Травля - [27]
Мы слушаем весь этот бесполезный треп, я даже делаю кое-какие заметки, но в конце концов понимаю, что это может продолжаться вечно.
— Думаю, на сегодня хватит. Свалим отсюда? — предлагаю я Кало.
— Ага!
В ту ночь мы решаем отметить начало операции. Едем с Кало в «Вульф» — прекрасный бордель, где все шлюхи носят имена известных женщин. Очень, кстати, рекомендую тебе. Виславу Шимборскую ты там, конечно, не трахнешь, но Астрид Линдгрен или Маргарет Тэтчер поимеешь вполне. Кало все шутил, что ни в коем случае не нужно брать Шарлотту Бронте, потому что скучна. Мы смеялись, лапали девок, заказывали водку и все повторяли: «По закону после одиннадцати нельзя!».
Болек и Лелек так и не выключили музыку. Они врубили магнитофон на полную и уехали домой. Антон трижды вызывал участкового, но проинструктированный нами мусор не решился ломать дверь. Он сказал, что не имеет права. Пятый не мог уснуть, а в это время Кало знакомил меня с Агатой:
— Дорогая, это мой лучший друг, Лев!
— Очень приятно. Чем занимаетесь?
— Лев был журналистом, теперь работает со мной.
— Занимались языком? Родственные, так сказать, профессии. Я, кстати, все хотела спросить у профессионала — как правильно говорить: сосала у тебя или сосала тебе?
— Я, честно говоря, никогда над этим не задумывался…
— Какой же ты, к черту, журналист? Ну ладно, не стесняйся! Хочешь меня?
— Да.
— Ну иди сюда…
Агата прекрасно работает. Уже в тот вечер я понимаю, что мы обязательно используем ее.
пауза
Со временем у нас выработался более-менее понятный режим. Когда в квартире журналиста случалось затишье — мы включали музыку. Плакал ребенок — выключали. Так или иначе, из жизни Антона исключалась тишина. Даже его девочка теперь работала на нас.
Не вспомню точно, но думаю, что где-то через неделю после начала операции в прессе стали появляться первые изобличающие Пятого статьи. Что-то писал я, что-то Кало. Почуяв дуновение ветерка, к делу подключились писатели-патриоты, которым нам даже не приходилось платить. Они сами услышали команду «фас». Как-то раз я даже попросил Болека выключить музыку, чтоб послушать, как Пятый зачитывает статью о себе:
«К сожалению, наша власть по-прежнему не обращает внимания на проблему проплаченных Западом журналистов. Взять, к примеру, Антона Пятого, человека, который несколько раз в неделю посещает посольства западных стран, а после этого марает бумагу оранжево-болотными чернилами. Не должны ли сотрудники внутренней безопасности обеспокоиться текстами Пятого? Не стоит ли нам все же создать список псевдожурналистов, вроде Пятого, чтобы знать врагов народа в лицо?»
— Про болотные чернила хорошо! — с удовлетворением говорил Кало.
Мы наращивали давление. Постепенно. От пиано к форте, день за днем. После заказных статей на телевидении всплыли первые сюжеты. Сперва небольшие. Работали тонко. Пятого вспоминали впроброс, по делу и без, превращая его имя в синоним всякой дряни. Кало не верил, что это и есть часть моего плана. Мой друг наивно полагал, что все без исключения программы на радио и телевидении проплачены. Кало, который, кстати сказать, крутился в этом деле гораздо дольше моего, никак не мог допустить, что кто-то прессует Пятого бесплатно.
— Ты не мог этого просчитать!
— Да конечно мог! Посмотри вокруг! Нет новостей. События заказывают. Если одни начинают прессовать — другие тотчас подключаются. Нет никакой надобности платить всем. Мы можем забирать эти деньги себе. Ребята сделают все совершенно бесплатно, стараясь выслужиться, в расчете на будущие дары. Мы живем в стране намеков. Недомолвки здесь есть самые четкие и точные указания. Не понимаешь, о чем просит шеф, — дождись аллегории.
Я очень хотел, малой, чтоб все, что мы делали, выглядело правдоподобно. Я заботился даже о том, чтоб в дождливые дни Болек и Лелек ставили минорную музыку. Мой план был прост: я стремился избежать прямых угроз. В этой истории меня привлекали полутона, или то, что в твоей музыке, по-моему, называется полифонией. Пятый, конечно, даже представить себе не мог, какую красоту мы для него сочинили.
пауза
Пауза. Временное молчание. Застывшие стрелки, тишина. Незаполненная фонемами речь. Пауза есть каникулы в звучании, но не в движении, ибо даже в паузе развитие мысли продолжается, как продолжается безмолвие зимы, когда жизнь перемещается на подземные этажи.
Цезуры понимания, интервалы впечатлений и окна событий. Четверные и двойные, целые и составные, оркестровые и неуместные. Субъективные и интонационные остановки, которые берут футболисты и поезда, светофоры и города. Многоточия, что порой длятся веками. Паузы наступают в отношениях и войнах, ссорах и занятиях любовью. Вынужденные и затянутые, смертельные и долгожданные, ведь именно с паузы начинает звучать новая жизнь. Не они ли, паузы, необходимы нам уже хотя бы для того, чтобы во время концерта классической музыки разделить воспитанную и серую публику? Лишь невежды позволяют себе аплодировать в перерывах между частями, и только люди образованные прекрасно понимают, что в паузах должна разливаться тишина. Не они ли, паузы, нужны нам, чтоб оправдать собственное бессилие? «Все еще будет очень хорошо, моя жизнь во что бы то ни стало сложится… вот только закончится эта невыносимая, долгая пауза».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман «Бывший сын» — о беларусах, покинувших родину. Основан на реальных событиях современной беларуской истории. Он начинается с трагической сцены давки на Немиге, рассказывает о выборах и заканчивается событиями на Площади в 2010 году. Главный герой Франциск попадает в толпу в 1999 году и впадает в кому. За долгое время болезни никто, кроме его бабушки, не верит, что Франциск поправится. К нему в палату приходит друг, делится новостями, впечатлениями, и беларуская реальность протекает параллельно с метафорическим сном героя.
«Красный крест» — две пересекающиеся истории, одна из которых началась в прошлом веке и заканчивается сейчас, со смертью ее героини. А героиня другой жила сейчас и уже умерла, но ее история продолжается, просто уже без нее. Да, собственно, и первая история продолжается тоже... Роман затрагивает тему сталинских репрессий, Великой Отечественной Войны, отношения к женам и детям «врагов народа». Саша Филипенко рассказал о том, о чем в Советском Союзе говорить не разрешалось. В романе представлены копии писем, отправленных в НКИД комитетом «Красного креста», а также отказов НКИДа отвечать на эти письма.
Есть городок, где градообразующее предприятие — тюрьма. Есть детский дом, в судьбах обитателей которого мелькнул проблеск счастья. Ситуации, герои, диалоги и даже способы полицейских пыток — всё взято из жизни. И проклятый вопрос о цене добра, которое почему-то оборачивается злом, тоже поставлен жизнью. Точнее — смертью.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Герой романа «Замыслы» — яркий, парадоксальный, необычный и остро современный персонаж — профессиональный телевизионный юморист, придумывающий шутки для телеведущих. Дело это непростое. Особенно если сегодня днем тебя уволили, с женой ты только что развелся, а утром от тебя сбежал кот… «За внешней легкостью романа скрывается очень широкий спектр освещаемых проблем. Читатель следит за тем, как замыслы главного героя раскрываются перед всем миром в его блоге, при этом без его ведома. Личная жизнь и мысли из прошлого становятся достоянием общественности, и параллельно этому по крупинке рушится настоящее».
Семья — это целый мир, о котором можно слагать мифы, легенды и предания. И вот в одной семье стали появляться на свет невиданные дети. Один за одним. И все — мальчики. Автор на протяжении 15 лет вел дневник наблюдений за этой ячейкой общества. Результатом стал самодлящийся эпос, в котором быль органично переплетается с выдумкой.
Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.
Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)