– «Сила вытекает из меня, я есть целое с миром и мир есть во мне», – повторил вполголоса Пракс. Он шёл неспешным шагом, ведя под уздцы своего мерина по узкой дороге, самой короткой в сторону прибрежного города, империи инийцев.
Опущенная голова и тёмная накидка скрывали его лицо. От монотонного течения времени и неторопливости, путник становился всё более задумчивым.
– Да… прошло уже двадцать лет с того времени, как я покинул орден. Кто бы мог знать, что орден распадётся на пятый год моего отсутствия. Немыслимо… императорская гордыня и самодурство не знает меры. Вот до чего довело вмешательство Императора в дела ордена. Конечно, спустя почти шесть лет забвения, орден снова основали из пепла верные идеалам последователи. Но, цели ордена изменились, как изменяется жизнь.
Именно в это Пракс ясно верил тогда, более десятилетия назад и тем более сейчас.
– Это изменить, не в моей власти. Я простой бродяга, которому не нужны проблемы, во всяком случае, пока не нужны. – Проговорил вполголоса Пракс, как бы убеждая себя.
Позади послышалось чьё-то приближение. Затем ржание лошади. Надломленный голос окликнул путника, невысокого роста.
– Дай проехать, ничтожество!
Не оборачиваясь, Пракс успокаивающе выдохнул. Набрав побольше воздуха, не проронив ни слова, отвёл своего мерина к краю дороги. Подгоняя хлыстом хлипкую лошадёнку, за вожжами сидел тучный торговец. Копыта ещё больше врезались в почву, натужно сдвинув воз с места. Скрип ложился на дорогу. Гнедая, понурив голову тянула свою ношу вперёд. Полная телега загруженная овощами отдавала вонью. Товар, не первой свежести с гнилью внизу, капал на тракт, оставляя за собой пахучий след.
Многие знали, и Пракс был не исключение, у инийцев в крупных городах проблемы с продовольствием. Торговцам приходилось отдавать большую часть купленного товара для перехода границы. Отказавшиеся платить непомерно высокую пошлину, задерживались. Понятно, что настроение у многих купцов, мягко сказать, было скверное.
Повозка грубого торговца катила всё дальше и дальше. Пракс оторвал от неё свой взгляд, наконец-то начиная дышать полной грудью. Вернув мерина на дорогу, продолжил свой путь, шёпотом повторяя; «Сила вытекает из меня, я есть целое с миром и мир есть во мне».
Солнце уже шло на закат, когда он услышал, что за ним медленно едет телега. Уступая ей дорогу он увидел, что за вожжами сидит небольшого роста седой безбородый мужчина. Пракс оглядел неприятное лицо со шрамом, рассёкшим щёку, порванной губой и со злым недружелюбным взглядом. За ним в телеге сидели связанные женщины с кляпом во рту. Не омытая слезами сажа, оставалась на лицах потрясённых горем. Потеря любимых детей и мужей подрывала их смысл жизни. Ни толики неповиновения, лишь покорность, подобная смерти, читалась в отрешённых глазах.
– Рабыни… те самые! – подметил Пракс.
Следом, по двое, на серых рысаках ехали восемь всадников. Они шутили над тем, как им было весело и как гибли люди жестокой, бессмысленной смертью в подожжённой деревне «нижних».
Пропустив их, Пракс сел на своего коня и подъехал на достаточное расстояние к ним, чтобы услышать их разговор.
– Жаль! – сказал один из них. – Я видел девушку, такую знойную в этом селенье. Жалко, что она не смогла выбраться из дома.
– Да, да! Кто же знал, – подхватил другой, – что крыша рухнет.
– Ты бы видел её в этот момент. Все орут, молят о пощаде, а она сама невинность… молчком… ни звука. Очень жаль! За неё могли бы заплатить две, а может и три тысячи рон[1].
– На свободном рынке такие в цене, – одобряюще подтвердил другой.
– А я говорил, надо было выпускать раньше! – вмешался старший. – Подожгли, подождали и выпустили. Нет, надо было тянуть, пока у них прыть поубавиться, вот и дождались. У моей вон ожоги на руках. И сколько мне теперь придётся за неё скидывать, кто знает?
– Ладно тебе, всё не так уж и плохо, – продолжил другой. – Я за свою получу только девятьсот рон, больше не дадут. Согласен, не везёт мне, но я и этим доволен. Всяко лучше, чем в легионе.
– Да, да! Твоя вон та, рыжая! Интересно, её выродки до сих пор в колодце или вылезли?
– На кой, они тебе сдались?
– Мне?! Я к тому, что ума хватило же ей спустить их!
