Трансфинитное искусство - [11]

Шрифт
Интервал

Сожалею, но помочь вам ничем не могу.

Я с места не сдвинусь, пока не узнаю, оставила ли мне матушка какие-то указания насчёт хвоста. А если вам надоело смотреть, как я размышляю, то пойдите погуляйте.

Поищите-ка и вы свой хвост.

Как хотите, а я начал думать.

Не мешайте мне, пожалуйста.

Хм...

Хм...

Хм...

....

Господа!

Я всё обдумал.

Мне очень жаль, каюсь.

Я понимаю, что из-за меня вы потеряли драгоценное время.

НО Я ДОЛЖЕН СООБЩИТЬ ВАМ, ЧТО ХВОСТА У МЕНЯ НЕТ И НИКОГДА НЕ БЫЛО!

Никаких сомнений больше не осталось, и соответственно...

Вы лучше меня знаете, что я уже никогда не буду собакой — таким чисто выбритым псом, какого вы хотели и каким я собирался стать.

Приношу вам свои извинения.

Честное слово, я искренне верил, что у меня есть хвост, и даже когда я обшарил и свои карманы, и ваши, и всё вокруг, да так ничего и не нашёл, я продолжал верить. Ведь сам факт, что хвоста у меня с собой не было, ещё ни о чём не говорил.

Я мог бы, к примеру, забыть его дома, или потерять, когда ездил в Испанию, или просто-напросто выкинуть где-нибудь в метро, решив, что это обычная нитка. Я даже мог бы предположить — и это всего лишь предположение — что его украли.

Вот скажите, господа, почему бы не предположить, что ваш хвост на самом деле вовсе не ваш, а мой?

Как видите, всё представлялось возможным и поправимым до тех пор, пока я над этим всерьёз не задумался.

Не стану утомлять вас рассказами о моих личных изысканиях.

Лучше сразу доложу результат. В общих чертах.

Во-первых, я окончательно убедился в том, что матушка не оставила мне никаких указаний насчёт хвоста,

а во-вторых, я пришёл к выводу, что она его никогда и не видела.

И если уж моя матушка его не видела, значит его не было и в помине.

Вы не расслышали?

Ещё раз приношу вам свои извинения. Всё, теперь ухожу.

Да-да, ухожу, уже почти ушёл, но прежде чем

уйти насовсем, я хотел бы ... хотел бы... как бы это сказать... ?

Ну вы же понимаете? Мне есть хочется, да, хочется есть.

Так хочется есть, что я бы сейчас запросто всех вас съел.

Не верите мне?

Что ж тут странного?

Я ведь и сегодня ничего не ел,

и вчера, и позавчера, и поза-позавчера, и поза-поза-поза-позавчера — не ел аж с самого... знаете какого дня?

С того самого дня, как матушка моя в последний раз приложила меня к груди.

Нет, матушку я не упрекаю — в чём же её упрекнуть, если её не стало как раз в тот день, когда она последний раз приложила меня к груди.

И отца я не упрекаю — он-то умер ещё раньше.

Я вообще никого не упрекаю.

И вас всех я готов съесть вовсе не потому, что в чём-то вас упрекаю, а потому что

голодный я.

Послушайте, господа. Нам необходимо

найти такое решение, чтобы и вам было хорошо, и мне. То есть, чтобы мне удалось, наконец, что-нибудь съесть, и желательно не вас, а вы бы при этом питались как обычно.

Должен же быть какой-то выход.

Надо подумать.

Я ем...

Он ест...

Вы едите...

Я ем...

Все едят.

Вы едите?

Вы меня едите.

Нет, это я вас ем.

Всё, господа! Придумал.

Я нашёл совершенно съедобное компромиссное решение.

Поверьте на слово. А нашёл я его, прибегнув к надёжному и действенному методу — методу исключения.

Да вы и сами этим методом пользуетесь — например, когда хотите завести собаку.

Вы заводите собаку, но прежде чем завести, внимательно её осматриваете. И заводите вы её, только если она вас устраивает.

Вот и я рассуждаю точно так же.

Говорю себе: нужно найти съедобное решение.

Легко сказать, да? Но мне-то легко, поскольку

ничего съедобного я не знаю. Выходит, мне надо выбрать из того, чего я не знаю. Поэтому я быстро исключаю всё, что знаю. И таким образом нахожу решение...

Господа,

Я СТАНУ ВАШИМ ПСОМ! Не сердитесь, ещё раз повторяю,

потерпите немного.

Я СТАНУ ВАШИМ ПСОМ и не буду бриться. Отпущу бороду. И в итоге

не смогу выходить из дома за газетой.

Сейчас, ещё чуть-чуть, я не закончил.

Газету вы будете покупать сами.

Да помолчите же! Говорю вам.

Я сижу дома и ем сухарики.

А когда вы появляетесь на пороге с газетой, вам и побриться нужно, и газету почитать.

Пока вы бреетесь, руки у вас заняты: в одной — электрическая или обычная бритва, а другая непрерывно движется, выполняя все те множественные манипуляции, которые сопутствуют процессу бритья.

Уж вам ли не знать, как это делается!

Между прочим, глаза у вас тоже заняты — так же, как и руки.

А поскольку и глаза, и руки при деле, то газету почитать у вас не выйдет, если, конечно, вы не хотите порезаться.

Зато ушами читать газету вы могли бы — они-то в этот момент свободны (хотя одних ушей, разумеется, недостаточно, всё-таки газету читают глазами, а не ушами). Я неспроста отметил, что уши у вас не заняты — ведь я буду рядом с вами, и именно благодаря мне вы, так сказать, сможете читать газету ушами.

Собственно, к тому времени, как вы приметесь за бритьё, я доем сухарики, и, следовательно, у меня освободятся глаза и язык. Так что вы будете бриться, а я — читать вам вслух газету.

Теперь понятно?

Вы бреетесь, стоите себе:

вжик-вжик-вжик...

или ЖУ-ЖУ-ЖУ-ЖУ-ЖУ Ж-Ж-Ж-Ж-Ж ЖУ-ЖУ

жу-жу-жу-ж-ж-ж .:

а я в это время выразительным собачьим голосом читаю вам газету.

Вы мой голос слышали? Да? То-то же.

И не нужны никакие ботинки для рук, да и для ног тоже. Руки и ноги у меня теперь всегда будут свободны.


Рекомендуем почитать
«Митьки» и искусство постмодернистского протеста в России

Группа «Митьки» — важная и до сих пор недостаточно изученная страница из бурной истории русского нонконформистского искусства 1980-х. В своих сатирических стихах и прозе, поп-музыке, кино и перформансе «Митьки» сформировали политически поливалентное диссидентское искусство, близкое к европейскому авангарду и американской контркультуре. Без митьковского опыта не было бы современного российского протестного акционизма — вплоть до акций Петра Павленского и «Pussy Riot». Автор книги опирается не только на литературу, публицистику и искусствоведческие работы, но и на собственные обширные интервью с «митьками» (Дмитрий Шагин, Владимир Шинкарёв, Ольга и Александр Флоренские, Виктор Тихомиров и другие), затрагивающие проблемы государственного авторитаризма, милитаризма и социальных ограничений с брежневских времен до наших дней. Александр Михаилович — почетный профессор компаративистики и русистики в Университете Хофстра и приглашенный профессор литературы в Беннингтонском колледже. Publisher’s edition of The Mitki and the Art of Post Modern Protest in Russia by Alexandar Mihailovic is published by arrangement with the University of Wisconsin Press.


Джоаккино Россини. Принц музыки

В книге подробно и увлекательно повествуется о детстве, юности и зрелости великого итальянского композитора, о его встречах со знаменитыми людьми, с которыми пересекался его жизненный путь, – императорами Францем I, Александром I, а также Меттернихом, Наполеоном, Бетховеном, Вагнером, Листом, Берлиозом, Вебером, Шопеном и другими, об истории создания мировых шедевров, таких как «Севильский цирюльник» и «Вильгельм Телль».


Загадка творчества

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


РИО № 7 (23), июль 1988

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Гучномовець №1 1988

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Другая история искусства. От самого начала до наших дней

Потрясающее открытие: скульпторы и архитекторы Древней Греции — современники Тициана и Микеланджело! Стилистический анализ дошедших до нас материальных свидетелей прошлого — произведений искусства, показывает столь многочисленные параллели в стилях разных эпох, что иначе, как хронологической ошибкой, объяснить их просто нельзя. И такое объяснение безупречно, ведь в отличие от хронологии, вспомогательной исторической дисциплины, искусство — отнюдь не вспомогательный вид деятельности людей.В книге, написанной в понятной и занимательной форме, использовано огромное количество иллюстраций (около 500), рассмотрены примеры человеческого творчества от первобытности до наших дней.