Из всех веков мировой истории, предшествовавших XX веку, XIX столетие занимает исключительное место. Именно в XIX веке развитие экономики и техники, точной науки и художественной литературы, музыкальных и изобразительных искусств пошло такими бурными, неслыханно быстрыми темпами, смена политических форм происходила так круто, революции и войны, изменившие облик всей государственной жизни и всех международных отношений на европейском континенте, а иногда и контуры границ, были так часты, как никогда до сих пор. Промышленная буржуазия в течение почти всего XIX столетия была преобладающей, ведущей частью буржуазного класса, и только в последней четверти столетия стал формироваться тот финансовый капитал, который окончательно сложился и укрепил свое господство в передовых капиталистических странах уже в XX столетии. XIX век подготовил все условия для перехода от старого капитализма к монополистическому капитализму, т. е. к высшей и последней стадии капитализма — к империализму.
Буржуазия в XIX веке вела борьбу разом на нескольких фронтах: 1) в первой половине XIX века в тех странах, где на пути ее развития стоял помещичье-дворянский класс, связанный в той или иной мере с былым феодальным землевладением, буржуазия вела с ним упорную борьбу и победила этот класс; 2) в тех странах, где к началу XIX века еще не было достигнуто государственное национальное объединение, буржуазия продолжала вести борьбу за это объединение. Создание крупных национальных государств, писал Энгельс, является единственным типом государственного устройства, нормальным для правящей европейской буржуазии. Потребности практического купца и промышленника настоятельно требовали устранения провинциального хлама (многообразие вексельного права, через каждые несколько миль новые условия занятия ремеслом, разнообразие местного законодательства, ограничение прав жительства, различные меры весов, разнообразие валют и т. д.), стеснявшего и ограничивающего торговые обороты. «Отсюда видно, что стремление к единому «отечеству» имело весьма материальную почву» (Энгельс, Роль насилия в истории, Партиздат, 1937, стр. 7), Войны, приведшие к образованию единой Италия (1848, 1859, 1860 и 1866 годы), к образованию Германской империи (1864, 1866, 1870–1871 годы), были проявлением этой «воли к объединению», охватившей прежде всего буржуазию названных стран. 3) Наконец, в течение всего XIX века, все обостряясь и обостряясь с каждым десятилетием, шла упорная борьба буржуазии за свое классовое господство против эксплуатируемых ею классов населения и прежде всего против промышленного пролетариата.
XIX век — век формирования рабочего класса, величайшей прогрессивной исторической силы нашей современности, призванной уничтожить паразитический капитализм и создать новый общественный строй — социализм, — за идеалы которого боролись и отдавали свою жизнь передовые люди XIX века.
Борьба пролетариата как класса со своими особыми, вполне осознанными экономическими и политическими целями определяет содержание всей истории XIX века. От первого пролетарского восстания в Лионе в ноябре 1831 года, от чартизма в Англии, через упорную. стачечную борьбу времен Луи-Филиппа к революционным боям 1848 года и от 1848 года к I Интернационалу и к Парижской Коммуне, затем от Парижской Коммуны к созданию профессиональных союзов и политических партий пролетариата и к первым годам II Интернационала — развертывается в разнообразных формах, с неодинаковой интенсивностью, с различными оттенками в отдельных странах эта упорная борьба пролетариата против буржуазии. В огне этой борьбы сгорали без остатка вое те политические «ценности», все те общечеловеческие блага, завоеванием которых так хвалилась в свое время буржуазия. Вывший «наиболее совершенным, передовым из буржуазных государств… тип парламентарной демократической республики…» (Ленин, Соч., т. XX, стр. 119) был выброшен буржуазией за борт без малейших колебаний, когда буржуазия сообразила после революции 1848 года, что ей более выгодно и безопасно заменить республику полусамодержавной империей Наполеона III. После революции 1848 года в Западной Европе буржуазия в массе своей перешла на сторону реакции и вступила в союз с бюрократами-монархистами, феодалами и церковью, владычестьо которых только что низвергла при помощи рабочего класса. Точно так же и по тем же соображениям германская и австрийская буржуазия примирялась очень быстро и охотно с установлением после 1848 года полуабсолютизма в Пруссии и возвращением полного абсолютизма в Австрии. Капиталистический класс всегда готов был там, где его господству грозила серьезная опасность, отречься от всяких «свобод» — даже от всех гражданских прав — в пользу такой диктатуры, которая обещала крутую, беспощадную расправу с революционным пролетариатом. Современный нам фашизм является наиболее зверской, наиболее бесстыдно гнусной, совсем неприкрыто варварской из всех форм буржуазной диктатуры, какие до сих пор успела занести на свои скрижали всемирная история. Никогда за весь XIX век капиталистический мир не чувствовал так своей обреченности и опасности своего положения, как в переживаемое нами время. И именно поэтому никогда в XIX веке, если не считать моментов особенно обострившейся. борьбы (как, например, во времена Парижской Коммуны), ни одна буржуазная диктатура не доходила до установления (притом на долгие годы) режима средневековых пыток, застенков, разнообразнейших издевательств над побежденным классом, до чего дошел и на чем (до поры до времени) утвердился современный фашизм. Далее читатель, изучающий культуру XIX века, заметит также, что в те моменты, когда буржуазия особенно остро чувствовала себя под угрозой со стороны революционного пролетариата, она и в области умственной жизни ударялась в крайнюю реакцию, забывала о своих вольтерианских традициях, о своем свободомыслии в области религиозных верований, о своем унаследованном от XVIII столетия философском скептицизме и бросалась вспять к церкви, к духовенству, ища союзников и защиты. «Наш враг не сельский священник, а социалистический школьный учитель!» — провозгласили напуганные громами революции 1848 года Тьер, Фаллу и другие представители некогда свободомыслящей буржуазии. Эта напуганность буржуазии, гнавшая ее на союз с клерикалами, не прошла до самого конца XIX столетия, когда популярнейший в то время (в девяностых годах) во Франции буржуазный беллетрист Поль Бурже и авторитетнейший тогда критик Фердинанд Брюнетьер провозгласили, что «наука обанкротилась» и что единственной опорой индивидуальной морали и общественного порядка может быть только религия.
