Тоска по дому - [51]
– Что это за вещь, я-у́мми, о чем ты говоришь? – спрашиваю я.
И она кладет свою ладонь на мою и говорит:
– Этого я не могу тебе сказать. Ты сам увидишь.
Ладонь ее дрожит. Я накрываю ее своей второй ладонью, а она накрывает мою руку своей. Так мы и сидим, с башней из четырех рук, одна на другой. Проходит несколько минут. Мы молчим.
Муэдзин начинает призывать к молитве, и слова его влетают в окно вместе с ветром. Дети кричат внизу во дворе. Папа кашляет в спальне.
Наконец она освобождает свою руку, берет ржавый ключ и протягивает его мне:
– Возьми, я-и́бни, иди в тот дом, о котором ты говоришь, и открой дверь. Может быть, это воля Аллаха, что тебя взяли работать в нашей деревне. Я уже стара и упряма, но ты, если так хочешь, иди туда, и Аллах будет хранить шаги твои. Иди, иди и поздоровайся с духом Азиза. Люди говорят, что он все еще бродит там, сводя евреев с ума. Иди и принеси черный инжир с фигового дерева, а еще посыпь землю возле мечети известью, чтобы муравьи не проникли внутрь. А потом, когда подойдешь к дому, заходи внутрь, не стыдись, это твой дом, не извиняйся. И если какой-нибудь еврей скажет тебе что-нибудь, то покажи им это. – Она подходит к шкафу, достает мешочек, суру-оберег, и вынимает оттуда документ на пергаменте. Я знаком с этим документом: последний раз я видел его тридцать лет назад, когда семья моей жены захотела узнать, какими землями владеет семья жениха. Так это было тогда. Люди верили, что скоро все вернутся домой и получат назад свои земли.
– Ха́да ал та́бу[32], – говорит мама и протягивает мне документ. Руки ее дрожат, и документ дрожит, и пергамент пляшет. – Люди умирают, деревья умирают, но земля остается навсегда, – говорит она.
– Мазбут, это верно, – отвечаю я и вытираю рукавом пыль с бумаги.
– Ты сохранишь это? – Она грозит мне пальцем.
– Конечно, – обещаю я и прижимаю руку к карману рубашки.
– А теперь слушай меня внимательно, – говорит она, понижая голос до шепота. – Над дверью, под потолком, есть один шаткий кирпич. Поищи, ты найдешь. Я на тебя полагаюсь, это ведь твоя профессия, не так ли? Когда найдешь, осторожно вытащи его. Если это тот самый дом, то в углублении будет лежать мешочек, а в нем – сверток из газетной бумаги. В газеты завернуто кое-что принадлежащее мне. Твоей матери. Я-Саддик, если сможешь, принеси это сюда. Да пребудет с тобой Аллах.
Песня
Мне десять лет,
И к разгрому близок «Бейтар»,
И я обещаю Господу,
Дабы он отвратил удар,
Не снимать кипы,
Есть кошерное, а не все подряд,
И блюсти Шаббат.
А ныне снова молю Тебя:
«Взгляни на меня,
Благодатью Своей осени меня!»
Мне пятнадцать лет,
И отца недуг подкосил,
И я обращаюсь к Господу:
«Пожалуйста, дай ему сил!
Я во всем покаюсь,
на лоб надену тфиллин,
как велит раввин!»
А ныне снова молю Тебя:
«Взгляни на меня,
Благодатью Своей осени меня!»
Сокрушилась плотина моей реки,
Захлебнулся мой дух в потоке тоски,
Я уже не верю надежде,
Но молю тебя, как и прежде:
«Благодатью своей осени меня!
Хоть я не сдержал ни один обет,
Хоть и Тебя, может, тоже нет,
Но все-таки – взгляни на меня,
Благодатью Своей осени меня!»[33]
_______________________________________
Слова и музыка: Давид Бацри
Из альбома группы «Лакрица»
«Любовь, как я объяснил ее своей жене»
Самиздат, 1996 год
Дом третий
– Вдруг я услышала «бум», – тяжело дыша, говорит непосредственная свидетельница происшествия в кардигане.
– Вдруг я услышал «бум», – говорит продавец из обувного магазина, и невольная судорожная улыбка кривит его лицо.
Что за «бум»? С чего вдруг «бум»? Взрыв не производит «бум», как собака не произносит «гав». В кафе говорят, что Ноа еще не пришла, и старший администратор, уловив в моем голосе нескрываемую тревогу, пытается меня успокоить: полиция перекрыла движение, и, даже если она попыталась бы, у нее нет никаких шансов сюда добраться.
– Среди убитых есть женщины и дети, – объявляет диктор с одутловатым лицом.
«А Ноа? Она уже считается женщиной?» – мелькает у меня мысль. Внизу экрана бегут субтитры. Из-за перегрузки АТС рухнули телефонные линии в центре города. Но ведь прошло уже больше часа. У нее было достаточно времени, чтобы выбраться оттуда и позвонить. Телефон. Она? Нет, ее мать. Нервничает еще больше, чем я.
– Да, я слышал. Нет, не связывалась со мной. Нет, она не пользуется восемнадцатым маршрутом. Она ездит на сто пятьдесят четвертом. Скорее всего, застряла там и не может дозвониться, телефонная линия не работает. В Бецалеле? Там не с кем поговорить. Секретариат работает только по нечетным и только с десяти до одиннадцати ноль пяти. Я тоже думаю, что это возмутительно. Нет, в Тель-Авиве не лучше. Вы правы, Иехудит, пусть бы это было нашей главной головной болью. Ладно, первый, кто услышит сирену отбоя, сообщит, что нового, хорошо?
– Хорошо.
Я кладу трубку и начинаю ходить по комнате, не в состоянии выключить телевизор, но и на экран не могу смотреть из страха, что вдруг крупным планом покажут носилки с Ноа. Человек на фотографии, висящей в гостиной, продолжает смотреть в окно. Может, он тоже ждет звонка. Ноа права. Эта фотография действительно наводит тоску. Если Ноа благополучно выберется, я сниму это фото со стены. Что значит – «если»? Я ищу в холодильнике что-нибудь пожевать. Стикер «Искусство или Смерть» взывает ко мне с пробковой доски. Я нахожу два сушеных абрикоса. Резина. Вонзаю зубы в один из них, а другой подбрасываю в воздух. И ловлю. Лилах, дочка Симы, плачет, кричит. Ее плач раскалывает стены. В моей рабочей комнатушке книга «Психопатология» открыта на главе «Посттравматический синдром». Я листаю книгу, пока не дохожу до главы о поведенческой терапии для преодоления тревожности. Я не читаю, только кладу книгу брюхом вверх, открытую на нужной главе. Телефон разрывается. Теперь это должна быть Ноа. Непременно устрою ей выволочку. Почему не позвонила раньше? Это Хила. Ноа должна была позвонить ей утром из кафе, чтобы вместе записаться в кабинет нетрадиционной медицины, где лечат наложением рук, но от нее до сих пор нет ни слуху ни духу.
1998 год. Четверо друзей собираются вместе, чтобы посмотреть финал чемпионата мира по футболу. У одного возникает идея: давайте запишем по три желания, а через четыре года, во время следующего чемпионата посмотрим, чего мы достигли? Черчилль, грезящий о карьере прокурора, мечтает выиграть громкое дело. Амихай хочет открыть клинику альтернативной медицины. Офир – распрощаться с работой в рекламе и издать книгу рассказов. Все желания Юваля связаны с любимой женщиной. В молодости кажется, что дружба навсегда.
Герои этой книги живут на трех этажах одного дома, расположенного в благополучном пригороде Тель-Авива. Отставной офицер Арнон, обожающий жену и детей, подозревает, что сосед по лестничной клетке – педофил, воспользовавшийся доверием его шестилетней дочери. живущую этажом выше молодую женщину Хани соседи называют вдовой – она всегда ходит в черном, муж все время отсутствует из-за командировок, одна воспитывает двоих детей, отказавшись от карьеры дизайнера. Судья на пенсии Двора, квартира которой на следующем этаже, – вдова в прямом смысле слова: недавно похоронила мужа, стремится наладить отношения с отдалившимся сыном и пытается заполнить образовавшуюся в жизни пустоту участием в гражданских акциях… Герои романа могут вызывать разные чувства – от презрения до сострадания, – но их истории не оставят читателя равнодушным.
Состоятельный американский еврей Джеремайя Мендельштрум решает пожертвовать средства на строительство в Городе праведников на Святой Земле ритуальной купальни – миквы – в память об умершей жене. Подходящее место находится лишь в районе, населенном репатриантами из России, которые не знают, что такое миква, и искренне считают, что муниципалитет строит для них шахматный клуб… Самым невероятным образом клуб-купальня изменит судьбы многих своих посетителей.
Размеренную жизнь ультраортодоксальной общины Бостона нарушил пятнадцатилетний Эзра Крамер – его выгнали из школы. Но причину знают только родители и директор: Эзра сделал фотографии девочки. И это там, где не то что фотографировать, а глядеть друг другу в глаза до свадьбы и помыслить нельзя. Экстренный план спасения семьи от позора – отправить сына в другой город, а потом в Израиль для продолжения религиозного образования. Но у Эзры есть собственный план. Симоне Сомех, писатель, журналист, продюсер, родился и вырос в Италии, а сейчас живет в Нью-Йорке.
Решили похитить богача? А технику этого дела вы знаете? Исключительно способный, но бедный Рамеш Кумар зарабатывает на жизнь, сдавая за детишек индийской элиты вступительные экзамены в университет. Не самое опасное для жизни занятие, но беда приходит откуда не ждали. Когда Рамеш случайно занимает первое место на Всеиндийских экзаменах, его инфантильный подопечный Руди просыпается знаменитым. И теперь им придется извернуться, чтобы не перейти никому дорогу и сохранить в тайне свой маленький секрет. Даже если для этого придется похитить парочку богачей. «Украсть богача» – это удивительная смесь классической криминальной комедии и романа воспитания в декорациях современного Дели и традициях безумного индийского гротеска. Одна часть Гая Ричи, одна часть Тарантино, одна часть Болливуда, щепотка истории взросления и гарам масала.
В Германии стоит аномально жаркая весна 2018 года. Тане Арнхайм – главной героине новой книги Лейфа Рандта (род. 1983) – через несколько недель исполняется тридцать лет. Ее дебютный роман стал культовым; она смотрит в окно на берлинский парк «Заячья пустошь» и ждет огненных идей для новой книги. Ее друг, успешный веб-дизайнер Жером Даймлер, живет в Майнтале под Франкфуртом в родительском бунгало и старается осознать свою жизнь как духовный путь. Их дистанционные отношения кажутся безупречными. С помощью слов и изображений они поддерживают постоянную связь и по выходным иногда навещают друг друга в своих разных мирах.
У героини романа красивое имя — Солмарина (сокращенно — Сол), что означает «морская соль». Ей всего лишь тринадцать лет, но она единственная заботится о младшей сестренке, потому что их мать-алкоголичка не в состоянии этого делать. Сол убила своего отчима. Сознательно и жестоко. А потом они с сестрой сбежали, чтобы начать новую жизнь… в лесу. Роман шотландского писателя посвящен актуальной теме — семейному насилию над детьми. Иногда, когда жизнь ребенка становится похожей на кромешный ад, его сердце может превратиться в кусок льда.
Книга Р.А. Курбангалеевой и Н.А. Хрусталевой «Истории из жизни петербургских гидов / Правдивые и не очень» посвящена проблемам международного туризма. Авторы, имеющие большой опыт работы с немецкоязычными туристами, рассказывают различные, в том числе забавные истории из своей жизни, связанные с их деятельностью. Речь идет о знаниях и навыках, необходимых гидам-переводчикам, об особенностях проведения экскурсий в Санкт-Петербурге, о ментальности немцев, австрийцев и швейцарцев. Рассматриваются перспективы и возможные трудности международного туризма.
После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.