Три грани рока - [7]

Очередной оборванец пригнувшись кинулся к Торстену, но был встречен страшным ударом сапога, сломавшим ему челюсть и отбросившим под ноги разъяренной толпе. Тидш сделал новый выстрел из отцовского охотничьего арбалета, на этот раз не столь удачный — болт, нацеленный в грудь одному из Чистых, попал в плечо только что протиснувшемуся в выбитые двери толстяку, совсем недавно бывшему владельцем потихоньку хиреющей таверны, конфискованной у него за долги на прошлой неделе. Судя по всему, сегодня он пришел в дом своих кредиторов с твердым намерением рассчитаться с «кровопийцами, наживающимися на страданиях честных гирских работяг», а заодно чем-нибудь поживиться в жилище богатых ашиадов.

Один из нападавших ловко взмахнул цепью. Торстен хотел отшатнуться, но на узкой лестнице, подпираемый другими защитниками дома, он не мог увернуться и лишь попытался заблокировать удар. Цепь захлестнула древко, удачливый оборванец резко дернул на себя, стремясь опрокинуть противника, но Торстен успел сделать шаг вперед и вбил декоративный полудрагоценный камень, заменявший противовес секиры, в висок погромщику. Однако тут удача ему изменила — споткнувшись о тело ранее убитого им нападавшего, юноша пропустил сразу несколько сильных ударов и, обливаясь кровью из рассеченной головы, рухнул под ноги толпе, опьяненной безнаказанностью и вседозволенностью.

Завидев, что наиболее опасный из оборонявшихся смят, в бой вступили доселе лишь наблюдавшие Чистые, один из них отработанным движением перехватил неумелый удар кинжала Тидша и вогнал ему лезвие в живот.

С яростным криком Риг обрушил секиру на голову Чистого, занесшего свой меч над упавшим Тором, но выдернуть оружие уже не успел. Клинок второго фанатика перерубил обе кисти, сжимавшие неудобную декоративную рукоять. Риг еще успел в ужасе раскрыть рот, уставившись на хлещущую из обрубков рук кровь, когда кузнечный молот впечатался ему в лицо. Троих подростков, оборонявших лестницу со стульями в руках, забрызгало ошметками мозгов всегда жизнерадостного и острого на язык приятеля. Они в панике побросали свое импровизированное оружие и опрометью кинулись на второй этаж в тщетной надежде сбежать от неминуемой смерти.

Забыв о попытках воззвать к силе великой Стихии, Винстон схватил высоченный бронзовый канделябр и со звериным воплем ринулся вниз. От страшного удара череп уже немолодого кузнеца, жившего на соседней улице и с которым не раз вели торговые дела родители Тидша, лопнул, словно перезревшая тыква. Вновь поднять импровизированную дубину времени уже не хватало — Чистый резко шагнул вперед и нанес колющий удар, но поскользнулся на заливавшей ступени смеси крови, внутренностей и фекалий и лишь прочертил кончиком клинка кровавую полосу на груди у юноши.

Винстон с наслаждением обрушил на голову нападавшего канделябр, вкладывая в этот удар всю ненависть к убийце друга, все понимание того, что уже ничего нельзя изменить — ни спасти ребят, ни выжить самому. Чистого с раздробленным черепом перекинуло через ограждение лестницы, но сделать еще что-нибудь юноша не успел. На его бедро обрушился страшный удар мотыги, а в плечо впечатался железный прут.

Даже не вскрикнув, Винстон рухнул на тело убитого им кузнеца. Чья-то нога в испачканном конскими яблоками сапоге наступила на лицо, разрывая щеку. Прежде чем погрузиться в спасительную тьму, он еще успел услышать яростные крики на улице и увидеть, как в проем выбитой двери метнулась громадная и стремительная фигура.

* * *

Очнулся Винстон спустя две недели. Лишь вмешательство опытных целителей из числа адептов Воды[3] спасло ему жизнь. Но даже их искусство не способно было справиться со всеми последствиями многочисленных травм. Срывающимся от горя голосом мать призналась, что он навсегда останется хромым, и зарыдала у него на груди.

В тот проклятый день раненых было столько, что целители не справлялись. На скорую руку подлатав Винстона и ускорив заживление его ран, они передали юношу обычным лекарям и занялись другими пострадавшими. Прошло больше недели, прежде чем целители вновь его осмотрели, но к тому времени раздробленные кости уже начали неправильно срастаться. Опять ломать истощенному юноше бедро и накладывать новые чары поверх запутанного клубка старых плетений ни один из адептов Воды не решился, а потом уже было поздно.

Сам Винстон лежал в оцепенении и ни на что не обращал внимания. Через всю его щеку тянулся уродливый шрам, но куда более глубокие раны таились в душе. Раз за разом в кошмарах он оказывался на залитой кровью лестнице и видел гибель друзей. Раз за разом он пытался спасти их и раз за разом чувствовал свое бессилие. Иногда в этих видениях его убивали, что в бреду казалось спасеньем…

Часто заходил Торстен. Ему повезло больше, и уже на второй день после погрома, который быстро окрестили Ортсмутской бойней, он встал на ноги. Кроме них с Винстоном выжил еще один паренек, который первым бросился бежать и успел забиться в угол. Девушки также не пострадали, лишь одной из них пьяные погромщики успели задрать юбку за голову.

Спас их всех лишь счастливый случай, который распорядился, чтобы одним из соседей родителей Тидша был представитель расы грау. В недавнем прошлом он служил в какой-то из гвардейских частей Гирской армии, а ныне осел в Ортсмуте, что не было такой уж редкостью. Во всех людских странах грау за глаза иначе, чем котами, не называли. Но в лицо поименовать их так не решился бы и самый отчаянный смельчак. Будучи потомками кошачьих (о чем явно свидетельствовал их внешний вид), грау ненавидели такое обращение, и это, помноженное на их крайнюю вспыльчивость и славу лучших в мире воинов, заставляло держать язык за зубами даже записных остряков.