Тот момент - [47]

— Да, на всякий случай.

Интересно, показывала ли ей миссис Рэтклифф письмо от отца? Может, они думают, что в перетягивании каната папа победит? Вероятно, они правы.

Я пытаюсь сосредоточиться на английском, но все время думаю о плачущей маме и о том, что произойдет в понедельник утром, и накручиваю себя еще больше. Когда миссис Керриган в конце урока собирает работы, она видит, что я написал совсем немного, смотрит на меня сверху вниз и говорит:

— Надеюсь, ты стараешься изо всех сил, Финн. Пробные тесты важны, даже если ты не собираешься сдавать настоящие.

Знаю, она думает, что я нарочно, и хочу возразить ей, но чувствую, как подступают слезы, и не хочу плакать на глазах у всех, поэтому опускаю голову и ничего не говорю.

Льюис Р. сидит позади меня и, очевидно, слышит учительницу, потому что, едва она уходит, пинает мой стул и спрашивает:

— Почему ты не будешь сдавать тесты? Каждый должен их пройти, это закон.

Другие дети слышат его, начинают гадать, почему я не сдаю тесты, и я так сильно хочу исчезнуть, что даже больно.

Все они до сих пор пялятся на меня и говорят обо мне, когда мы выходим на детскую площадку. Ко мне подходит Райан и заявляет:

— Я знаю, почему ты не будешь сдавать тесты. Потому что ты девочка.

— Нет, это потому, что его мама жаловалась, а он маменькин сынок, — поправляет Тайлер, и все начинают смеяться.

Я ищу Лотти, но не вижу ее, и все становится размытым, а потом они начинают смеяться надо мной, потому что я плачу и очень громко что-то кричу, но не знаю, что именно. Подходит мисс Дай, кладет руку мне на плечо и ведет меня обратно в школу.

Мы приходим в медпункт. Это небольшая комната, которая раньше была чем-то вроде буфета, там хранится аптечка, а на полу лежат два больших кресла-мешка, и дети иногда приходят сюда, если им плохо или нужен перерыв. Когда я был маленьким, то называл ее прощальной комнатой, и мама с папой всегда смеялись. Не знаю, стали бы они теперь над этим смеяться.

Мисс Дай протягивает мне салфетку, я вытираю глаза и сжимаю бумажку в руке.

— Что случилось, Финн? — спрашивает учительница.

Она говорит вежливо, но я хочу спросить ее, не заметила ли она случаем, что мои мама и папа разводятся и ссорятся из-за меня, сам я даже не знаю, иду ли на тесты в понедельник, у меня только один друг во всем мире, а все остальные дети ненавидят меня и все время смеются надо мной. Пожалуй, ответ очевиден.

— Ничего, — говорю я.

— Почему ты сейчас ругался на других детей?

— Ругался?

— Да.

Интересно, что же я такого сказал, но, наверное, не стоит спрашивать.

— Ой, простите, мисс. Просто я очень разозлился.

— Они тебя задирали?

— Они всегда меня задирают.

— И что говорили?

— Да так, всякое.

— Что именно?

— Что я не сдам тесты, что я девочка и маменькин сынок.

Мисс Дай кажется грустной. Она преподавала у нас в четвертом классе, я ее всегда любил.

— Хочешь, поговорю с миссис Керриган или миссис Рэтклифф?

Качаю головой. Станет только хуже, а я не хочу хуже, мне надо лучше. Замечаю, как мисс Дай поглядывает на часы на стене. До конца перемены совсем немного, ей пора на урок.

— Сможешь вернуться на занятия? — спрашивает она. — Если нет, могу позвонить твоей маме.

Не надо ничего говорить маме, ей и так грустно, не хочу ее расстраивать еще больше.

— Все в порядке, — уверяю я. — Заметно, что я плакал?

Конечно, заметно. Мне стоит поплакать пять минут, и это будет видно еще пять часов. У мамы то же самое. Она говорит, всему виной бледная кожа и рыжие волосы. У папы кожа темнее, волосы каштановые, ему нашей беды не понять. Не припомню, чтобы он хоть раз выглядел заплаканным, может потому, что вообще не плачет. На моей памяти — никогда.

— Ты нормально выглядишь, — врет мисс Дай и хлопает меня по плечу.

Слышу звонок и иду в класс. Миссис Керриган улыбается мне:

— Все хорошо, Финн?

Явно же видит, что нет. Киваю, это лучше, чем лгать вслух. Сажусь, и мгновение спустя рядом приземляется Лотти.

— Что стряслось? — шепчет она. — Говорят, ты взбесился, орал и велел всем отвалить.

Обидно, что я не выразился погрубее, но стараюсь не подавать вида.

— Ага, так и было.

— Поверить не могу, что все пропустила.

— А где ты была?

— В туалете. Можешь на ланче еще покричать, чтобы я послушала?

Пожимаю плечами. Еще раз орать я не хочу, но все возможно. Гнев словно поднялся волной, и я теперь не знаю, как его утихомирить. Остальные приходят и рассаживаются на свои места. Опять пялятся и шепчутся. Интересно, станет ли когда-нибудь лучше? Похоже, что нет.

Я ожидаю неприятностей в обед, но не предполагаю получить их сразу, как выхожу на игровую площадку. А зря, потому что Тайлер подстерегает меня за дверью и бьет кулаком по лицу.

— Это за то, что сказал мне отвалить, — говорит он.

Кажется, будто его кулак пробил мне кожу, но нет, та по-прежнему на месте. Остальные дети смотрят, Лотти обнимает меня и зовет дежурную, но та слышит далеко не сразу. Затем выходит миссис Рэтклифф, и поднимается гвалт, поскольку все разом пытаются рассказать ей, что произошло. Она велит Тайлеру ждать у ее кабинета, а меня заводит внутрь.

Лотти идет со мной, потому что она мой друг, а именно так и поступают друзья. Вернее, девочки, вряд ли мальчики так утруждаются. Миссис Рэтклифф ведет меня в медпункт и просит открыть рот — убедиться, что крови нет и все зубы на месте. Все нормально, и хорошо, потому что я не хочу рассказывать об этом маме, а то она расплачется еще больше.