Товар для Ротшильда (сборник) - [3]
Из подъезда, освещенного лампочкой, не тронутой суеверными хулиганами вышел во внешние сумерки высокий подросток. Он был одет в румынский плащ цвета какао. В его походке, в том, как он дрыгал при ходьбе коленками, было нечто музыкально-гротескное. В руке у него было мусорное ведро — он направлялся к помойке.
«Мертвоглядов, — отметил он, искоса приглядываясь, — Так… и Кунц».
Кунц… Какова причина… Почему Кунц, но не этот, дворовой, а одноклассник, позавчера у протезного Трифонова… Шел урок черчения, Гарриман сидел параллельно Кунцу и Тыкве, за предпоследней партой и показывал Ане Малкут, по прозвищу, естественно, Малкина старый, потрепанный выпуск немецкого журнальчика «Рор».
По мере того, как в иллюстрациях наводили шмон, цена издания падала, и Гарри в конце концов срубил его у Толи Седовца, кажется за пятеру. Там были девочки — Тамара, Роза, Рая, точнее — Марша Хант, Мэри Хопкин и стриженая под мальчика Тара Кинг. Давно сгинуло кому-то под стекло цветное, на две страницы фото — битлзы, как те «усатые грузины, что ждут давным-давно» сидят в комнате, и видно, что смеются над новейшей протеже Маккартни рыжеволосой Мэри Хопкин. Большая статья «Der agressive rock» — три образчика: самая громкая группа Blue cheer, самая радикальная Dave Peel & The Lower eastside, и самая свирепая MC 5. Герой репортажа в цвете был похожий на чурку Питер Сарстэд, автор шлягеров «Я — собор» и «Моя обезьянка — джанки». Календарь-биография «нежного садовника любви» (так его окрестил Жак Брель) Адамо. Страничка, посвященная группе Steppenwolf. Европейская психоакустика в лице Krokodil, цыганский хард-рок на три рыла, детище братьев Гурвиц группа Gun. Остальное успели повыдергивать те, в чьих руках журнальчик успел побывать до того, как попал в портфель Толи Седовца, который симпатизирует Азизяну, хотя они вместе и не лежали. Навели шмон, а когда-то это был толстый и сочный, как бифштекс с кровью, номер. Обложка еще сверкала, когда Вовка Фирер впервые вынимал его из газеты с памфлетом «Путь предательства». Про Солженицына.
И все. Как выражается Тыква — «сон улетучился». Тяжелые и тупые тапиры, и дочери советских офицеров быстрее выучат, кто такой Рильке, чем станут сберегать ценные фото и сведения об Адамо или Мэри Хопкин. Их уж и не помнит толком никто. Они, с определенного возраста, все якобы сами себе Адамо, побирушки несчастные. И Мэри Хопкин ихних мы видели — несмотря на две вечно разинутые глотки — upthere, downthere — петь не умеют совершенно. Фальшивят даже свою заветную молитву: «Приди ко мне, я одарю тебя слюной, мочою, потом, и отцовскою улыбкой».
— Таково было содержание «Рор»…
— Шо ви сказали?
— Поп!
— Срака… (поразмыслив) Там, блядь, не срака, а унитаз. Очко! — драматургия Азизяна без искажений и прикрас.
Трифонов — старик в коричневой сорочке, с лошадиным лицом, и глазами человека, который в молодости перенес ампутацию, чувствовал себя плохо. Несмотря на жертвы и подвиги. Что жертвы! Если бы им сберегли жизнь, то у таблоидов с нипелями и яйцами тиражи были бы на пару миллионов больше, а у газетины с намеком на свастику прибавилось бы сотни две читателей из числа свиней и лис. Трифонов явно догадывался о чем-то таком, чего так и не понял немецкий болван, простреливший ему ногу тридцать лет назад. Старый чертежник видел, чьи чувствительные к поцелуям шкуры он спас, и куда эти шкуры дружненько в последнее время засобирались. Ага! Похожий на Алека Гиннеса учитель рисования почти не чудил, он вообще последнее время чудил мало. С пришествием на эстраду нового поколения сатириков смех был незаметно превращен в обязанность.
Урок протекал спокойно. Вдруг Кунц и Тыква синхронно, точно эрекция в кривоватом зеркале, повскакали со стульев и обменялись ударами по хавальнику, от которых их полудетские личики, и без того румяные, раскраснелись еще больше. Тыква нанес только два, а Кунц успел ебнуть три раза. Он послал Тыкву в моральный нокаут. Тыква схватился за фэйс; до мутации черепного лба — его еще можно было закрыть двумя растопыренными пятернями, рухнул обратно на сраку, сложил на парте руки и пустил слезу, при этом его плечи шевелились, как у наркокурьера Лорри Мура в кинофильме «Попутного ветра, Синяя Птица!»
«Плачет!», — злорадно прошелестели дети. Возможно, Гарриману это и померещилось, он был чересчур взволнован развитием Ани, которая с каждым учебным годом делалась все приятней и понятнее — ее острым чувственным носом, пунцовыми щеками, пушистыми ресницами и блеском густых волос без намека на афро-кучери… Но! Пуговичная, не хипповая мотня Тыквиных штанов была расстегнута! А Кунц не скрывает, что регулярно «подсекает» за купанием своей жирной сестры. Живет он не настолько далеко, чтобы полениться растлить нарцисса Тыкву. Практически на одной площадке.
«Да-а! Кунц, Шульц энд яйца», — усмехается Гарриман, хлопая ладонью по днищу ведра, чтобы вывалилась прокладка из газеты. Он тотчас же вспоминает эластик Аниной жопки, и ему очень хочется одевать Аню, как заправскую глэм-куколку Мэри Озмонд, zum beispiel. Но ради этого необходимо наебать столько инстанций! Правительство УССР — раз, клиентуру КГБ — два, а оно вон, под боком. Красногвардейская, 33.
Книга первая. Посвящается Александру Ставашу с моей горячей благодарностью Роман «Дискотека» это не просто повествование о девичьих влюбленностях, танцульках, отношениях с ровесниками и поколением родителей. Это попытка увидеть и рассказать о ключевом для становления человека моменте, который пришелся на интересное время: самый конец эпохи застоя, когда в глухой и слепой для осмысливания стране появилась вдруг форточка, и она была открыта. Дискотека того доперестроечного времени, когда все только начиналось, когда диджеи крутили зарубежную музыку, какую умудрялись достать, от социальной политической до развеселых ритмов диско-данса.
Этот несерьезный текст «из жизни», хоть и написан о самом женском — о тряпках (а на деле — о людях), посвящается трем мужчинам. Андрей. Игорь. Юрий. Спасибо, что верите в меня, любите и читаете. Я вас тоже. Полный текст.
Книга представляет собой оригинальную и яркую художественную интерпретацию картины мира душевно больных людей – описание безумия «изнутри». Искренне поверив в собственное сумасшествие и провозгласив Королеву психиатрии (шизофрению) своей музой, Аква Тофана тщательно воспроизводит атмосферу помешательства, имитирует и обыгрывает особенности мышления, речи и восприятия при различных психических нарушениях. Описывает и анализирует спектр внутренних, межличностных, социальных и культурно-философских проблем и вопросов, с которыми ей пришлось столкнуться: стигматизацию и самостигматизацию, ценность творчества психически больных, взаимоотношения между врачом и пациентом и многие другие.
Франтишек Ставинога — видный чешский прозаик, автор романов и новелл о жизни чешских горняков и крестьян. В сборник включены произведения разных лет. Центральное место в нем занимает повесть «Как надо умирать», рассказывающая о гитлеровской оккупации, антифашистском Сопротивлении. Главная тема повести и рассказов — проверка людей «на прочность» в годину тяжелых испытаний, выявление в них высоких духовных и моральных качеств, братская дружба чешского и русского народов.
История акушерки Насти, которая живет в Москве в недалеком будущем, когда мужчины научатся наконец сами рожать детей, а у каждого желающего будет свой маленький самолетик.
У безумного монаха Медарда, главного героя «Эликсиров сатаны» — романа, сделавшего Э.Т.А. Гофмана (1776—1822) европейской знаменитостью, есть озорная сестра — «Сестра Моника». На страницах анонимно изданной в 1815 году книги мелькают гнусные монахи, разбойники, рыцари, строгие учительницы, злокозненные трансвеститы, придворные дамы и дерзкие офицеры, бледные девственницы и порочные злодейки. Герои размышляют о принципах естественного права, вечном мире, предназначении женщин, физиологии мученичества, масонских тайнах… В этом причудливом гимне плотской любви готические ужасы под сладострастные стоны сливаются с изысканной эротикой, а просветительская сатира — под свист плетей — с возвышенными романтическими идеалами. «Задираются юбки, взлетают плетки, наказывают, кричат, стонут, мучают.
От издателя Книги Витткоп поражают смертельным великолепием стиля. «Некрофил» — ослепительная повесть о невозможной любви — нисколько не утратил своей взрывной силы.Le TempsПроза Витткоп сродни кинематографу. Между короткими, искусно смонтированными сценами зияют пробелы, подобные темным ущельям.Die ZeitГабриэль Витткоп принадлежит к числу писателей, которые больше всего любят повороты, изгибы и лабиринты. Но ей всегда удавалось дойти до самого конца.Lire.
«Мать и сын» — исповедальный и парадоксальный роман знаменитого голландского писателя Герарда Реве (1923–2006), известного российским читателям по книгам «Милые мальчики» и «По дороге к концу». Мать — это святая Дева Мария, а сын — сам Реве. Писатель рассказывает о своем зародившемся в юности интересе к католической церкви и, в конечном итоге, о принятии крещения. По словам Реве, такой исход был неизбежен, хотя и шел вразрез с коммунистическим воспитанием и его открытой гомосексуальностью. Единственным препятствием, которое Реве пришлось преодолеть для того, чтобы быть принятым в лоно церкви, являлось его отвращение к католикам.
Без малого 20 лет Диана Кочубей де Богарнэ (1918–1989), дочь князя Евгения Кочубея, была спутницей Жоржа Батая. Она опубликовала лишь одну книгу «Ангелы с плетками» (1955). В этом «порочном» романе, который вышел в знаменитом издательстве Olympia Press и был запрещен цензурой, слышны отголоски текстов Батая. Июнь 1866 года. Юная Виктория приветствует Кеннета и Анджелу — родственников, которые возвращаются в Англию после долгого пребывания в Индии. Никто в усадьбе не подозревает, что новые друзья, которых девочка боготворит, решили открыть ей тайны любовных наслаждений.