Товарищи офицеры - [18]
Но Маша была далекой, далекой.
Письма Климову по ошибке пересылали в лес. Это обнаружилось на другой день после его знакомства с Валей. Его удивила не ошибка, а то, что сам он ничуть не зол на незадачливых гарнизонных почтарей.
Маша не забыла его. Она помнила и любила. И не лукавила больше, не выдумывала «испытательных сроков». Климов тоже не сомневался в том, что продолжает ее любить…
…В тот вечер он проводил Валю на одну из окраинных улочек. Он помнил: там была грязь, и девушка, переступая лужицы, крепко цеплялась за его руку. Он перенес бы ее на руках, если б она попросила. Но она даже не разрешила довести ее до калитки — остановила его на углу тускло освещенного перекрестка:
— Дальше я одна. Мой дом рядом…
— Прощайте? — сказал Климов с неожиданной для него самого вопросительной интонацией. Она улыбнулась:
— До свидания. Если хотите. Но… Я позову сама…
И растаяла в темноте.
Всю дорогу — назад, к своему жилищу — Климов повторял необыкновенное обещание и не думал о том, что сам нечаянно выпросил его. «Позову сама!» Она не знала ни адреса его, ни фамилии. Он тоже ничего не знал о ней, кроме имени.
Конечно, смешно при первом знакомстве задавать девушке навязчивые «анкетные» вопросы. Климов не укорял себя за то, что не успел расспросить девушку. Но из ее разговора — а она говорила почти не умолкая — лейтенант хоть что-то должен был понять. Кто она? Замужем или нет? Медик или портниха? Местная уроженка или гостья из Одессы? В этих-то простых вопросах смог бы разобраться любой школьник.
Климов не мог разобраться в них и на второй день, и на третий. Валя представлялась ему то неверной женой какого-то старика, то избалованной дочерью состоятельных родителей, то делалась вдруг серьезной, и он видел ее в белом халате зубного врача, а потом — в изящном комбинезоне — инженером местной фабрики. Все было правдоподобно. Валя с одинаковой уверенностью оказывалась в роли воспитательницы детского сада и заезжей артистки; она могла быть и шпионкой, засланной из-за рубежа для обольщения болотинского гарнизона.
Климов усмехался и кусал губы. «Позову сама!» А когда? И зачем? И что из этого выйдет?
Сашка Лобастов редко захаживал в Дом офицеров, потому что в тамошнем буфете ничего не держали, кроме пива и шампанского. Танцы его не привлекали — танцевать был не горазд и знакомился с женщинами иным способом. Библиотеки для него как бы не существовало, начитанностью не отличался, зато весь был начинен «железными», как он сам называл, «заповедями».
«Кривая мимо начальника короче прямой»; «не снимай трубку телефона: получишь приказание!»; «офицер должен быть выбрит и слегка пьян»; «не спеши выполнять приказание, ибо его отменят»; «не пьет только телеграфный столб: у него чашечки книзу».
Улыбаясь нагловатыми, спокойными глазами, Лобастов сыпал заповеди на голову Климова. Подбадривал приунывшего дружка. И Климов, прощая и пошловатость его, и грубость, жалел об одном: нельзя, никак нельзя поделиться с этим детиной своими сердечными заботами… Он, конечно, поможет, но сначала — осмеет. Климов не за себя боялся, а за Машу. Сам он даже с каким-то интересом следовал за Лобастовым…
Вот уже третий месяц с ними не было Артаняна, и странно, как отразилось его отсутствие на всем поведении Лобастова. Старший лейтенант словно расцвел и всегда ходил краснолицый, как из бани. Уверенно острил, не боясь соперничества. А раньше его словно сковывала летучая и едкая насмешливость Артаняна. Лобастов чувствовал это и говорил теперь, как бы оправдываясь:
— У него, у д’Артаньяна, нет русского размаха… А знаешь, он и тебя не хотел развращать. К бабам-то мы без тебя ходили…
Климов почему-то не верил «про баб». И не понимал, что имеется в виду под словом «размах». И тогда Лобастов тянул приятеля в «Прибой» — далекий от морей и океанов болотинский ресторанчик…
Здесь, под низкими сводами, под прокуренной позолотой толстенных стен «Прибоя» когда-то крупно кутил гусар князь Волконский, похитивший из болотинского монастыря молоденькую монашенку. «Исторический факт!» — говорил Лобастов.
…Миловидная толстушка уперлась белым передником в край стола и виновато улыбнулась:
— Извиняюсь, меня задержали. Что не зачеркнутое, в меню все есть.
— Долго, Катя, тебя задерживают, — сказал Лобастов, произнося с особой, двусмысленной интонацией слово «задерживают». Всех официанток он знал по имени и знал еще кое-что о них, чему Климов не хотел верить. Например, он не мог поверить, что чистенькая, с наивными веселыми глазами Катя — только моргни ей — станет твоя.
Чтоб случайно не моргнуть, Климов смотрел в стол, пока Лобастов со знанием дела критиковал меню.
— Водки. Сто мало. Двести много. Два раза по сто пятьдесят. — Шуточка «с бородой», но в устах Саши Лобастова звучит удивительно естественно.
Стараясь не морщиться, Климов мужественно осушил первый стакан. Нет, он еще верил в Сашку! Лобастов, вылавливая в блюдце скользкие шляпки грибов, говорил:
— Ермаков так же тебя на вилку наколет — как гриба — попомни мои слова. И Ермакова — тоже на вилку посадят. После инспекторской. Ведь роту он провалит, а?.. — Почему-то он не любил Ермакова, а Бархатова хвалил: «Хитрый мужик! Знает, на чем выехать!..»
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В романе «Белая птица» автор обращается ко времени первых предвоенных пятилеток. Именно тогда, в тридцатые годы, складывался и закалялся характер советского человека, рожденного новым общественным строем, создавались нормы новой, социалистической морали. В центре романа две семьи, связанные немирной дружбой, — инженера авиации Георгия Карачаева и рабочего Федора Шумакова, драматическая любовь Георгия и его жены Анны, возмужание детей — Сережи Карачаева и Маши Шумаковой. Исследуя характеры своих героев, автор воссоздает обстановку тех незабываемых лет, борьбу за новое поколение тружеников и солдат, которые не отделяли своих судеб от судеб человечества, судьбы революции.
Повесть «У Дона Великого» — оригинальное авторское осмысление Куликовской битвы и предшествующих ей событий. Московский князь Дмитрий Иванович, воевода Боброк-Волынский, боярин Бренк, хан Мамай и его окружение, а также простые люди — воин-смерд Ерема, его невеста Алена, ордынские воины Ахмат и Турсун — показаны в сложном переплетении их судеб и неповторимости характеров.
Книгу известного советского писателя Виктора Тельпугова составили рассказы о Владимире Ильиче Ленине. В них нашли свое отражение предреволюционный и послеоктябрьский периоды деятельности вождя.
Почти неизвестный рассказ Паустовского. Орфография оригинального текста сохранена. Рисунки Адриана Михайловича Ермолаева.
Роман М. Милякова (уже известного читателю по роману «Именины») можно назвать психологическим детективом. Альпинистский высокогорный лагерь. Четверка отважных совершает восхождение. Главные герои — Сергей Невраев, мужественный, благородный человек, и его антипод и соперник Жора Бардошин. Обстоятельства, в которые попадают герои, подвергают их серьезным испытаниям. В ретроспекции автор раскрывает историю взаимоотношений, обстоятельства жизни действующих лиц, заставляет задуматься над категориями добра и зла, любви и ненависти.
В основу произведений (сказы, легенды, поэмы, сказки) легли поэтические предания, бытующие на Южном Урале. Интерес поэтессы к фольклору вызван горячей, патриотической любовью к родному уральскому краю, его истории, природе. «Партизанская быль», «Сказание о незакатной заре», поэма «Трубач с Магнит-горы» и цикл стихов, основанные на современном материале, показывают преемственность героев легендарного прошлого и поколений людей, строящих социалистическое общество. Сборник адресован юношеству.