Трансфинитное искусство - [11]
Сожалею, но помочь вам ничем не могу.
Я с места не сдвинусь, пока не узнаю, оставила ли мне матушка какие-то указания насчёт хвоста. А если вам надоело смотреть, как я размышляю, то пойдите погуляйте.
Поищите-ка и вы свой хвост.
Как хотите, а я начал думать.
Не мешайте мне, пожалуйста.
Хм...
Хм...
Хм...
....
Господа!
Я всё обдумал.
Мне очень жаль, каюсь.
Я понимаю, что из-за меня вы потеряли драгоценное время.
НО Я ДОЛЖЕН СООБЩИТЬ ВАМ, ЧТО ХВОСТА У МЕНЯ НЕТ И НИКОГДА НЕ БЫЛО!
Никаких сомнений больше не осталось, и соответственно...
Вы лучше меня знаете, что я уже никогда не буду собакой — таким чисто выбритым псом, какого вы хотели и каким я собирался стать.
Приношу вам свои извинения.
Честное слово, я искренне верил, что у меня есть хвост, и даже когда я обшарил и свои карманы, и ваши, и всё вокруг, да так ничего и не нашёл, я продолжал верить. Ведь сам факт, что хвоста у меня с собой не было, ещё ни о чём не говорил.
Я мог бы, к примеру, забыть его дома, или потерять, когда ездил в Испанию, или просто-напросто выкинуть где-нибудь в метро, решив, что это обычная нитка. Я даже мог бы предположить — и это всего лишь предположение — что его украли.
Вот скажите, господа, почему бы не предположить, что ваш хвост на самом деле вовсе не ваш, а мой?
Как видите, всё представлялось возможным и поправимым до тех пор, пока я над этим всерьёз не задумался.
Не стану утомлять вас рассказами о моих личных изысканиях.
Лучше сразу доложу результат. В общих чертах.
Во-первых, я окончательно убедился в том, что матушка не оставила мне никаких указаний насчёт хвоста,
а во-вторых, я пришёл к выводу, что она его никогда и не видела.
И если уж моя матушка его не видела, значит его не было и в помине.
Вы не расслышали?
Ещё раз приношу вам свои извинения. Всё, теперь ухожу.
Да-да, ухожу, уже почти ушёл, но прежде чем
уйти насовсем, я хотел бы ... хотел бы... как бы это сказать... ?
Ну вы же понимаете? Мне есть хочется, да, хочется есть.
Так хочется есть, что я бы сейчас запросто всех вас съел.
Не верите мне?
Что ж тут странного?
Я ведь и сегодня ничего не ел,
и вчера, и позавчера, и поза-позавчера, и поза-поза-поза-позавчера — не ел аж с самого... знаете какого дня?
С того самого дня, как матушка моя в последний раз приложила меня к груди.
Нет, матушку я не упрекаю — в чём же её упрекнуть, если её не стало как раз в тот день, когда она последний раз приложила меня к груди.
И отца я не упрекаю — он-то умер ещё раньше.
Я вообще никого не упрекаю.
И вас всех я готов съесть вовсе не потому, что в чём-то вас упрекаю, а потому что
голодный я.
Послушайте, господа. Нам необходимо
найти такое решение, чтобы и вам было хорошо, и мне. То есть, чтобы мне удалось, наконец, что-нибудь съесть, и желательно не вас, а вы бы при этом питались как обычно.
Должен же быть какой-то выход.
Надо подумать.
Я ем...
Он ест...
Вы едите...
Я ем...
Все едят.
Вы едите?
Вы меня едите.
Нет, это я вас ем.
Всё, господа! Придумал.
Я нашёл совершенно съедобное компромиссное решение.
Поверьте на слово. А нашёл я его, прибегнув к надёжному и действенному методу — методу исключения.
Да вы и сами этим методом пользуетесь — например, когда хотите завести собаку.
Вы заводите собаку, но прежде чем завести, внимательно её осматриваете. И заводите вы её, только если она вас устраивает.
Вот и я рассуждаю точно так же.
Говорю себе: нужно найти съедобное решение.
Легко сказать, да? Но мне-то легко, поскольку
ничего съедобного я не знаю. Выходит, мне надо выбрать из того, чего я не знаю. Поэтому я быстро исключаю всё, что знаю. И таким образом нахожу решение...
Господа,
Я СТАНУ ВАШИМ ПСОМ! Не сердитесь, ещё раз повторяю,
потерпите немного.
Я СТАНУ ВАШИМ ПСОМ и не буду бриться. Отпущу бороду. И в итоге
не смогу выходить из дома за газетой.
Сейчас, ещё чуть-чуть, я не закончил.
Газету вы будете покупать сами.
Да помолчите же! Говорю вам.
Я сижу дома и ем сухарики.
А когда вы появляетесь на пороге с газетой, вам и побриться нужно, и газету почитать.
Пока вы бреетесь, руки у вас заняты: в одной — электрическая или обычная бритва, а другая непрерывно движется, выполняя все те множественные манипуляции, которые сопутствуют процессу бритья.
Уж вам ли не знать, как это делается!
Между прочим, глаза у вас тоже заняты — так же, как и руки.
А поскольку и глаза, и руки при деле, то газету почитать у вас не выйдет, если, конечно, вы не хотите порезаться.
Зато ушами читать газету вы могли бы — они-то в этот момент свободны (хотя одних ушей, разумеется, недостаточно, всё-таки газету читают глазами, а не ушами). Я неспроста отметил, что уши у вас не заняты — ведь я буду рядом с вами, и именно благодаря мне вы, так сказать, сможете читать газету ушами.
Собственно, к тому времени, как вы приметесь за бритьё, я доем сухарики, и, следовательно, у меня освободятся глаза и язык. Так что вы будете бриться, а я — читать вам вслух газету.
Теперь понятно?
Вы бреетесь, стоите себе:
вжик-вжик-вжик...
или ЖУ-ЖУ-ЖУ-ЖУ-ЖУ Ж-Ж-Ж-Ж-Ж ЖУ-ЖУ
жу-жу-жу-ж-ж-ж .:
а я в это время выразительным собачьим голосом читаю вам газету.
Вы мой голос слышали? Да? То-то же.
И не нужны никакие ботинки для рук, да и для ног тоже. Руки и ноги у меня теперь всегда будут свободны.
Группа «Митьки» — важная и до сих пор недостаточно изученная страница из бурной истории русского нонконформистского искусства 1980-х. В своих сатирических стихах и прозе, поп-музыке, кино и перформансе «Митьки» сформировали политически поливалентное диссидентское искусство, близкое к европейскому авангарду и американской контркультуре. Без митьковского опыта не было бы современного российского протестного акционизма — вплоть до акций Петра Павленского и «Pussy Riot». Автор книги опирается не только на литературу, публицистику и искусствоведческие работы, но и на собственные обширные интервью с «митьками» (Дмитрий Шагин, Владимир Шинкарёв, Ольга и Александр Флоренские, Виктор Тихомиров и другие), затрагивающие проблемы государственного авторитаризма, милитаризма и социальных ограничений с брежневских времен до наших дней. Александр Михаилович — почетный профессор компаративистики и русистики в Университете Хофстра и приглашенный профессор литературы в Беннингтонском колледже. Publisher’s edition of The Mitki and the Art of Post Modern Protest in Russia by Alexandar Mihailovic is published by arrangement with the University of Wisconsin Press.
В книге подробно и увлекательно повествуется о детстве, юности и зрелости великого итальянского композитора, о его встречах со знаменитыми людьми, с которыми пересекался его жизненный путь, – императорами Францем I, Александром I, а также Меттернихом, Наполеоном, Бетховеном, Вагнером, Листом, Берлиозом, Вебером, Шопеном и другими, об истории создания мировых шедевров, таких как «Севильский цирюльник» и «Вильгельм Телль».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Потрясающее открытие: скульпторы и архитекторы Древней Греции — современники Тициана и Микеланджело! Стилистический анализ дошедших до нас материальных свидетелей прошлого — произведений искусства, показывает столь многочисленные параллели в стилях разных эпох, что иначе, как хронологической ошибкой, объяснить их просто нельзя. И такое объяснение безупречно, ведь в отличие от хронологии, вспомогательной исторической дисциплины, искусство — отнюдь не вспомогательный вид деятельности людей.В книге, написанной в понятной и занимательной форме, использовано огромное количество иллюстраций (около 500), рассмотрены примеры человеческого творчества от первобытности до наших дней.