Томас Чаттертон - [24]

Скверные дни предстоят нам, Мэри. Томас, пока не отправится в Лондон, будет беспокойным, вспыльчивым, несправедливым. У него разорванная душа. Он среди нас — чужак.

Мэри. Он просто несносный юнец, неудачный сын —

Сара. По-настоящему он так и не освободился от смерти. Он ведь был мертвым, Мэри, когда я его родила…

ПЯТОЕ ДЕЙСТВИЕ Июнь-август 1770 года

НАЧАЛО ИЮНЯ 1770 ГОДА

ЛОНДОН-ШОРДИЧ, 48 ХАЙ-СТРИТ

Большая меблированная комната с двуспальной кроватью, на стене — лавровый венок с бантом. Томас Чаттертон сидит за столом и пишет; повсюду на полу валяются обрывки бумаги и скомканные бумажные листы.

Миссис Уолмсли (входит с ведром и дроковым веником). Так-то, сэр. Надеюсь, вы не запретите мне хотя бы подмести пол. Вы утонете в этой бумажной пучине. Кроме того, вместе с вами в комнате живет мой племянник. Приведи он в гости товарища, потом сраму не оберешься.

Томас. Мадам… Прошу вас… Поэты ненавидят веники. Уборки плохо согласуются с чтением и сочинительством.

Миссис Уолмсли. Уж не знаю, зачем нужны поэты… Разве только, чтоб в грязном камзоле и поношенном шлафроке сидеть у мансардного окошка и в один прекрасный день помереть с голоду…

Томас.

Вы когда-нибудь слыхали,

чтобы мерин и блудница

вместе царством управляли?

Понимаете, о чем здесь речь, Мадам?

Миссис Уолмсли. Это что-то политическое. О нашем правительстве.

Томас. Правильно. Я поддерживаю близкие отношения с Уильямом Бекфордом, лордом-мэром, и Джоном Уилксом, депутатом парламента[19]. Свобода и правда — лучшие цели, чем верность правящему режиму. Я пишу для «Фрихолдерз мэгэзин», для «Таун энд кантри мэгэзин», для «Миддлсекс джорнал» — короче, я стал политическим автором, а дело справедливости отлагательств не терпит. Всего сукна, производимого в Англии, не хватит, чтобы прикрыть те мерзости, которые совершаются толстосумами, правительством и судейскими. Но люди, как правило, слепы. Им нужно открыть глаза. Поэтому я и пишу. Прошу вас: примите во внимание мою спешку и удалитесь, не завершив задуманное. К тому же, еще сегодня я уйду по делам; тогда вам и представится шанс осуществить ваше полезное намерение.

Миссис Уолмсли. Хорошо. Я загляну к вам еще раз, попозже.

(Она уходит. Томас Чаттертон продолжает писать. Врывается, не постучав, миссис Баланс).

Томас. Уважайте меня. Это комната, а не коридор. Я требую, чтобы вы стучали, прежде чем войти.

Миссис Баланс. Это же я, Томми, — твоя кузина.

Томас. Вы несносны, кузина Баланс. Мое имя не Томми. Вы слышали, чтобы какого-нибудь поэта звали Томми? По отношению к себе я такого не позволю. Мое настоящее имя вам известно, как и другим жильцам этого дома. Я требую от вас уважения, а не доверительности.

Миссис Баланс. Я нахожу, что вы ведете себя глупо, Томас Чаттертон. Кроме того, скорее у меня, а не у вас, есть повод для жалоб.

Томас. Как, простите?

Миссис Баланс. Я знать не знаю никаких поэтов, а какие у них имена — тем более. Зато могу с уверенностью сказать, что я твоя кузина и, сверх того, почтенная женщина: вдова моряка, которая взяла на себя обязательство заботиться о твоем телесном благополучии… имеются в виду еда и питье.

Томас. Я прошу… Я требую, чтобы вы вели себя со мной как с уважаемым человеком и соответственно ко мне обращались. Если вы не знаете, что такое поэт, то хотя бы признайте во мне личность, к тому же прилично одетую, — как нечто несомненно наличествующее.

Миссис Баланс. Мне вы не задурите голову, Томас Чаттертон. Мое теперешнее намерение и, между прочим, мой долг, как вашей кузины, — дать вам совет. Ваши друзья Фелл и Эдмунде, издатели либеральных журнальчиков — для которых работали и вы, — попали за решетку. Об этом можно прочитать в газетах, да и сами вы, Томас Чаттертон, что-то такое рассказывали. По этой ли, по другой ли причине, но ваши опусы перестали пользоваться спросом, чего вы не можете отрицать. Вы сейчас пишете в пустоту или чтобы швырять написанное себе под ноги; в лучшем случае — для уличных певцов или музыкальных шарлатанов. Вы перебираете последние шиллинги, завалявшиеся в кармане, и надеетесь… уж не знаю на что.

Томас. У меня прекрасные отношения с лордом-мэром. Его письменное обращение к королю — имевшее следствием бегство одного коррумпированного министра (и, увы, также заключение под стражу таких порядочных людей, как Фелл и Эдмунде), — вскоре получит большой резонанс в прессе. Уильям Бекфорд нуждается в моем писчем пере.

Миссис Баланс. А сами вы нуждаетесь в более насущной пище — в хлебе, например. Я с тревогой наблюдаю, что вы одеваетесь слишком элегантно, передвигаетесь по городу в портшезе —

Томас. Это необходимо. Когда я сижу в кофейне с братом какого-нибудь лорда и набрасываю план объемистого справочника по истории Лондона, я не могу выглядеть как бедный семнадцатилетний ученик писца.

Миссис Баланс. Но ты в самом деле беден. Ты должен признать, что твоя литературная деятельность закончилась крахом, и приискать для себя какое-нибудь скромное местечко — писца или книготорговца. Твои высокопоставленные знакомые, наверное, могли бы найти тебе прилично оплачиваемое занятие, в торговой или правовой сфере.