Том 2. Стихи. Переводы. Переписка - [4]

Шрифт
Интервал

 Был Магометом тот, что вел верблюда; прямой и гибкий, как тростинка, – Будда и в седине и гриве – Моисей.
6
 Перед Распятым молча боги стали, и, потрясая над собой скрижали, заговорил внезапно Моисей – и речь его была из красной стали.
 – «Ты, разделивший племя иудей, принесший миру бунты и печали! Ты, опьянивший, как вино, людей, чтобы себя как звери пожирали!
 – Тебе бы быть путем моих путей. Субботним вечером, как вечно сотворяли, творить молитву над плодами дней,
 – Не расточать того, что мы скопляли, не обращать бы на себя своей безумной мудрости и гордости речей».
7
 К верхушкам пальцев, пахнувших степями, с улыбкой скользкой приложась губами, тогда сказал, склонившись, Магомет: «Муж из мужей, единый между нами!
 – Ты был среди земных могучих «нет» девичьим «да». Ты детскими руками хотел с победой обойти весь свет, как чадами кишащий племенами.
 Тебе бы быть мечом – ты был поэт! – огнем в лесу и львом между зверями! – Как медь, расплавив, лить в толпу завет!
 – Ты не хотел ей дать игрушкой знамя. Так вот, найдя в самой себе ответ, толпа встает – ей в средствах равных нет».
8
 – «Грешивший Бог Любовью и страдавший! не лучше ли я поступал, признавший и дух и тело мыльным пузырем» – так начал Будда, до сих пор молчавший.
 – «Тебя мы в страшном виде узнаем – труп затвердевший, к дереву приставший; упрягом вечным – лезвием над сном повисшим молча над землей уставшей.
 – Как буря ночью с ливнем и огнем, проходит смерть над жизнью пожелавшей и разрушает этот хилый дом.
 – Боль победивший и любовь изгнавший и жизнь вне всякой жизни отыскавший, бесстрастный, – будет истинным вождем».
9
 Змея тумана синеватым чадом кусала крест и обливала ядом. И Он с креста богам не отвечал ни дрожью мышц, ни стонами, ни взглядом.
 Залитый кровью от терновых жал, тряпьем повитый – нищенским нарядом, копьем и пулей раненный, молчал над новой стражей, так же спящей рядом.
 И, распростертый от Карпатских скал до мшистых тундр, опустошенным садом в молчаньи мир у ног Его лежал,
 тот мир, который княжеским обрядом Его нагое тело окружал,
был искушен, оставлен и восстал.

404[8]

Бог

 Мой Бог – Кто скрыт под
шелухой вещей, Кого назвать
боялся Моисей, о Ком скрывал
на проповеди Будда, и Иисус –
назвал Отцом людей.
 Мой Бог, Кто будет
жив во мне, покуда я сам
Его живым дыханьем буду;
в начале шага, взора и
речей, о Ком, во мне жи-
вущем, не забуду;
 Кто не прибег еще
для славы к чуду в тюрьме
и смуте, в воздухе полей,
в толпе, к ее прислушиваясь
гуду, в возне плиты и воп-
лях матерей;
 Кто делает все чище
и добрей, открытый в жизни
маленькой моей.

405[9]

Любовь

 У звезд и трав, животных
и вещей есть Плоть одна
и Дух единый в ней.
 Он есть и в нас, – пусть
цели и нажива нас гонят
мимо жизней и смертей.
 Но ты смирись и уважай
людей: что в них и с ними,
жалко и красиво;
 ты сожалей и милуй все,
что живо – не повреди, щади
и не убей.
 Люби неЯ, как тело лю-
бит душу: и соль морей, и
каменную сушу, и кровь жи-
вую, и в броженьи звезд
земного шара золотую грушу.
 Как из птенцов, свалив-
шихся из гнезд, дыши на
всех: на выжатых как грозд,
на злых и наглых, вора и кли-
кушу, кто слишком согнут
и кто слишком прост.
 Пусть твоего Дыханья
не нарушит ни жизнь, ни
смерть, ни почести, ни пост,
который в ранах папиросы
тушит. 

406[10]

Земной рай

 Заря цветет вдоль не-
ба, как лишай. Где труп
кошачий брошен за сарай,
растет травинкой жел-
той и бессильной отве-
шенный так скупо лю-
дям рай.
 Вот проститутка,
нищий и посыльный с по-
датками на новый уро-
жай. Перед стеной тю-
ремной скверик пыльный,
солдатами набитый через
край...
 Есть тьма – есть свет,
но, веря невзначай, они
идут... разгадка непосильна,
и не спасет ни взрыв, ни
крест крестильный.

407[11]

Голем

 Один раввин для мести
силой гнева, слепив из
глины, оживил голема. Стал
человечек глиняный дышать.
 Всю ночь раввин учил
его писать и нараспев
читать от права влево,
чтоб разрушенья силу
обуздать.
 Но дочь раввина назы-
валась Ева, а Ева – Ха-
ва значит: жизнь и мать, –
и победила старца муд-
рость–дева.
 Придя для зла, не мог
противостать голем люб-
ви и глиной стал опять.
–––
 Не потому ли, плевелы
посева, боимся мы на жизнь
глаза поднять, чтоб, полю-
бив, не превратиться в пядь.

408[12]

Наше сегодня

 Ночь, полная разрозненной
стрельбой – комки мозгов
на камнях мостовой – и над
толпой идущие плакаты...
все стало сном – пошло на
перегной.
 Там, где висел у куз-
ницы Распятый, где рылся
в пашне плуг перед войной,
вдоль вех граничных ходит
не усатый и не по-русски
мрачный часовой.
 Ведь больше нет ни
там, в степи покатой,
ни здесь... под прежней
русской широтой, Ее, в
своем паденьи виноватой.
 Огородясь казармой и
тюрьмой, крестом антенны
встав над курной хатой,
на нас взглянул жестокий
век двадцатый.

409[13]

Бог

1
 Те, что для Бога между крыш, как в чаще, дворцы возво-
дят с роскошью разящей, в наитии наивной простоты ждут
благ земных из рук Его молчащих.
 Но руки Бога скудны и пусты: дают бедно и отни-
мают чаще... И как бы Он служил для суеты разнуздан-
ной, пресыщенной и спящей!
 Бог – это книга. Каждый приходящий в ней от-
крывает белые листы.
 Дела его вне цели и просты.
2
 Антенны крест сменяет – золотой, и плещет ряса,
призывая в бой, пока ученый бойни обличает, испуганный

Еще от автора Лев Николаевич Гомолицкий
Том 3. Проза. Литературная критика

Межвоенный период творчества Льва Гомолицкого (1903–1988), в последние десятилетия жизни приобретшего известность в качестве польского писателя и литературоведа-русиста, оставался практически неизвестным. Данное издание, опирающееся на архивные материалы, обнаруженные в Польше, Чехии, России, США и Израиле, раскрывает прежде остававшуюся в тени грань облика писателя – большой свод его сочинений, созданных в 1920–30-е годы на Волыни и в Варшаве, когда он был русским поэтом и становился центральной фигурой эмигрантской литературной жизни.


Том 1. Стихотворения и поэмы

Межвоенный период творчества Льва Гомолицкого (1903–1988), в последние десятилетия жизни приобретшего известность в качестве польского писателя и литературоведа-русиста, оставался практически неизвестным. Данное издание, опирающееся на архивные материалы, обнаруженные в Польше, Чехии, России, США и Израиле, раскрывает прежде остававшуюся в тени грань облика писателя – большой свод его сочинений, созданных в 1920–30-е годы на Волыни и в Варшаве, когда он был русским поэтом и становился центральной фигурой эмигрантской литературной жизни.


Рекомендуем почитать
«Простите, что пишу Вам по делу…»: Письма Г.В. Адамовича редакторам Издательства им. Чехова (1952-1955)

Издательство имени Чехова, действовавшее в Нью-Йорке в 1952–1956 гг., было самым крупным книжным предприятием русского зарубежья за всю его историю. За четыре года существования оно выпустило более полутора сотен изданий, среди которых было много ценных книг.Настоящая предлагает весь сохранившийся корпус писем Г.В. Адамовича к редакторам Издательства имени Чехова Вере Александровне Александровой и Татьяне Георгиевне Терентьевой (в общей сложности 25 посланий).Из книги: «Если чудо вообще возможно за границей…»: Эпоха 1950 гг.


Сочинения. Письма

Это первое наиболее полное собрание литературного наследия выдающегося поэта Павла Николаевича Васильева. В книгу вошли его лучшие стихотворения и поэмы, эпиграммы, художественная и очерковая проза, переводы. А также сохранившиеся письма.


Переписка Виктора Сосноры с Лилей Брик

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Том 30. Письма 1904. Надписи

Двенадцать томов серии — это своеобразное документальное повествование Чехова о своей жизни и о своем творчестве. Вместе с тем, познавательное значение чеховских писем шире, чем их биографическая ценность: в них бьется пульс всей культурной и общественной жизни России конца XIX — первых лет XX века.Двенадцатым томом заканчивается издание писем А.П. Чехова. Этим объясняется его построение, отличное от всех предыдущих томов. Книга делится на два основных раздела. Первый из них содержит последние письма — 1904 года.


Том 29. Письма 1902-1903

Двенадцать томов серии — это своеобразное документальное повествование Чехова о своей жизни и о своем творчестве. Вместе с тем, познавательное значение чеховских писем шире, чем их биографическая ценность: в них бьется пульс всей культурной и общественной жизни России конца XIX — первых лет XX века.В одиннадцатом томе печатаются письма Чехова с июля 1902 г. по декабрь 1903 г.http://ruslit.traumlibrary.net.


Переписка Н. В. Гоголя

В первый том включена переписка Гоголя с друзьями его юности – А. С. Данилевским и Н. Я. Прокоповичем, С Пушкиным, Жуковским, Погодиным и др.Второй том содержит переписку Гоголя с великим русским критиком В. Белинским, с писателем С Аксаковым, поэтом Языковым, художником А. Ивановым и др.


Лебединая песня

Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов - автор многочисленных стихотворений (прежде всего - в жанре полусонета) и грандиозной поэмы "Гибель Атлантиды" (1938), изданной в России в 2008 г. В книгу вошли не изданные при жизни автора произведения из его фонда, хранящегося в отделе редких книг и рукописей Библиотеки Колумбийского университета, а также перевод "Слова о полку Игореве" и поэмы Эдны Сент-Винсент Миллей "Возрождение".


Нежнее неба

Николай Николаевич Минаев (1895–1967) – артист балета, политический преступник, виртуозный лирический поэт – за всю жизнь увидел напечатанными немногим более пятидесяти собственных стихотворений, что составляет меньше пяти процентов от чудом сохранившегося в архиве корпуса его текстов. Настоящая книга представляет читателю практически полный свод его лирики, снабженный подробными комментариями, где впервые – после десятилетий забвения – реконструируются эпизоды биографии самого Минаева и лиц из его ближайшего литературного окружения.Общая редакция, составление, подготовка текста, биографический очерк и комментарии: А.


Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Дмитрий Петрович Шестаков (1869–1937) при жизни был известен как филолог-классик, переводчик и критик, хотя его первые поэтические опыты одобрил А. А. Фет. В книге с возможной полнотой собрано его оригинальное поэтическое наследие, включая наиболее значительную часть – стихотворения 1925–1934 гг., опубликованные лишь через много десятилетий после смерти автора. В основу издания легли материалы из РГБ и РГАЛИ. Около 200 стихотворений печатаются впервые.Составление и послесловие В. Э. Молодякова.


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.