Тревожное счастье - [9]

Вероятно, у него был очень грустный вид, потому что рыбак заботливо спросил:

— Не болен ли ты, хлопец?

Он спохватился:

— Нет. Я шел издалека и устал.

И опять так задумался, что, когда перебрались через реку, забыл рассчитаться с рыбаком. Рыбак смолчал, — видимо, понял, что с парнем творится что-то неладное.

Не спрашивая дороги, Петро тронулся по той, которая попалась ему на глаза и вела от Днепра на восток, в глубь леса.

Правый берег реки высокий и безлесый, а все левобережье и междуречье Днепра и Сожа — край лесов, болот и песков. Почва тут неурожайная, пустая и колхозы слабые. Районные руководители, когда речь заходила об этих деревнях, махали руками: «В междуречье? Что вы! Ничего там не сделаешь! Пустыня! Туда только и приятно съездить рыбку половить…»

До войны человека поражал вид здешних деревень: среди леса стояли старые, покосившиеся хаты с бедными огородами. В степных деревнях за двадцать — тридцать километров отсюда дома были один в один, новые, окруженные садами. После войны облик деревень изменился. Это были годы, когда строились и те, кому негде было жить, и те, кто имел крепкую крышу над головой, — все заразились горячкой строительства. Естественно, что те, у кого лес был под боком, отстроились лучше и быстрей. Облик деревень в бедном междуречье стал более пригожим. Да и не так уж беден этот край! Не зря тут селились наши предки. Почва-то песчаная, а зато сколько других выгод! Широкие луга, леса, реки и озера, трава и деревья, рыба и зверь — все есть. С незапамятных времен места эти славились рыболовами, охотниками, плотниками, бондарями, корзинщиками и другими мастерами. Несколько деревень в междуречье носят название Рудня: Рудня-Маримонова, Рудня-Каменева… И названия эти не случайны: вокруг деревень находят большие залежи шлака. Когда-то давным-давно вольные казаки Богдана Хмельницкого завозили сюда по Днепру и Сожу руду из Кривого Рога, а может, и находили ее где-нибудь поближе. Леса же для угля здесь всегда хватало. И в этом лесистом уголке белорусской земли выплавляли они сталь для оружия.

Несчастный влюбленный шел, не замечая ни красоты, ни особенностей междуречья, не в пример автору, который, увлекшись, отступил от темы. Действительно, скажешь ты, читатель, при чем тут облик хат, рыбаки и бондари, казаки Богдана и руда, если речь идет о любви? Благо были бы рассуждения о красоте приднепровских дубовых рощ и сосновых боров, о березах с первой позолотой листьев. Но автор сам сказал, что герою было не до любования природой. Что поделаешь, дорогой читатель, у каждого своя слабость, и эта слабость — сказать при случае и без случая о родных местах, о сосновых лесах, где прошло твое детство, о лугах, где впервые отбивал косу и узнал, что пот солон, о полях и тропинках, по которым бегал на первое свидание, — видимо, есть у всех.

…Лес кончился. Началось сухое болото, с высокими кочками, старыми обгорелыми пнями и большими огороженными стогами сена. Через болото шла едва заметная тропинка. Возможно, унылость пейзажа встряхнула парня, вернула к действительности: куда он идет, куда выведет его тропинка, где он будет ночевать?

«В стогу, — твердо решил он, все еще чувствуя себя в роли мученика. — Среди болот… С волками, чертями и лешими… Назло тебе», — погрозил он Саше. Вспомнив о волках, он невольно оглянулся назад, на солнце. Оно висело низко над лесом, красное, затянутое мутной дымкой: должно быть, где-то невдалеке горели леса или торфяники. Такая сумеречная тишина и безлюдье всегда вызывают в человеке тревогу и страх: кажется, что где-то произошло или вот-вот произойдет большое несчастье. Почувствовав тревогу, Петро подумал, что ему надо вернуться и переночевать где-нибудь в приднепровской деревне. Он устало сел на пень. Буря, бушевавшая в душе, постепенно утихла. Он почувствовал, что хочет есть и пить, особенно пить, и вспомнил о яблоках, положенных в портфель Сашей. Несколько минут он с глубоким философским раздумьем решал: может ли есть эти яблоки или нет? Наконец решил, что имеет право съесть их. Он открыл портфель, и… кровь ударила ему в лицо. Сначала он растерялся, потом возмутился. Как! Она осмелилась положить ему деньги после того, как чуть ли не выгнала? Что это — издевательство, насмешка? Не нужны ему ее деньги!

Он злобно скомкал пятерки и выбросил их под куст. И, не коснувшись яблок, с прежней решимостью зашагал дальше по узкой и неровной тропинке.

Вскоре им овладело сомнение: правильно ли он поступил, выбросив деньги? И кому нужен такой жест среди болота? Ему стало жалко денег, не потому, что это деньги, которых ему всегда не хватало, а потому, что они Сашины — ее первый трудовой заработок. Рассудив, он убедил себя, что было бы просто нелепо класть деньги с целью издевательства, и, конечно, Саша положила их, искренне желая ему помочь. Как просто она сказала, узнав, что на практике они остались без денег: «А ты мог бы написать мне, и я прислала бы тебе на дорогу…» Еще неизвестно, является ли ее поцелуй последним, прощальным; может, совсем наоборот! Подбодренный этой мыслью, он повернул назад, хотя и прошел уже около километра, и подобрал деньги. Он любовно разгладил скомканные бумажки, положил в карман и решил, что тратить их не будет, а оставит на память. Однако обстоятельства заставили его позже нарушить обет и купить на эти деньги туфли, потому что старые за время путешествия совсем развалились.