Трагедии - [58]

Пусть расцветет, творя добро,

170 Достойный сын ван Бредеро.

Лелеять будет рейнский Лек,

Покорный нежному влеченью,

Зеленой поросли побег,

Что защитит своею тенью

Мать и прекрасных дочерей.

Так ждут проснувшиеся лозы

Весенних радостных дождей,

И жаждут вешних ливней розы.

Пусть небеса благословят

180 Ту колыбель и этот сад.

СКРЕБНИЦА [307]

Господину Хофту, стольнику Мейдена.

Как, стольник, возросла людского чванства мера,

Что верою себя зовет любая вера!

Религий множество — неужто навсегда?

Неужто не в одной, всеобщей, есть нужда?

Потребны ль господу такие христиане,

Со словом божиим не в сердце, а в кармане?

И как не помянуть речение Христа [308]

О тех, не сердце кто приблизил, а уста?

Спасителю нужна душа, а не цитата,

10 Что приготовлена всегда у пустосвята;

Подобна братия премерзкая сия

Повапленным гробам [309], исполненным гнилья.

Был не таков, о нет, отец голландских граждан [310],

Кто в качестве главы народом был возжаждан,

Кто внешностью благой являл благую суть, —

И вот, после того, как он окончил путь,

Мы сетуем о нем, скорбя неизмеримо:

Коль с кем-то он сравним — то с консулами Рима,

Что целью числили раденье о стране, —

20 Был землепашца труд тогда в большой цепе,

А золотой посул из вражьего вертепа

Ценился менее, чем жареная репа [311].

Таким его навек запомнил город мой —

С морщинистым лицом, зато с душой прямой.

Как не почтить теперь тебя с печалью жгучей,

Опершийся на трость державы столп могучий!

Уж лучше никогда не вспоминать бы мне

Дни Катилины, дни, сгоревшие в войне [312];

Ты посвящал себя служенья доле славной,

30 Когда твою главу главарь бесчестил главный [313], —

Ты был бестрепетен и не щадил трудов,

Спасаючи сирот, изгнанников и вдов.

Ты не искал вовек ни почестей, ни денег,

Не роскоши мирской, а милосердья ленник,

Всем обездоленным заботливый отец —

Зерцало честности, высокий образец!

Вовек ни в кровь, ни в грязь не окунал ты руки,

Ты ни одной мольбы не приравнял к докуке,

С которой мыслию оставил ты людей?

40 Коль ты глава для всех — то обо всех радей!

Да, мог бы Амстердам тебя возвысить вдвое,

Возьми он в герб себе реченье таковое, —

Сим принципом навек прославился бы град,

Поскольку следовать ему ценней стократ,

Чем обладать казной реалов и цехинов, —

Страна бы процвела, преграды опрокинув.

Когда б нам не одну иметь, а много глав,

Испанцам убежать осталось бы стремглав,

Воскреснуть бы пришлось велеречивцу Нею [314],

50 Чтоб, мощь узрев сию, склониться перед нею,

На перекладинах, столь безобидным впредь,

Пиратам Дюнкерка [315] висеть бы да висеть,

И кто же посмотреть при этом не захочет

На капера, что нам сегодня гибель прочит,

Что с наших рыбаков дань жизнями берет,

И всюду слышен плач беспомощных сирот

И безутешных вдов, что у беды во власти, —

В корыстолюбии причина сей напасти,

Что выгоду свою за цель велит почесть, —

60 Коль выражусь ясней — меня постигнет месть,

Позор иль даже казнь за разглашенье истин.

Защитник истины повсюду ненавистен.

Их мудрость главная — помалкивай, кто сыт.

И я бы ей служил, да сердце не велит, —

Она крушит мою земную оболочку,

Так юное вино разламывает бочку.

Неисправимец, я исправить век хочу,

Век, что себя обрек позорному бичу,

Наш век стяжательства, наш век злодейских шаек,

70 Клятвопреступников, лгунов и попрошаек.

Когда бы жил Катон [316] еще и до сих пор,

Как стал бы яростен его державный взор,

Узревший этот век, погрязший в лжи и войнах,

Смиренье нищее всех честных и достойных,

И власть имущества плутов, имущих власть.

Он возглаголал бы: "Сей должно ков разъясть!

Сей должен быть корабль на путь наставлен снова!

Сместить негодного потребно рулевого,

Что корабля вести не в силах по волнам,

80 Подобный увалень лишь все испортит нам, —

Покуда больших бед не сделал он — заране

Я за ухо его приколочу к бизани!"

Коль был бы жив Катон — не знать бы нам скорбен,

Но нет его — и мы все меньше, все слабей,

И диво ли, что нас враги опередили [317],

Пока стояли мы средь моря, в полном штиле,

Полуразбитые, почти что на мели.

При рулевых таких — плывут ли корабли?

И можно ль осуждать безнравственность поступка

90 Того, кого несет к земле ближайшей шлюпка?

Но отрекаться я от тех повременю,

В чьем сердце место есть сыновнему огню,

Любви к отечеству: они, как жемчуг, редки,

Когда на серости — парадные расцветки;

Но унывать зачем, пока у нас в дому

Толика мудрости дана кое-кому,

Довольно есть таких, кто не подходит с ленью

К правоблюстительству, к державоуправленью,

И кто не припасет для собственной мошны

100 Ни одного гроша общественной казны;

Не соблазнится кто хитросплетеньем лести,

Не будет господу служить с мамоной вместе.

Благочестивец где, что наконец вернет

Расцвет Голландии, ее былой почет;

Неужто мысль сия — крамола перед богом?

Неужто говорю чрезмерно новым слогом?

Нет, все не так, увы. Роскошны времена.

Откормлен жеребец, чтоб дамы допоздна

Могли бы разъезжать с детьми в златой карете, —

110 Тем временем растут и в брак вступают дети,

И мода новая идет по их следам, —

Как флаги рыцарей, шуршат вуали дам,

Кто повести о них внимать хотел бы дале —

В сатире Хейгенса[318] отыщет все детали:

Он пышность глупую, клеймя, избичевал.

Царит излишество и требует похвал [319],

Чиноторговствует и шлет врагу товары