Транснациональное в русской культуре. Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia XV - [119]

Mais maintenant il m’arrive une chose extraordinaire. Il m’arrive de couver une poétesse française. Ses poésies me paraissent dignes d’attention. Mais pour les vers français je ne connais qu’admiration, pas de critique. Pour cela je m’adresse à Vous, pour connaitre Votre opinion.

Quelque mots sur auteur: mi-russe, mi-française; [mi catholique] (père – russe, mère – fr.‹ançaise›); âge 18 ans. ([Mentalité] et moralité et conduite 13 ans)[1031]. Elle est née à Pétersbourg, a passé son enfance en Champagne, fini son éducation au couvent français à Moscou, vient de finir un lycée russe. Orthodoxe de naissance, convertiе an couvent, reconvertie en orthodoxie par ordre de police. Elle porte comme le petit nom, le nom d’illusion universelle – Maya[1032], et comme nom de famille nom d’un troubadour[1033] et d’un académicien – Cuvillier[1034]. Voilà pour passeport. Pour talent voyez les vers et communiquez-moi Votre opinion[1035].

В комментариях к переписке Волoшина и Брюсова этот набросок справедливо датируется по содержанию 1913 г.[1036] Как мы видели, идея послать стихи родилась у Волошина уже в июле этого года, но только в письме к нему от 1–4 сентября Кювилье сообщает, что закончила переписывать стихи для «Гилля», а в письме от 1 октября – просила поскорее послать «Гиллю» стихи, добавив (с тем же тройным повтором): «Ах, я боюсь, что они ему не понравятся. И это будет ужасно-ужасно-ужасно! – Напишите мне, когда пошлете, и что Вы ему напишете. Скажите ему, что мой отец был русский. Я горда своей русской кровью». Таким образом, к 1 октября Волошин еще не послал приведенного выше письма, 15 октября она еще раз интересовалась: «А Гилю Вы послали уже?»[1037] Судя по словам в ее письме к Волошину от 4 июня 1915 г., писатель показывал ее стихи (возможно, новые, января – марта 1915 г., т. е. те, что она ему послала в предыдущем письме от 19 апреля) Гилю во время своего последнего пребывания в Париже: «– Да, я рада, что René Ghil’ю понравились мои стихи, я так мучаюсь неверием в них, – и так “влюблена в молву”!»[1038] В письме к нему же от 27 июля того же года она сообщала: «– А от René Ghil я все еще не получила письма, и теперь мне уже очень хочется, и я все жду, а он, наверное, и не напишет!»[1039] Ответ французского писателя пока остается нам неизвестным, среди писем к Волошину его не сохранилось[1040], но о его существовании мы знаем из послания самой Кювилье к Иванову от 13 сентября 1915 г. Здесь она, в свою очередь, выписала цитату из также пока нам неизвестного письма к ней Волошина лета 1914 г. с отзывом Гиля о ее стихах: «Он о них высокого мнения. Находит в тебе большое чувство ритма (а Вы меня за “бесчувствие” браните!). Ему очень нравится твой “vers libre” (а Вы говорите, verslibristes[1041] меня прогонят!) – “гораздо лучше, чем у Гюстава Кана”»[1042]. В этом же письме она, кроме Волошина и Гиля, брала себе в союзники и Б. Грифцова, который, как она сообщает, похвалил ее переводы из Тютчева, но, кроме того, мы уже знаем, он переводил на русский стихи самой Кювилье. Ценительницей поэзии Кювилье была также Е.О. Кириенко-Волошина, которая, например, сообщала сыну в 1914 г.: «Сегодня (19/XII) была Майя, прочла все свои москов‹ские› стихотворения, из которых некоторые прекрасны целиком, другие местами»[1043]. Кириенко-Волошина также перевела по крайней мере одно из стихотворений Кювилье, посвященное Иванову[1044], для чего та переписала его для нее, снабдив отдельными комментариями[1045]. Расцвет отношений Кювилье с Вяч. Ивановым, видимо, вообще многое дал для роста ее дарования – например, 30 марта 1915 г. М.С. Фельдштейн писал В.Я. Эфрон: «Майя читала стихи, у нее небывалая продуктивность, большинство стихов прекрасны. Иной раз досадно даже, что на нее отпущено столько таланта. Как много народу надо было обездарить из-за нее»[1046].

Сергей Шервинский, в конце жизни удостоенный в интервью Б. Носику быть названным ею в качестве первого в ее жизни мужчины, также сыграл роль литературного агента Кювилье[1047]. Неудивительно, что дату знакомства с ним (17 июля 1911 г.), квалифицировавшим позже их отношения как «юношеский роман, то, что называется amitié amoureuse»[1048], далее она подвергла своеобразной мифологизации[1049]. Видимо, именно Шервинский познакомил свою подругу со сборником «Круговая чаша. Десять московских поэтов», который она упоминает в обширном дневниковом письме к Волошину, во фрагменте, относящемся к 18 апреля 1913 г.[1050] В предисловии к сборнику говорилось: единственное, что объединяет авторов, – все они публикующиеся впервые москвичи, и поэтому этот альманах является «противовесом – главным образом петербургским – партийным сборникам»[1051]. Несмотря на это самоопределение, за Шервинским стоял определенный круг друзей-поэтов. В письме к нему от 12 октября 1913 г. Кювилье сообщала, что была в гостях у Сергея Соловьева, который просил передать, что собирается к нему в гости, а в письме от 16 октября – что Соловьев просил записать ее стихи в альбом Шервинскому[1052]. Отметим, что даже в период подъема ее отношений с Волошиным Кювилье пишет гигантское стихотворение, датированное 28 февраля 1913 г. и имеющее прозрачное посвящение «à S.Ch.»