме как для зачатия детей. Они и зачинали — двое, трое, пятеро… Сыновья, дочери, как на подбор — крепкие, красивые, настоящие принцы и принцессы эльдаров, не то, что его страшненькая бесцветная наследница, его маленькая звездочка…

Индис любила его и так стремилась порадовать — каждым их ребенком… А он, церемонно целуя ее — не разжимая губ, обнимая — надушенную, облаченную в длинную ночную сорочку, крепко зажмурившуюся в ожидании отдачи супружеского долга, даже не пытался расшевелить это прекрасное тело, крепко-накрепко запомнив первую попытку. Ее недоумение, плачь, скомканные мольбы Единому — образумить сумасшедшего супруга. Он утешал ее, чудом выманив из угла, куда она забилась дрожащим зверьком, обмотавшись одеялом, гладил по золотистым волосам, обещая, что никогда такого больше не сделает. Она не просто боялась — не чувствовала того, что чувствовал он, отвергала все, связанное с Искажением, а что такое противоестественное удовольствие от соития, как не плод Искажения?