Тот самый - [31]

Шрифт
Интервал

– Может быть, я не хочу легче.

– А как же ты хочешь? – Мамины вопросы делились на несколько категорий: нейтральные вопросы, предупреждающие вопросы и вопросы-нападки. На этот раз мне достался вопрос-нападка, заданный с пассивной агрессией.

– По-настоящему. Хочется жить настоящей жизнью.

– По-твоему, как ты сейчас живешь?

– Не знаю. – Я пожал плечами. – Вполсилы. Все время чего-то жду.

– И чего тебе не хватает? – Мама принялась с усердием водить тряпкой по плите. – Знал бы ты, как мне дается эта твоя ненастоящая жизнь. И жизнь Алисы. Я кручусь как проклятая, а ты…

– Ма, скажи, ты родила нас, чтобы тебе было кого упрекать, да?

На самом деле я давно перестал удивляться тому, что мы жили втроем, а все мамины воздыхатели как-то слишком быстро испарялись.

Я крепче сжал пальцы, собираясь устроить новый перезвон ложкой. Горло все еще горело от цепких пальцев.

– Матвей… – снова позвал меня голос. Я разглядывал мамину спину.

– Как может быть легко, если все, абсолютно все в этом мире против тебя?

– Со временем это чувство пройдет… когда повзрослеешь. Когда-то мне тоже так казалось. Может быть, и не все против тебя. – Она уже успокоилась и делала вид, будто полностью контролировала ситуацию. Мы оба понимали, что это не так, но позволяли друг другу спокойно доиграть роли матери и сына. – Может быть, найдутся те, кто встанет на твою сторону.

– Матвей!

Голос звучал приглушенно. Мы с Киром сидели на пластиковых стульях под новым плакатом о борьбе со СПИДом, иногда разбавляя тишину разговорами. Никакой необходимости в этом не было, но мы не расходились по домам и оставались рядом друг с другом. Время для меня перестало существовать: прошло то ли несколько минут, то ли несколько часов. В тот день, окруженный больничным светом, я узнал, что никакой справедливости не существует. Сидя под тихими жужжащими лампами и ощущая стягивающую кровь на пальцах, я возвращался в прошлое. Только в прошлом не было Кира, в настоящем он – свет маяка, не позволяющий забыть, что я находился здесь и сейчас. Я успокоился, но только на время, пока новые мысли не взволновали меня: как скоро проснется мама? И во сколько баллов можно будет оценить шторм, который поднимется в нашем доме? Загадывая наперед, я оценивал его в тринадцать баллов из двенадцати существующих по шкале Бофорта.

Каждая мысль, мелькавшая в голове, отражалась на лице как еле заметная полутень. Только почувствовав пристальный взгляд, я повернулся на голос.

– Спать хочешь?

Кир склонил голову к левому плечу и взглянул на меня с легким прищуром. Насмехался ли он надо мной? Я молча прислонился затылком к холодной стене, размышляя над этим вопросом.

– Может быть, и хочу, – уклончиво ответил я, соскабливая с ладони запекшуюся кровь. – А может, и нет.

Когда мы позвали Алису и Жеку, чтобы посмотреть на находку, было решено, что парня нужно отвести в больницу. Он рассказал, что развлекался с девушкой, когда на них бросился бездомный пес. По словам незнакомца, девушка убежала, как только пес впился клыками в его руку. Парень лежал со спущенными штанами, и я сразу догадался, как они развлекались, пока их не потревожили.

– Ого! – воскликнула Жека. – Руку как будто через мясорубку пропустили…

– Бедняга, – отозвалась Алиса, не отводя взгляда от крови.

– Ему бы в больницу, – вклинился в обмен впечатлениями Кир.

Я молча переглянулся с Алисой. Мы понимали, что не могли оставаться здесь вдвоем: рано или поздно проснется мама, и тогда начнется война. Если дома будет кто-то один из нас, есть надежда, что не все падут в этой страшной семейной битве.

Кир, заметив наши переглядки, перебросил руку парня себе через плечо.

– Вам лучше вернуться домой. Мы с Жекой разберемся.

Это было разумно, но слишком легко. А легко я не хотел. В конце концов, решил я, если поторопиться, можно успеть вернуться до того, как проснется мама. Алиса уничтожит улики, оставленные нами, а я помогу этому парню, который болезненными стонами убеждал меня в правильности моего решения.

– Я помогу, так будет быстрее.

Кир старался удобнее перехватить руку парня и внимательно следил за каждым моим движением. Он будто бы пытался понять, блефую я или действительно собираюсь помочь. Чтобы облегчить ему задачу в этом нелегком вопросе, я подхватил парня под вторую руку, помогая ему встать на ноги.

Я чувствовал неуверенность Кира, которая проявлялась в легком прищуре глаз. Так мы и оказались на пластиковых стульях. Чужая кровь вновь была на моих руках.

– Привет. – Кир снова нарушил молчание. Его «привет» означало вовсе не приветствие, он говорил: «Я все еще тут».

– Привет, – быстро отозвался я. Мое «привет» значило то же самое. – Как думаешь, что с ним будет?

– Несколько швов и психологическая травма на всю жизнь от побега той девки. – Он криво усмехнулся уголком рта. – Не хотел бы я оказаться на его месте.

– А от тебя сбегали девушки?

– Нет… – Он задумчиво подергал мочку уха. – Точно нет. Я сам от них сбегал.

– Как трус?

– Между прочим, жизнь героя коротка, а вот ссыкло всегда живет долго и счастливо. – Кир довольно усмехнулся, наблюдая за моей реакцией.

Я притворно фыркнул, выражая недовольство, и прикусил губу.


Рекомендуем почитать
Opus marginum

Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».


Звездная девочка

В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.


Маленькая красная записная книжка

Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..


Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.


Песок и время

В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.


Прильпе земли душа моя

С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.