Тот момент - [45]

Другая женщина, не та, которую я видела в прошлый раз, встает рядом со мной и проверяет, правильно ли я вошла в систему. Затем выводит на экран другой сайт.

— Итак, набирайте Галифакс и жмите здесь, укажите, сколько комнат вы хотите и какую арендную плату можете себе позволить, тогда программа будет искать варианты на карте или просто перечислит все от самого дешевого до самого дорогого. Везде указаны номера телефонов, так что можно позвонить.

— Спасибо, — говорю я. — Так чертовски проще, чем было раньше.

— Знаю. Если только вы не будете отвлекаться, разглядывая дома за миллион фунтов, как все остальные.

— Поверьте, точно не буду.

Нажимаю «самые низкие цены». Первый же вариант — семьдесят фунтов в неделю. Многовато, но, думаю, потяну. Три адреса в пешей доступности от больницы и садового центра. И есть дом. Крохотный дом с двумя спальнями, где даже кошке не развернуться, но все равно настоящий дом. Я никогда раньше не жила в частном доме. Читаю, что написано внизу, и громко ахаю, когда вижу строку «Нулевой депозит». Я записываю номер телефона и уже собираюсь выйти на улицу, чтобы позвонить, но вспоминаю, зачем еще сюда пришла.

Достаю из сумочки бумажку и вхожу в свою электронную почту. Там четыре новых сообщения. Все они от Финна. Нажимаю на первое. К нему прилагается фотография, где довольно мрачный Финн стоит у ворот музея Беатрикс Поттер. Ниже надпись: «Вот бы ты была здесь».

До. 9. Финн

В пятницу утром выхожу из спальни и вижу, что мама случайно забыла закрыть дверь гостевой. Она там уже давно спит, точно знаю, потому что иногда слышу, как мама плачет по ночам. Вот как вчера. Она пытается скрыть это, не переносит туда свои вещи и держит дверь закрытой.

Заглядываю в комнату. Пахнет мамой, хотя она открыла окно. Приятный запах. Навевает мысли о чем-то теплом, пушистом и веселом, пусть даже маме уже не до веселья. Интересно, изменится ли ее запах, перестанет ли быть ею, как она сама? Чем вообще пахнет грусть?

Мама убрала кровать, поэтому комната выглядит так, как будто к нам приехали бабушка и дедушка. Только обычно она ставит им в комнату цветы, а для себя не захотела. Я не понимаю, почему из родительской спальни переехала мама, а не папа, ведь именно он послал ей письмо, от которого она расплакалась. Может, папа тоже плакал, что мама отменила мне экзамены, но я такого не видел. Я вообще никогда не видел, чтобы отец плакал.

Иду в туалет и вспоминаю, как мама сказала: папа хочет, чтобы я теперь жил только с ним. Как-то это все неправильно, ведь именно мама всегда обо мне заботилась. Папа со мной только по вечерам и в выходные, когда возвращается с велосипедных прогулок. И даже тогда мама обычно все равно рядом и помогает, когда он не знает, где что-то лежит, или не понимает, что меня беспокоит. Я не знаю, разбирается ли папа в важных вещах, например где найти чистую школьную форму, как не забыть подписать справки для посещений и узнать, что я хочу взять с собой на ланч.

Он не сможет приходить на собрания, потому что никогда на них не ходит. Когда я буду приезжать из новой школы на автобусе — а судя по всему, именно такой вариант мне светит, — папа еще будет торчать на работе, и мне придется сидеть дома одному, как тому мальчику в старом фильме, который я смотрел по телевизору на прошлое Рождество. Папа говорил, это кино веселое, а вот мне оно показалось очень страшным, я потом еще долго не спал по ночам, боясь, что к нам влезут грабители. Вряд ли бы я смог так ловко расставить для них ловушки. Я бы, наверное, просто поиграл на укулеле в надежде, что ворам станет тошно и они уйдут. Все дети в школе твердят, что никто в своем уме не любит укулеле.

Не знаю, буду ли видеть маму, кроме как на собраниях, а папа вряд ли знает рецепт кексов с абрикосом, апельсином и отрубями. Наверное, отец просто покупает мини-пончики, как иногда делает мама Лотти. Те не слишком-то полезные, но всем нравятся куда больше, чем мои кексы.

Я мою руки и начинаю спускаться по лестнице, но останавливаюсь перед скрипучей ступенькой, потому что слышу, как мама разговаривает на кухне.

Не с папой, потому что он уже ушел на работу, значит, по телефону. Я сажусь на лестнице, чтобы послушать.

— Я боюсь потерять его, Рэйчел, — признается мама дрожащим голосом.

Она разговаривает с мамой Лотти. Интересно, слушает ли подруга вторую половину разговора, если да, то можно потом спросить, что сказала ее мама, и мы соберем реплики, точно большую головоломку. Молчание, затем мама всхлипывает и говорит:

— Неважно, что я хотела как лучше для Финна. Мартин адвокат. Он знает, как все провернуть. Перекрутит ситуацию так, будто я вовсе о сыне не думала. Мартин уже написал в школу по электронной почте о том, что хочет, чтобы Финн все же сдал тесты, а сам попросил о встрече с директором в понедельник. Он готовит против меня дело.

Я сижу и перебираю пальцы. Сомневаюсь, что папа хоть раз писал в мою школу. Миссис Рэтклифф, должно быть, удивилась, кто он такой. Ерзаю на лестнице. Мама снова начинает говорить:

— Мне некуда деваться. Наши отношения превратились в сплошное поле битвы с тех пор, как родился Финн. Если уж на то пошло, еще до его появления. Я даже не рожала дома в домашних условиях, как хотела, потому что Мартин настоял, что роды в больнице безопаснее.