Старая миссис Чаттертон.
Сара Чаттертон, ее невестка.
Томас Чаттертон, сын Сары.
Мэри, ее дочь.
Уильям Барретт, хирург, акушер и летописец.
Генри Бергем, именуемый также Де Бергамм, оловянщик.
Джордж Саймс Кэткот, его компаньон.
Джон Ламберт, адвокат.
Ричард Филлипс, могильщик, дядя Томаса.
Ричард Смит, пивовар, президент общества «Дельфин», отец Уильяма и Питера.
Уильям Брэдфорд Смит, друг Томаса Чаттертона, прежде деливший с ним постель в Колстонской школе[1].
Петер Харли Смит, его брат.
Томас Кэри, друг Томаса Чаттертона, когда-то деливший с ним постель в Колстонской школе, ученик купца >(в пьесе не появляется).
Абуриэль.
Сэр Эбрахам Исаак Элтон, городской писец Бристоля.
Джон Макартур, свидетель.
Уолмсли, штукатур в Шордиче.
Миссис Уолмсли.
Джек, ее племянник, пятнадцати лет.
Мария Рамси (Полли), девица, дочь бристольского винодела.
Миссис Баланс, вдова моряка, кузина Томаса Чаттертона.
Миссис Эскинс, знакомая Сары Чаттертон>(в пьесе не появляется).
Миссис Эйнджел, «кунтушница»[2] в лондонском районе Холборн.
>→ официально оба «торгуют бельевым товаром».
Арран, хастлер.
Нэнси Брокидж, уличная девка.
Призраки:
Уильям Барретт.
Генри Бергем.
Джордж Саймс Кэткот.
Ричард Смит(старший).
Томас Кэри.
Уильям Смит.
Питер Смит.
МонахТомас Роули.
Мастер Чени, поющий мальчик.
* * *
Место:первые четыре действия — в Бристоле, пятое — в Лондоне.
Время:июнь 1767 — 24 августа 1779 года.
«Справа» и «слева» — с точки зрения актеров.
ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ
Конец июня 1767 года
ШВЕЙНАЯ КОМНАТА В ДОМЕ САРЫ ЧАТТЕРТОН
ВЕЧЕР
>Старая миссис Чаттертон сидит на стуле, справа, и курит трубку. Сара Чаттертон, страдающая от дрожательного паралича, лежит на кровати в глубине сцены. На ближнем плане, слева, Томас Чаттертон, в костюме ученика Колстонской школы («синего мальчика») — синий плащ с оранжевой подкладкой, беффхен[3], биретта[4], поддерживаемая лентой, оранжевые чулки до колен, бронзовый дельфин на груди, дополненный личным ученическим номером, тонзура, — сидит за столом у окна, читает и пишет. Кукла-манекен Матильда, задрапированная кусками материи. Полки с книгами и старинными фолиантами.
Старая миссис Чаттертон (поднимается со стула; шаркая ногами, пересекает комнату и уходит, но по пути сердито говорит). Схожу-ка я к Ричарду Филлипсу, на кладбище. Миссис Эскинс сегодня зайдет поздно, только чтобы поделиться новостями. Свою дочь Мэри, эту дуреху с длинными руками, от которой проку все равно никакого, ты отдала в услужение крестьянину Для другого она не годится, тут я согласна: из-за сильных месячных девчонка совсем одурела. Только лучше бы она помогала мне, старухе: у меня разболелось колено от ветра, который по-прежнему задувает в оконные и дверные щели. Я тебе говорю-говорю, но все без толку…
>(Ни Сара, ни Томас не реагируют на ее слова и на то, что она уходит).
Сара Чаттертон. Томас! Мне не видно, что ты там делаешь.
Томас. Упражняюсь в чистописании.
Сара. Ты все не шелохнешься… Часы на башне Марии Рэдклифской уже четырежды отбивали по полчаса с тех пор, как ты вернулся.
Томас. Да неужели? Я здесь уже так долго?
Сара. Ты не проголодался? В ларе еще должен быть хлеб.
Томас. Знаю, мама. Но я сегодня не голоден.
Сара. Мне страшно за тебя, Томас. Той малости, что ты ешь, недостаточно. Раньше ты, по крайности, наедался хлебом. Но теперь и о нем не думаешь.
Томас. Почти час, как я о нем не вспоминал. А должен был бы… хотя бы ради тебя. Уже восемь, если ты правильно посчитала. Я, пожалуй, принесу чай и хлеб — бабушке сегодня не до того.
Сара. Хлеб для тебя! Я-то тихо лежу в кровати, мне он не нужен. Супа, который мы ели на обед, для меня достаточно. Ты же все время на ногах; ты долго отсутствовал: вероятно, ходил с юным господином Уильямом — или с Кэри — на луг возле реки.
Томас. Нет. Я был один… или почти один. Мама… Мне сегодня не хочется есть. Я подержу руки в теплой воде. Они замерзли. А больше ничего не надо. К ночи я жду Уильяма. Он будет спать у меня. Я нуждаюсь в его тепле, когда не сплю в дортуаре Колтонской школы и со мной не делится теплом мой тамошний постельный товарищ.
Сара. Не нравится мне, что ты говоришь. Ты надеешься на здоровье других. А тебе бы надо самому питаться получше. Ты молодой, ты растешь и должен был бы иметь аппетит — как все другие, кто молод и кто растет.