Том 2. Время Наполеона. 1800-1815. Часть вторая - [12]

С точки зрения экономической, австрийская администрация эксплоатировала провинцию как владение, обладание которым было не совсем надежно. Вынужденная отказаться от политической жизни, шляхта посвятила свои досуги земледелию, улучшила обработку своих земель и, вопреки желанию правительства, разбогатела. Крестьяне извлекли пользу из либеральных реформ императора Иосифа II и освободились от крепостной зависимости[13]. Русины дождались улучшения своего положения. Все три исповедания — католическое, униатское и православное — были совершенно уравнены в правах. В 1806 году император Франц вернул епископу Перемышля звание митрополита Галиции. Для будущих священников были учреждены при Львовском университете курсы русинского языка. В 1809 году русинские крестьяне решительно высказались против Наполеона и способствовали сохранению провинции под тем самым австрийским господством, от которого так стремились избавиться поляки.

Прусские поляки. Территория, доставшаяся Пруссии, по составу была однороднее Галиции. В основе своей население было, за исключением городов, польское; сюда входила Варшава, столица уничтоженного государства. Прусскому правительству не под силу была немедленная ассимиляция края, и оно занялось прежде всего его эксплоатацией — повысило налоги, отобрало в казну церковные имущества, оставив на содержание духовенства лишь половину доходов с них. Затем приступили к кадастру (земельная перепись), но не успели его закончить. Польские чиновники были отставлены и заменены прусскими: ландратами— в уездах, штадтратами— в городах. Однако некоторое количество местных чиповников осталось в судебных учреждениях. С 1797 года сделалось обязательным прусское уложение (Landrecht). Особый еврейский суд (кагал) был уничтожен. Польские солдаты влились в состав прусских полков. На конфискованных государственных землях поселены были немецкие крестьяне. Расточительная шляхта сильно нуждалась в деньгах, — правительство, в расчете лишить ее имений, облегчило ей залог недвижи-мостей. В общем, правительство встретило мало сопротивления со стороны поляков; городской жизни вне Варшавы не существовало; крестьяне, найдя защиту от злоупотреблений панства, быстро приспособились к новому режиму; недовольное дворянство уединилось в своих имениях; некоторые эмигрировали в Литву, где их сословие находилось в более благоприятном положении. Несмотря на все это, страна, отдохнув от пережитых волнений, стала богатеть. Умы, оторванные от политической жизни, искали приложения своей деятельности в литературе. По предложению поэта Красицкого, король разрешил учредить в Варшаве Общество друзей наук (1801), по преимуществу заботившееся о поддержании польского языка; стали издаваться литературные и даже политические журналы. Писатель-актер Богуславский придал национальному театру такой блеск, какого последний еще не знавал. Такие патриоты, как Козьмян и Лелевель, не могли не признать относительных благодеяний прусского управления.

Русские поляки. Князь Адам Чарторыйский. В русской части Польши народные массы, — православные или униатские по вере и русские по языку, — издавна были подчинены польским панам — католикам, которые, собственно, и составляли полноправное население страны. Опираясь на массы, правительство имело возможность совершенно парализовать польское влияние, однако оно и не помышляло об этом; у него не было ни прочной административной системы, ни чиновничества, пригодного для выполнения подобной задачи. С побежденными попеременно обращались то гуманно, то грубо. Представители знатных фамилий должны были унижаться, чтобы сохранить свои имения; имели место и конфискации, и ссылки в Сибирь, и вынужденное обращение в православие. Взимание налогов и рекрутская повинность давали повод к злоупотреблениям; впрочем, в этом отношении бывшие польские подданные были далеко не единственными жертвами. Как бы то ни было, шлрхта в русских областях сохранила привилегированное положение, и ее галицийские собратья не раз взирали на нее с завистью.

В первую минуту катастрофа показалась ужасной. Русских представляли себе «существами чудовищными, зловредными и кровожадными, с которыми нельзя было иметь дела без отвращения. Пришлось признать, что они нисколько не хуже других, что и среди них есть люди учтивые, приветливые и что иной раз нельзя не платить им дружбой и благодарностью» {Записки Адама Чарторыйского).

Екатерина обошлась с побежденными резко; Павел I изменил отношение к ним: освободил Костюшко, Немцевича, Мостовского, Капостаса, вернул на родину тысячи сосланных, доверил дипломатический пост молодому Адаму Чарторый-скому. Разоренные смутами XVIII века области стали отдыхать. Конечно, «золотая свобода» была утрачена, зато не приходилось больше страдать от крайностей своеволия. Козь-мян следующим образом резюмирует мнение своих соотечественников, ставших русскими подданными: «С известной точки зрения нам живется лучше, чем во времена республики; мы в значительной степени сохранили то, что нам дала родина. Нам не приходится теперь бояться уманской резни; хотя Польши нет, мы живем в Польше, и мы — поляки».