Тот самый - [29]

Шрифт
Интервал

– Посмотрим? – Кир взглянул на меня.

Я кивнул, и мы зашагали к кустам. Возможно, в листве прятался бездомный пес. Или кот.

Мы осторожно придвинулись к зарослям и переглянулись. Я шагнул вперед и отодвинул ветку кустарника. Вместо пса мы увидели парня. Тот, лежа в траве, тихонько стонал и прижимал руку к груди. Кожа на предплечье, перепачканная в крови, напоминала изорванную ткань.

Местами запекшаяся кровь казалась черной.

Глава VI

Реинкарнация, или Конфуций-пацифист

Та ночь запомнилась мне дождем, иголками впивающимся в кожу, и холодным светом больницы. Та ночь запомнилась мне ощущением липкой крови на ладонях и таких же липких взглядов медсестер, которые молча гадали: мы хотели убить того беднягу или спасти?

В больницах, как мне казалось, всегда холодно, даже если за серыми стенами плещется жара, будто коридор и примыкающие к нему светлые палаты – холодильные камеры, узником которых я стал.

Под потолком тянулись длинные лампы: они тихо жужжали, словно мы находились в туго сплетенном клубке змей. Улыбки медсестер, словно осколки или бритвенные лезвия, ранили меня.

Холодный больничный свет пробуждал во мне не самые приятные воспоминания. Воспоминания, которые я предпочел бы похоронить глубоко под землей или сжечь, развеяв пепел по ветру. Они были темными пятнами в моей терра инкогнита.

Когда мы бросили все и переехали сюда, в маленький замок на Черепаховой горе, мы с Алисой пытались свыкнуться с новой жизнью, а жизнь – с нами. Мама металась по городу в поисках работы, а мы были предоставлены сами себе. На самом деле мы не были одиноки, когда крепко держались за руки. Алиса – моя спокойная гавань в бушующем море жизни. Так было не всегда, так будет не всегда, но от осознания, что у меня есть семья, я чувствовал себя спокойнее.

Всякий наш день заканчивался одинаково: если Алиса освобождалась раньше, она ждала меня, и мы вместе брели к нашему маленькому замку на Черепаховой горе, оставляя размытые очертания школы за спинами. Когда мы повзрослели, Алиса стала задерживаться после уроков или уходить одна. Иногда она часами не появлялась дома.

Однажды уйти далеко у нас не получилось. Я испытал себя и понял, что разум не всегда преобладает над чувствами, какими бы гадкими они ни были.

– Эй вы!

Голос прозвучал жестко и решительно. Мы не обернулись. В школе, как новеньких, нас выбрали мишенями для насмешек и каждый день бросали в нас обидные слова-дротики. Не реагировать на чужую глупость казалось мне разумным до тех пор, пока я умел сдерживать злость.

– Вы че, оглохли там?

Алиса крепче сжала мою руку. Спину оттягивал тяжелый рюкзак, но я старался не замедлять шаг, подгоняемый безликим голосом. Несмотря на быстрые шаги, мне хотелось повернуться и посмотреть в глаза того, чей голос заставлял вздрагивать Алису. Смесь злости и ощущения несправедливости медленно поднималась во мне, словно песчаный вихрь. Песчинки по отдельности не значили ничего, но если они, объединенные ветром, взлетали в воздух, они могли разрушить города.

Когда я решил, что преследование закончено, Алиса вскрикнула. Я не сразу понял, в чем дело. Обернулся и увидел несколько фигур.

Держась за коленку, Алиса сверлила злым взглядом наших преследователей.

– Так лучше?

Рядом с Алисой лежал брошенный камень. Через несколько секунд полетело еще несколько камней, но все они приземлились недалеко от нас, словно их кидали не для того, чтобы причинить боль, а чтобы только напугать. Я не боялся.

– Отвалите!

Убедившись, что Алиса только оцарапала колено, я взял ее за руку, и мы пошли дальше. Через мгновение меня что-то сбило с ног, а в глазах потемнело от удара. Я вслепую отмахивался, но тычки попадали мне под ребра, а настойчивые руки сжимали горло. Я мог только хрипеть. Когда легкие обожгло, а руки безвольно забились в воздухе, ладони разжались, и я сделал длинный вдох, как рыба на берегу, борющаяся за кислород.

– Теперь будете знать…

В нависающем раскрасневшемся лице я узнал Филатова. Он все время приставал к Алисе и всячески пытался заполучить ее внимание. Я встал, отряхивая колени, и молча посмотрел на него. Казалось, что моим взглядом можно было порезаться.

– И суку свою забери.

Последняя фраза, брошенная нарочито небрежно, сработала как спусковой крючок. Возможно, Филатов этого и добивался. Я сплюнул кровь ему на ботинки. Через секунду удары повторились. Мы дрались, словно от этого зависела наша жизнь. Я не заметил, как оказался сверху, вжимая коленки в бока. Руки колотили по худому лицу, которое с каждым ударом все больше напоминало кровавую кляксу.

– Матвей!

Голос звучал отдаленно и смутно, где-то на периферии сознания. Я не знал, кому он принадлежал: Алисе или какому-то другому зрителю драки. Я ничего не мог сказать: все навыки свелись к минимуму, и теперь я умел только колотить руками по обмякшему подо мной телу.

Может быть, в эту секунду я хотел убить его. Сбоку от меня раздался сдавленный крик: Алиса врезала камнем по плечу одного из преследователей. Несколько ребят разбежались, самые любопытные остались поглазеть на ненормальных Граниных, живущих в доме с призраками.

– Да она больная… – услышал я.


Рекомендуем почитать
Песни сирены

Главная героиня романа ожидает утверждения в новой высокой должности – председателя областного комитета по образованию. Вполне предсказуемо её пытаются шантажировать. Когда Алла узнаёт, что полузабытый пикантный эпизод из давнего прошлого грозит крахом её карьеры, она решается открыть любимому мужчине секрет, подвергающий риску их отношения. Терзаясь сомнениями и муками ревности, Александр всё же спешит ей на помощь, ещё не зная, к чему это приведёт. Проза Вениамина Агеева – для тех, кто любит погружаться в исследование природы чувств и событий.


Севастопология

Героиня романа мечтала в детстве о профессии «распутницы узлов». Повзрослев, она стала писательницей, альтер эго автора, и её творческий метод – запутать читателя в петли новаторского стиля, ведущего в лабиринты смыслов и позволяющие читателю самостоятельно и подсознательно обежать все речевые ходы. Очень скоро замечаешь, что этот сбивчивый клубок эпизодов, мыслей и чувств, в котором дочь своей матери через запятую превращается в мать своего сына, полуостров Крым своими очертаниями налагается на Швейцарию, ласкаясь с нею кончиками мысов, а политические превращения оборачиваются в блюда воображаемого ресторана Russkost, – самый адекватный способ рассказать о севастопольском детстве нынешней сотрудницы Цюрихского университета. В десять лет – в 90-е годы – родители увезли её в Германию из Крыма, где стало невыносимо тяжело, но увезли из счастливого дворового детства, тоска по которому не проходит. Татьяна Хофман не называет предмет напрямую, а проводит несколько касательных к невидимой окружности.


Такая работа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мертвые собаки

В своём произведении автор исследует экономические, политические, религиозные и философские предпосылки, предшествующие Чернобыльской катастрофе и описывает самые суровые дни ликвидации её последствий. Автор утверждает, что именно взрыв на Чернобыльской АЭС потряс до основания некогда могучую империю и тем привёл к её разрушению. В романе описывается психология простых людей, которые ценою своих жизней отстояли жизнь на нашей планете. В своих исследованиях автору удалось заглянуть за границы жизни и разума, и он с присущим ему чувством юмора пишет о действительно ужаснейших вещах.


Заметки с выставки

В своей чердачной студии в Пензансе умирает больная маниакальной депрессией художница Рэйчел Келли. После смерти, вместе с ее  гениальными картинами, остается ее темное прошлое, которое хранит секреты, на разгадку которых потребуются месяцы. Вся семья собирается вместе и каждый ищет ответы, размышляют о жизни, сформированной загадочной Рэйчел — как творца, жены и матери — и о неоднозначном наследии, которое она оставляет им, о таланте, мучениях и любви. Каждая глава начинается с заметок из воображаемой посмертной выставки работ Рэйчел.


Шестой Ангел. Полет к мечте. Исполнение желаний

Шестой ангел приходит к тем, кто нуждается в поддержке. И не просто учит, а иногда и заставляет их жить правильно. Чтобы они стали счастливыми. С виду он обычный человек, со своими недостатками и привычками. Но это только внешний вид…