Третье поколение - [64]

Шрифт
Интервал

Дорога вела к большому корпусу, стоящему отдель­но. Тень от корпуса лежала на земле. Солнце пекло не­милосердно. Двое рабочих разрубали на куски желез­ную балку. Она лежала на рейках и тянулась чуть ли не во всю длину корпуса. Один рабочий ставил на балку зубило, а второй ударял сверху молотком. Один стоял на солнце, другой — в тени. Они часто менялись ме­стами. Когда один конец был отбит, они перешли к сле­дующей наметке. Теперь оба рабочих стояли в тени. Но к концу работы над этим куском солнце начало их догонять, Мвлотобоец снова оказался на припеке. Он обливался потом. Рабочие стали чаще меняться места­ми. То же было и с третьим отрезком. Рабочие торопи­лись опередить солнце «на один отрезок», потому что тогда можно было бы все время работать в тени: по мере того как за ними ползет тень, будут двигаться и они. «Если бы кто-нибудь отрубил один кусок рядом с нами! Запасной молот и зубило есть. А передвигать балку не хочется: тяжело, жарко, надо кого-нибудь на помощь звать, а все заняты». Так, наверное, думали эти двое рабочих. Они менялись местами все чаще, молото­боец все сильнее ударял по зубилу. Два человека боро­лись со зноем. «Хоть бы пять минут передохнуть! А то­гда уж обязательно придется перетаскивать балку, то­гда уж солнце никак не опередишь». В это время сюда подошел человек. Забрызганную известкой кепку он держал в руке и вытирал ею вспотевший лоб. Худоща­вое лицо было чисто выбрито, но тоже забрызгано из­весткой. Рабочий фартук на человеке был красным от глины и кирпича. Руки — такого же цвета. Человек стоял в тени, опустив голову, вытирал пот и смотрел туда, где молот с резким и звонким гулом падал на зу­било. Каменщик только что слез с лесов. Слез первый. До обеденного перерыва оставалось минут двадцать: норму свою он выполнил. Сейчас соседи по работе его догоняли: он укладывал кирпичи на самом углу, и стена там была на четыре кирпича выше, чем в других ме­стах.

— Отбей один кусок. Видишь — солнце! — сказал рабочий, который стоял на коленях с зубилом.

Каменщик ничего не ответил и некоторое время стоял неподвижно в позе уставшего человека. Затем отозвался:

— С кем же? Где зубило и молот?

— Вон лежат.

Каменщик взял в руки зубило, осмотрел его со всех сторон и опустился на колени перед балкой в ожидании, пока кто-нибудь подойдет. В этот момент появился На­умысник.

— Постучи-ка молотком! — крикнул ему молотобоец.

Наумысник охотно взял молот и, широко расставив ноги, склонился над каменщиком. Тот даже и не взгля­нул на него; он отдыхал, опустив глаза. Наумысник уда­рил молотом по зубилу раз, второй, третий. Зубило въеда­лось в балку. Двое рабочих, отбив свой кусок, обошли каменщика и Наумысника и принялись отбивать даль­ше. Теперь оба они были в тени, солнце ушло далеко.

— Поддается, поддается! Сейчас отобьем! Давай сильней! — проговорил каменщик в такт движениям руки, которая при каждом ударе молотом по зубилу отскакивала в сторону.

Наумысник остолбенел, услыхав этот голос. Молот задержался в воздухе, затем медленно опустился. То же было во второй и в третий раз. Наумысник разгля­дывал человека, стоявшего на коленях.

— Как же ты бить стал? Утомился? Отбей скорее — и дело с концом!..

Голос! А лицо побрил! Человек, стоявший на коле­нях, был портной. Он ни разу не поднял головы и не видал, кто бьет молотом по зубилу. В эту минуту с ле­сов спустилось еще несколько человек и обступили порт­ного и Наумысника. Наумысник поспешно сунул молот в руки одного из рабочих, и тот сделал несколько по­следних ударов по зубилу. Наумысник, побелев как по­лотно, поспешил скрыться по ту сторону одетого в леса корпуса. Там кто-то звонил в железную рейку, возве­щая перерыв. Рабочие покидали стройку.

«Видел или нет?» — думал Наумысник о портном.— Наверное, нет, если молчал. Уж он, если бы увидел, сразу затеял бы разговор!» Радостная улыбка пробе­жала у него по лицу. «А может, увидел и нарочно про­молчал? Тут и не такие люди меняются!» Снова заше­велилась тревога в душе Наумысника. Теперь он уже больше не искал Нестеровича: «Обед. Наверное, в сто­ловую пойдет...» Наумысник двинулся вниз, к речке, и вскоре фигура его скрылась в прибрежных зарослях. Тут он пошел медленнее, охваченный глубоким раз­думьем.

Вечером этого дня он пришел к Нестеровичу. Было уже поздно. Наумысник выбрал этот час, чтобы застать его одного. Нестерович обычно поздно приходил домой. Теперь он сидел один в большой комнате и курил. На­умысник тоже закурил и сел против Нестеровича. Та­ким образом, он не нарушил атмосферы молчаливого покоя после трудового дня.

— Я искал тебя днем и не нашел, — сказал На­умысник после долгого молчания и флегматического позевывания (это дополняло атмосферу покоя).

Нестерович не ответил, выжидая. Наумысник помол­чал и снова заговорил:

— По-моему, кирпичный завод можно приостано­вить. Кирпича чертова пропасть. Надо придумать дру­гой какой-нибудь транспорт. Подводы — и дорого и медленно...

Нестерович устало кивнул головой.

— Я надумал переехать в Минск, — сказал Наумыс­ник.

— Как переехать?

— Совсем. У меня, ты знаешь, дочь на днях школу кончает. Оставлять ее недоучкой не хочется. Пускай дальше учится, в институт какой-нибудь поступит или еще куда...


Еще от автора Кузьма Чорный
Настенька

Повесть. Для детей младшего школьного возраста.


Млечный Путь

В книгу «Млечный Путь» Кузьмы Чорного (1900—1944), классика белорусской советской литературы, вошли повесть «Лявон Бушмар», романы «Поиски будущего», «Млечный Путь», рассказы. Разоблачая в своих произведениях разрушающую силу собственности и философски осмысливая антигуманную сущность фашизма, писатель раскрывает перед читателем сложный внутренний мир своих героев.


Рекомендуем почитать
Новобранцы

В повестях калининского прозаика Юрия Козлова с художественной достоверностью прослеживается судьба героев с их детства до времени суровых испытаний в годы Великой Отечественной войны, когда они, еще не переступив порога юности, добиваются призыва в армию и достойно заменяют погибших на полях сражений отцов и старших братьев. Завершает книгу повесть «Из эвенкийской тетради», герои которой — все те же недавние молодые защитники Родины — приезжают с геологической экспедицией осваивать природные богатства сибирской тайги.


Наденька из Апалёва

Рассказ о нелегкой судьбе деревенской девушки.


Пока ты молод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка

В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.


Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.


Должностные лица

На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.