Тот самый - [32]

Шрифт
Интервал

– Ты веришь в реинкарнацию?

Повернув голову, я с любопытством взглянул на Кира, скрывая улыбку ребром ладони, и слегка подался вперед. Я опустил руки и сжал крепкое сиденье стула по краям.

– Нет. – Он нахмурил брови, сбитый с толку вопросом, и сплел пальцы в замок. – А что?

– Да вот, похоже, в тебе переродился Конфуций. Правда, никак не пойму: то ли он поглупел спустя тысячи лет, то ли сквозь него проскальзывают твои мысли. Решай сам.

– Еще слово, и мы с Конфуцием за себя не ручаемся.

– Вообще-то Конфуций был пацифистом… – Мне нравилось иронизировать с Киром по поводу и без. Точнее, мне нравилась его реакция. Алиса обычно не улавливала иронию либо делала вид, будто не замечает ее, чтобы я поскорее отстал.

– Вообще-то ты сказал уже четыре слова. Это больше чем одно…

– И меньше чем пять… – продолжил я с усмешкой.

Мы рассмеялись, не глядя друг на друга.

– Тогда хорошо, что мы в больнице. Не придется меня никуда тащить.

– Я всегда на шаг впереди.

Словами мы нащупывали границы личного пространства друг друга, пытаясь понять, что можно, а что нельзя. Чаще всего, когда любые взаимодействия с людьми доходили до этой точки, я капитулировал, потому что все, связанное с общением, давалось мне с трудом. Сейчас же я чувствовал легкость, и эта легкость меня пугала. Я слишком хорошо помнил мамины наставления и миф об Икаровых крыльях.

Я перестал скоблить ногтями грязные ладони и сунул их в карманы, стараясь сидеть спокойно. В детстве, когда я нервничал, мои руки начинали беспокойно шевелиться вне зависимости от моего желания, а сам я, по заверению мамы, превращался в юлу. По ее же словам, она всегда грозилась купить мне поводок с ошейником. Держа ладони в карманах, я разжимал и сжимал пальцы в кулаки.

– Однажды я украл книгу. – Мой взгляд скользил по белой шершавой стене. – Не помню, кажется, это был томик стихотворений какого-то неизвестного поэта. Сунул книгу под кофту и вышел из магазина, а сам так ни разу и не открыл ее. Нет… Это был Керуак «В дороге». Понятия не имею, зачем я ее стащил…

Вспоминая, я осознавал, что на моей терра инкогнита было гораздо больше темных пятен, чем я предполагал.

– Что? – Кир повернул голову, наморщив лоб.

– Факт, – лаконично напомнил я.

Как только Кир понял, о чем я говорил, его лицо стало задумчивым, а пальцы неосознанно коснулись подбородка, словно этот жест помогал ему вспомнить что-то важное.

– Почему ты так и не открыл книгу?

– Не знаю, вроде лежит в стопке других книг, а все равно как будто чужая. Краденая.

– Логично, ты же ее украл, – усмехнулся Кир.

– Спасибо, что напомнил. Вообще, в том-то и дело: я не думал, что это может стать проблемой. Совесть, что ли?

– В шестом классе я сжег школьный журнал. Заканчивалась четверть, а мои оценки были отвратительные. Я решил это самым, как мне тогда казалось, эффективным способом. – Кир улыбнулся, постукивая пальцами по колену.

– И как, помогло?

– Не особо. Так вот, если когда-нибудь захочешь сжечь журнал, не делай этого в школьном дворе.

Мы тихо засмеялись, будто боясь нарушить мертвую тишину.

С каждой новой минутой я увеличивал собственный риск быть обнаруженным мамой. Точнее, не обнаруженным в собственной постели, что было еще хуже. К тому же мне действительно хотелось спать.

Я медленно встал, по-прежнему держа руки в карманах, и оглядел коридор, словно он был заполнен людьми. Волосы завились от влаги и сбились неаккуратными завитками.

– Мне нужно идти, – сказал я.

– Малышам давно пора спать. – Я поймал на себе насмешливый взгляд и какое-то время решал, злиться мне или смеяться. Не выбрав ни один из вариантов, я сосредоточенно прикусил губу.

Повестись на провокацию – все равно что отдать лавры победителя Киру. Я не собирался этого делать.

– Я должен убедиться, что Алиса все сделала правильно, – заговорил я как ни в чем не бывало.

– Ну конечно, – подтвердил Кир все еще издевательским тоном. – Иди и убеждайся, сын мой. – Он сложил руки перед собой жестом китайского философа.

– Выключи Конфуция.

– Не могу… Процесс необратим.

– Кир.

– Что? – Он вопросительно выгнул бровь и посмотрел на меня снизу вверх. Я сделал несколько шагов вперед, а потом столько же назад, оказавшись в итоге на том же месте, где и стоял. Кир по-прежнему сидел на стуле, колупая соседнее сиденье.

– Я хотел кое-что спросить…

– Если хочешь – спрашивай.

Я вынул руки из карманов, разглядывая черные потеки запекшейся крови, и покачал головой.

– Я передумал.

– Значит, не спрашивай, – просто ответил он.

– И не буду.

Я и сам не был уверен, о чем именно мне хотелось спросить.

– Мне действительно пора.

– Увидимся позже. – Кир встал и пожал мне руку. Его рука, как и моя, была липкая и грязная. На мгновение наши ладони склеились чужой кровью. Я не стал уточнять, когда наступит «позже». С каждой минутой усталость все быстрее одолевала меня.

– Увидимся, – подтвердил я кивком и, разворачиваясь на пятках, зашагал по длинному коридору.

Вернувшись домой, я незаметно проскользнул в свою комнату и завалился в кровать, предварительно спрятав грязные вещи в шкафу. Тогда я не знал, что Алиса уже спала и что у нас появился новый член семьи.

Глава VII


Рекомендуем почитать
Вынужденное путешествие

Казалось, что время остановилось, а сердца перестали биться… Родного дома больше нет. Возвращаться некуда… Что ждет их впереди? Неизвестно? Долго они будут так плутать в космосе? Выживут ли? Найдут ли пристанище? Неизвестно…


Звездная девочка

В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.


Маленькая красная записная книжка

Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..


Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.


Песок и время

В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.


Прильпе земли душа моя

С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.