Еле-еле оттащили Виктора от окровавленного Андрея, свели обоих в уборную, отмыли кровь, привели в порядок костюмы.
— Ну, что, — шипел Джонни за уроком, — как ты его, а? — и захихикал.
— Ты у меня пискни! Стукну — лопнешь!
Джонни замолк. После уроков Виктор подошел к Андрею.
— Ты меня прости, я терпеть не могу гадостей. Пожалуйста, не говори мне их, а? Ладно? Ты где живешь?
— На Матросской, — буркнул Андрей.
— Ну, я тебя провожу. Пойдем. Только ты меня не изобьешь?
— Нет, не изобью, — важно ответил Андрей и показал кулак Джонни.
5
Виктор как-то сразу стал своим человеком в компании; она собиралась во дворе дома, где жил рыжий Андрей. Здесь Виктор познакомился с сестрой Андрея Леной, задумчивой девочкой, с ее подругой, розовощекой стриженой Женей Камневой. Вскоре в эту же компанию был принят и Джонни. Этот забияка и драчун оказался добрейшим парнем.
Отец его, дворник Макеев, служил у купца Кузнецова и у его наследника — адвоката. Он был свидетелем всех любовных шашней господина Кузнецова-младшего, покрывал их на том основании, что «кровища у всех дурит», за что и был уважаем своим молодым хозяином. Когда сын Ильи подрос, адвокат вознамерился отблагодарить молчаливого дворника и устроил Джонни в гимназию.
Он не преминул похвастаться перед знакомыми своим великодушием, прибавив при этом, что «надо давать учиться и этим»… При этом он махнул рукой во двор, где маленький Сашка, тогда еще не получивший своего прозвища, помогал отцу.
Кузнецов снисходил в своем благородном порыве даже до разговоров с сыном дворника. Иной раз он ласково трепал его по щеке, тщательно вытирая затем руки, и осведомлялся об его успехах одной и той же фразой:
— Ну-с, милейший, как вы вкушаете от наук?
За Сашку обычно отвечал отец. Сняв шапку, дворник бормотал:
— Так что помаленьку. Да ежели он, сукин сын, у меня чего-нибудь такое позволит, я ему задам!
Адвокат, весело улыбаясь, спешил уйти, вручая мальчику на прощанье гривенник.
Сашка быстро понял, во что ему становится милость адвоката. При каждом удобном случае отец напоминал сыну о благодетеле.
— Если ты, подлец, чего-нибудь себе такое позволишь, — говорил отец, — шкуру спущу!
По словам отца, Сашку могли выгнать из гимназии в три счета — стоит только адвокату пикнуть. А чтобы он не пикнул, Сашка должен был всячески его ублаготворять — и старанием, и прилежанием, и «обратно не хулиганничать или там, упаси господи, какую-нибудь сказать грубость»…
Сашка возненавидел адвоката. Когда же в гимназии узнали, кто он и как он попал в круг избранных, когда кто-то из этих избранных в издевку обозвал его «Джонни», разъяснив при этом, что так в Англии зовут всех лакеев, Сашка начал мстить адвокату, мстить утонченно, хитроумно.
То ручка парадной двери оказывалась к вечеру в дегте, и адвокат портил себе перчатки, а Сашка, появляясь точно из-под земли, уничтожал улику. То кто-то регулярно бил стекла в кабинете Кузнецова, и преступника никак не могли разыскать.
Маменьки и папеньки особенно предостерегали своих деток от знакомства с этим «дворниковым грязнухой». Сашка завоевал себе авторитет исключительными по дерзости выходками. Казалось, не было в гимназии мальчишки хитрей, изворотливей и в то же время по-своему благородней его. Солгать ему ничего не стоило, особенно если дело касалось всего класса или какого-нибудь приключения в чужом саду. Часто его заставали на месте преступления, но и тут он как-то ускользал от возмездия.
С теми, кто его третировал, он расправлялся безжалостно. Он ненавидел выскочек, подлиз и первых учеников. Одного из них — Атюрьевского, известного чистюлю и недотрогу — Сашка бил ежедневно в течение полугода. Первый ученик, запуганный Сашкой, не смел жаловаться ни родителям, ни учителям. Помиловал его Джонни только после того, как Атюрьевский с первой парты перекочевал на «камчатку».
Зато тех, кто с Джонни «водился», кому было безразлично его плебейское происхождение, он уважал и называл «настоящими людьми». К настоящим людям он причислил Виктора, хотя тот всегда был чисто одет, никогда не появлялся в рваных штанах и без запинки объяснялся с учительницей французского языка на ее родном языке. Сам Джонни за французский язык имел только двойки и поэтому презирал и язык, и учительницу, и всех, кто преуспевал в изучении его.
Как-то Виктор пригласил Джонни к себе. Виктор, совершенно чуждый тщеславия и равнодушный к разным древностям, которые были собраны в доме Евгения Игнатьевича, удивился, глядя на Джонни. Тот был подавлен всем, что увидел в доме Хованей. Когда же Джонни попал в столовую, когда ему пришлось распоряжаться чуть ли не десятком всяких ножей, ножичков и вилок, когда Джонни увидел Евгения Игнатьевича, о котором в народе ходили легенды, он чуть не заревел от страха и волнения.
Все это заметил сидевший рядом с Джонни брат Евгения Игнатьевича, Петр, толстый, добродушный человек, капитан в отставке, совсем не похожий на своего младше го брата. Он посматривал на Джонни заплывшими жиром глазами и улыбался в густые рыжие усы.
— А вы не волнуйтесь, — шепнул он испуганному и растерявшемуся мальчугану. — Возьмите салфетку и конец заткните за воротник. Вот так! Ну, и с богом за дело! Нет, нет, рыбу надо есть вот этой вилкой. С ножа ест вообще нельзя! Ну, смелей!
