Том 3. Закономерность - [23]

Шрифт
Интервал

Он ходил, нелепо размахивая фалдами незастегнутого пальто, с голой шеей, в потрепанной, безобразной фуражке, во время разговора брызгал слюной. Зубы у него сгнили, ногти вечно были грязные.

В его комнате было всегда сумрачно. Постель он оправлял кое-как, подушка напоминала промасленный блин. Знакомые остерегались давать ему книги, потому что он покрывал их пятнами, пачкал сажей, обрывал корешки.

Деньги не уживались с ним. Никола всегда был должен то одному, то другому, питался скверно, но зато поедал баснословное количество дрянных конфет.

И все же Опанас пользовался неоспоримым авторитетом среди ребят. Не без помощи самого Опанаса была создана легенда о том, как простой бойскаут Опанас дошел до начальника отряда, затем, поднимаясь в скаутских чинах все выше и выше, стал наконец губернским скаутмастером, состоял в переписке с Баден-Пауэлем, носил всякие шнуры и ленты — знаки своего отличия, руководил показательным отрядом, в котором, между прочим, сошлись с ним Виктор и его друзья.

Впрочем, Опанас был способным скаутмастером. Он умел порабощать детские души задушевными беседами у костра, различными поблажками их маленьким страстям, умел мирить их и ссорить, учил преклоняться перед храбрыми и презирать трусов. Хотя сам он, вопреки легенде, никогда не переходил вброд рек, не ночевал в палатках, не терпел дальних переходов и боялся темного леса, но умел делать вид, что и переправа вброд, и ночевка у костра, и холод, и дождь — все это уже испытано им много-много раз.

Он вихлял по ухабам жизни, забывая о делах вчерашних, не закончив дел сегодняшних, не зная, что он будет делать завтра, не умея привести в порядок свою комнату, свою одежду, свои мысли, свою жизнь, свои убеждения.

Христа и его учение он похоронил еще в гимназии, что, впрочем, не мешало ему в разговорах ссылаться на «эту гигантскую по своей чистоте проповедь».

Он стал было приверженцем Ницше, но однажды догадался, что внешний образ сверхчеловека и его, Николы Опанаса, тщедушное тело с огромным бледным носом — полярные понятия; и тут же обругал Ницше демагогом.

Ему нравились эсеры, он находил, что эсерство истинно русское движение, но в то же время уверял друзей, что большевики «настоящие умники». Его прельщала целеустремленность идеи Маркса, ее законченность. Однако он находил, что кадеты по натуре интеллигентней, а поэтому приятней.

Однажды он даже сел за стол и начал писать программу новой партии, в которой предполагал помирить Маркса с Христом и эсером Черновым, но дальше первого параграфа дело не пошло.

В Москву он попал в бурные времена. Там его путаные честолюбивые помыслы были разгаданы неким одноглазым человеком, который жил в столице под чужой фамилией и разыскивался…

Этот человек понял, в каких дебрях путается Никола, и помог ему запутаться в них еще крепче.

Он внушил Опанасу мысль о том, что «освобождение молодого поколения интеллигенции — дело самой интеллигентской молодежи и вождей, которых она должна выдвинуть».

— Однако, — сказал однажды этот человек Опанасу, — вожди совершат колоссальную ошибку, если не усвоят одной простейшей мудрости: лбом стену не прошибешь. Скрытое обходное движение, обходное движение, молодой человек, двойное окружение, а затем уже уничтожение врага — вот закон. О Каннах вы слышали? Ага! Так вот, в нынешние времена Канны — догма.

Опанас после этой беседы добыл книгу о Каннах, прочел и ничего не понял. Однако советы Одноглазого усвоил и тут же дал (в который раз!) честное слово самому себе приложить их к делу.

Когда Никола, окончив курс, собрался уезжать из Москвы домой, республика переживала трагические дни. Деникин шел на Москву и протягивал руку Колчаку. Гроза нависла над Питером, интервенты сидели на Севере, зашевелились белополяки.

Одноглазый долго говорил с Николой о том, как легко в это тревожное время добиться намеченной цели.

— Видите ли, молодой человек, — сказал он Опанасу, — большевики находятся на краю пропасти. Помогите нам сбросить их — и вашей услуги мы не забудем.

Одноглазый предложил Опанасу выгодную, но опасную работу.

Однако при первом же намеке на эту «работу» Опанас побледнел, понял, куда его тянут… В свою очередь и Одноглазый понял, что Опанас трус и для «работы» не годится. Он холодно распрощался с ним, обещав, однако, наведаться при случае в Верхнереченск.

В вагоне, сидя у окна, завернувшись в шинель и выставив из нее бледный нос, Опанас вспоминал последний разговор с Одноглазым из Москвы.

«Подтолкнуть большевиков к пропасти, — думал он, — это умно. А если в пропасть не большевики полетят, а — я? То-то и оно. С другой стороны, что же — оставаться навек провизором? Стать через сорок лет заведующим аптекой?»

Думы Опанаса были прерваны. К нему подсел старик с клочковатой бородкой; глаза его блестели по-волчьи. Вытирая рукавом красное потное лицо, старик долго и упорно разглядывал Опанаса.

— Военный, что ли? — надорванным голосом спросил он.

— Не военный.

— Стало быть, сам по себе? Удовлетворительно. И я сам по себе. Гляжу, сидишь ты, словно сыч, дай, думаю, поболтаю с умным человеком. Умный человек молчит, когда кругом языки чешут. Так я говорю?


Еще от автора Николай Евгеньевич Вирта
Одиночество

Роман «Одиночество» рассказывает о событиях, развернувшихся на Тамбовщине в годы гражданской войны. В нем удивительным образом сочетаются драматизм и лиричность повествования, психологическая глубина характеров и жизненных ситуаций.


Том 1. Вечерний звон

В первый том Собрания сочинений Николая Вирты вошел роман «Вечерний звон». В нем писатель повествует о жизни крестьян деревни Дворики в конце XIX — начале XX века, о пробуждении сознания трудового крестьянства и начале революционной борьбы на Тамбовщине. Действие романа предвосхищает события, изображенные в широко известном романе «Одиночество».


Том 2. Одиночество

Том составляет широко известный роман «Одиночество», посвященный событиям, развернувшимся на Тамбовщине в годы гражданской войны, борьбе крестьян за советскую власть против кулацко-эсеровской оппозиции, вошедшей в историю под названием антоновщины.


Кольцо Луизы

В повести «Кольцо Луизы» описана история подпольной группы немецких антифашистов, успешно помогавших в течение всей Второй мировой войны советским войскам и их союзникам одолеть врага.


Катастрофа

Повесть «Катастрофа» рассказывает о великой битве на Волге в 1942—1943гг., о гибели шестой германской армии и о личной душевной, катастрофе ее командующего фельдмаршала фон Паулюса.


Иностранка

Рассказ о маленькой нарушительнице советской границы.


Рекомендуем почитать
Повесть о таежном следопыте

Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.


Осеннее равноденствие. Час судьбы

Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.


Том 4. Рассказы и повести

В четвертый том Собрания сочинений вошли повести и рассказы Николая Вирты, созданные писателем в 1947–1974 годы.