Трагические поэмы - [11]

неразумных рать

Была готова с бою брать

Светило дня в своей отваге,

Но Божья гневная рука

Покрыла их тела и стяги

Взметенной тучею песка.

Избрав героя, Бог берет

В расчет отвагу наперед,

А длани все равны для Бога[38];

Среди язычников Творец

Явил чудес различных много,

Немало испытал сердец.

Пример Сцеволы здесь хорош[39]:

Сей удалец, утратив нож,

Врага отбросил дерзкой речью

От римских стен и вынес жар,

И принял от огня увечье,

И тем сильней нанес удар.

Дабы тиранам дать урок,

Бесстрашных избирает Бог,

И если в Церкви станет мало

Подобных пламенных сердец,

Он сил ее лишит сначала

И благодати под конец.

Избрал он первых двух царей

Не из надменных главарей,

Привычных щеголять в обновах,

Он выбрал тех, кто без прикрас:

Один искал ослиц отцовых,

Другой овечье стадо пас[40].

Беда, коль правящий готов

Призвать на помощь чужаков.

Прованс, ты счастлив, поелику

Господь, дарящий благодать,

Помог достойного владыку[41],

Тебе в твоих шатрах избрать.

Французы, нас ждала беда:

С Франциском бились мы тогда,

Увы, с его мятежным войском,

Сильнейший нами предводил,

Мы взяли верх в бою геройском,

Но там и наших тьма могил.

О сколько Бог огней припас

Карающих! Он предал нас

Безбожным ордам преисподней,

Однако разум наш привык

От власти отличать Господней

Власть грешную земных владык.

Лукавый, твой непрочен трон,

Ты видел близкий свой урон,

Ты оком тусклым зрел когда-то,

Сколь наши суетны сердца,

Ты брата устремил на брата

И поднял сына на отца.

Забывшие покой и сон,

Как встарь Самсон и Гедеон[42],

Вы не щадите рук в работе,

Сквозь лед и пламя, жар и стыдь

К холодному ключу идете,

Чтоб влагу истины добыть.

Трудись, как вождь былых времен,

Властитель наш, наш Гедеон,

Омой ты сердце в чистых водах,

Скорей живой воды испей.

Есть праздный труд, но есть и отдых

Труда любого тяжелей.

Хотя с тобою верных глаз

И душ немало в трудный час,

Боюсь, что умысел Далилы[43]

Тебя лишит волос и сил,

Дабы утратившего силы

Скоп филистимский ослепил.

Я вижу день, когда к врагам

Войдешь ты в их поганский храм,

Чтоб веселить их легионы,

Но из последних сил потом

Обрушишь Франции колонны

И сгинешь сам под потолком[44].

Ты отречешься от Христа,

И поразит Господь уста,

Преступный твой язык карая,

Ты сердцем суетным солжешь,

Тебя постигнет казнь вторая,

Господь пронзит его за ложь[45].

Тебя любовь лишает глаз,

Грядет убийца в должный час;

С повязкой на глазах, бедняга,

Ты обреченно ждешь клинка,

Грозна с повязкой рядом шпага

И верх берет наверняка.

Покои пышные дворов

В панелях, в роскоши ковров

Приюта истине не дали;

На твердых скалах глас Творца

Начертан: видимо, скрижали

Не столь тверды, как здесь сердца.

Сих грозных круч, сих скал ряды

На глаз суровы и тверды,

Но души этим видам рады,

А там, где роскошь тешит взгляд,

Пиры, веселья и услады

Скорее душу отвратят.

Ты, эхо, подхвати мой глас,

Удвой, умножь во много раз:

Вы, поднебесных кряжей кручи,

Мой горький плач несите вдаль,

И пусть несут лохмотья тучи

Во Францию мою печаль.

Коль вновь увидите, друзья,

Что заповедь нарушил я

И что могу нарушить снова,

Ошибку не судите зря,

Бесчинства заклеймить сурово

Нельзя, бесчинств не натворя.

Но коль дерзнул я без завес

Явить вам таинства небес,

Земных богов я атакую;

Открой мне, Боже, арсенал

Их недругов, дай мощь такую,

Чтоб я в сраженьях побеждал.

Не защищаю строк моих

Пред теми, кто хулит мой стих,

Мне недовольство их по нраву.

Друзья, мне ведомо: мой плод

Для них таит в себе отраву,

Вам исцеление несет.

Вам славить Бога, им бледнеть,

Вам петь, им сокрушаться впредь.

В избытке страха, вволю смеха

В моих слезах, в словах стихов,

Дабы удваивало эхо

Ваш смех и ненависть врагов.

Но их мне почему-то жаль,

Пишу о них — в душе печаль:

Кто служит праву, а не склоке,

Кто с правосудием в ладу,

Обязан истреблять пороки,

Но к людям не питать вражду.

Влиятельных домов сыны

Молчат, хотя поражены,

И, уподобясь чадам Ноя[46],

Стоят, потупив скромно взор,

Дабы родитель с перепоя

Глазам их не являл позор.

Так по вине лукавых чад,

Стыдливо отводивших взгляд,

Не встретит мерзость укоризны,

Зато в униженной стране

Нашли мы не отцов отчизны —

Врагов, безгрешных лишь во сне.

Верни мне, Боже, голос мой,

Суровым сердцем удостой,

Дай голос мне возвысить, Боже,

Обязан я глаза открыть

Тем, кто, сумняшеся ничтоже,

Злочинства не престал творить.

В широкий мир, мой труд, иди!

Так сердце мается в груди,

Искать в законах толк устало:

Колеблюсь я сто раз на дню,

Себя кляну спервоначала,

Потом тебя во всем виню.

Дитя законное, мой том,

Господь свидетельствует в том,

Ты к Церкви приобщен Господней,

Будь справедливостью хорош,

Будь крепок истиной сегодня,

Бессмертье завтра обретешь.

КНИГА ПЕРВАЯ БЕДЫ

Коль надобно идти на легионы Рима,

Коль италийский сброд разить необходимо,

Припомнить впору нам, как в Альпах Аннибал

Сквозь кручи кислотой проходы прожигал[47].

Мой огненный порыв, а также едкость нрава

Семь гор прожгут насквозь, как крепкая протрава,

Я скалы сокрушу и предрассудков тьму,

Чья сила Цезарю мешала самому,

Когда узрел он Рим, пред ним дрожащий в страхе,

Ломающий персты, рыдающий во прахе,

Простерший к сыну длань, чтоб дерзкому не дать,

Ступая напролом, родную кровь топтать.

Но вижу в капищах у идольских подножий

Окровавленный лик плененной Церкви Божьей,

Чей взор меня разит, бросает мне укор,