Том 6. Революции и национальные войны. 1848-1870. Часть вторая - [11]

Октябрьский диплом. Решение императора было обнародовано в дипломе 20 октября 1860 года. Этот «постоянный и неотменяемый» основной государственный закон находился в непосредственной связи с Прагматической санкцией и был вызван необходимостью внести изменения в политические учреждения ввиду перемен, которые произошли в политическом и социальном состоянии страны со времени издания Прагматической санкции. Император заявил о своей готовности делить впредь законодательную власть с собраниями представителей, избранных его подданными, именно: с рейхсратом — по вопросам, кратко перечисленным, касающимся всей монархии, с провинциальными сеймами — по вопросам касающимся остальных областей, и, наконец, в случае надобности с рейхсратом в неполном составе, без венгерских членов, — по таким делам, которые, согласно установленной традиции, считались общими для всех провинций, кроме Венгрии. Число выборных членов рейхсрата было доведено до ста; император выбирал их из списка, составленного провинциальными сеймами в количестве трех кандидатов на каждое депутатское место. В тот же день императорскими указами были упразднены общие министерства внутренних дел, вероисповедания, просвещения и юстиции. Голуховский был назначен государственным министром, т. е., в сущности, министром внутренних дел для Цислейтании; барон Вай, служивший в 1848 году легальному венгерскому правительству, был назначен канцлером Венгрии, т. е. министром внутренних дел для Транслейтании, а Сеченьи — министром без портфеля.

Староконсерваторы, однако, заблуждались относительно своего влияния в Венгрии. Народная масса прежде всего, до заключения любого соглашения, требовала признания законов 1848 года. Когда Деак, ставший главой умеренной либеральной партии, получил предложение занять пост Judex curiae[60] —высшую судебную должность в стране, он ответил: «Это невозможно: еще не принята и не подписана официально моя отставка от должности министра юстиции в 1848 году». Он справедливо полагал, что дозволить нарушить хотя бы один из. правильно проведенных и санкционированных законов, каковы были законы 1848 года, значило открыть путь беспрестанным нарушениям конституции. Для староконсерваторов, напротив, история Венгрии заканчивалась 1847 годом, и «революционных» законов 1848 года они не желали признавать. Но комитаты, в которых преобладало мелкое дворянство, собравшись на основании патента 19 апреля, прогнали чиновников, поставленных Бахом, сорвали с общественных зданий имперские гербы, приостановили действие австрийских законов и избрали на муниципальные должности лиц, занимавших их в 1848 году. Вопреки инструкциям барона Вая во всей стране был принят лозунг: не платить налогов и не давать солдат до тех пор, пока на это не последует согласия конституционного парламента, созванного в силу законов 1848 года. Таким образом, десятилетие 1849–1859 годов было как бы вычеркнуто из истории Венгрии.

Голуховский со своей стороны, казалось, хотел вычеркнуть, из истории Австрии 1848 год, — до того устарелыми и отжившими казались вырабатываемые им статуты. Областные сеймы должны были распадаться на курии; городские и сельские депутаты избирались путем двух- или трехстепенных выборов; депутаты дворянства носили старинный имперский мундир. Вот в чем видели действительное средство для восстановления утраченного общественного доверия! В первых рядах недовольных оказалась немецкая буржуазия: ее материальные интересы, национальная гордость и политическое честолюбие были задеты в одинаковой степени. В знак протеста муниципальные советы нескольких больших городов вышли в отставку. Между тем внешние обстоятельства складывались в это время так, что оппозиция немцев становилась опасной для монархии. Реставрация герцога Моденского и великого герцога Тосканского[61], предусмотренная Цюрихским трактатом, оказывалась невозможной вследствие аннексий, произведенных Пьемонтом, которым Австрия за недостатком сил, а главное — денег, не могла помешать. Быстрые успехи итальянского объединения в корне разрушали надежду на восстановление в Италии австрийского влияния. Венеция перестала быть оперативной базой, а представляла лишь передовой пост, удержание которого являлось только лишь вопросом чести. Династия должна была как-нибудь вознаградить себя за потери, и этого вознаграждения негде было искать, кроме Германии. Таким образом, цель внешней политики отныне должна заключаться в укреплении уз, связывавших Австрию с Германией, и в подготовке пути к более тесному союзу между ними. Достижение этой цели было бы немыслимым, если бы Австрия ничего не могла предложить Германии, кроме своей внутренней слабости и недовольства, возбужденного ею в своих немецких подданных. 13 декабря 1860 года Голуховский был смещен, и на его место назначен Шмерлинг.

Система Шмерлинга. Февральская конституция. В результате ошибок Голуховского назначение Шмерлинга было благосклонно встречено даже славянами и венграми, которые, однако, вскоре сделались непримиримыми врагами нового министра. Одним он казался защитником порядка и твердой власти: так, староконсерваторы прямо указывали на него императору как на единственного человека, способного положить конец анархии, господствовавшей в стране после издания октябрьского диплома. Либералы всех национальностей вспоминали, что, будучи министром юстиции при Шварценберге, Шмерлинг подал в отставку, чтобы не подписывать отмены конституции. Немцы, в свою очередь, с благодарностью вспоминали его поведение во Франкфурте в 1848–1849 годах, где он доказал свою преданность идее объединения Германии, но при помощи и при господстве над ней Австрии. Такое отношение к Шмерлингу было плодом недоразумения, продолжавшегося в течение всего его управления министерством. Двор призвал его лишь для того, чтобы при новых конституционных формах продолжать политику Баха. Проникнутый духом иозефинизма, господствовавшего все еще в австрийской бюрократии, Шмерлинг стремился только к государственному единству, либеральные же учреждения были для него лишь средством к достижению этой цели. Система его неизбежно должна была вскоре вызвать оппозицию со стороны всех не немецких национальностей, а среди немцев возбудить недовольство тех из них, которые серьезно поверили обещанию истинно конституционного режима.