Том 2. Стихи. Переводы. Переписка - [3]

Шрифт
Интервал

 Он их бросает под ноги, как бисер:
 Расстрелян был безвинно Гумилев...
 Пожертвовал собою Каннегиссер...
 А сколько их, смешавшихся с толпой,
 Погибнувших безвестно и случайно!
Кто видел, как у разгромленной чайной
Упал один убитый часовой?
Он, может быть, венчанья ждал в поэты,
А у судьбы – глагола только «мочь».
И в грудь его втоптал его сонеты
Тот конный полк, прошедший мимо в ночь.
Но он был молод и встречал, конечно,
Смерть, как встречают первую любовь.
И теплотой (как все, что в мире вечно)
Из губ его текла на камни кровь.
 Кто видит нас, рассеянных по свету:
 Где вытравлен из быта самый дух,
 И там, где в людях человека нету,
 Где мир, торгуя, стал и пуст и глух?
 Сквозь скрежеты продымленных заводов,
 Сквозь карантин бесправия и прав,
 В труде, в позоре на себя приняв
 Презрение и ненависть народов –
 Пускай никто не ведает о том,
 Гадая, в чем таится наша сила, –
 В своем дыханьи правду мы несем,
 Которую нам Родина вручила:
 Мы думаем, мы верим... мы живем.
 В какой-нибудь забытой солнцем щели,
 Где на груди бумаги отсырели,
 Придя с работы в ночь, огарок жжем,
 Чтоб, победив волнением усталость,
 Себя любимым мыслям посвятить:
 Все наше знанье, тяготу и жалость
 Во вдохновенном слове воплотить.
Мы боремся, заранее усталы
Под тяжестью сомнений и потерь, –
Стучимся в мир... Газетные подвалы
Нам по ошибке открывают дверь.
Но верим мы: придут и наши сроки –
В подвалах этих вырастут пророки.
 Пускай кичатся этажи газет
 Партийной славой временных побед, –
 Что истинно, ошибочно и мерзко
 (Пусть это странно и смешно и дерзко!),
 Здесь, в их подвалах, мы хотим опять
 Горящими словами начертать.

403[7]

Голос из газетного подвала. II. Дорожное распятие

В чистiм поли на горбочку

Чистит солдат вiнтовочку.

Чистит вiн, прочищаe,

На хрест Божiй вiн стрiляe.

Як вистрилив – зробив рану,

Зробив рану пiд рукою;

Полялася кров рiчкою.

––––-

Сiм ангелiв iдуть,

В руках чашi несуть.

В руках чашi несуть,

Кров Христову соберуть.

Современный народный стих.
Среди колосьев, между звезд падучих висит Кого не принимает
гроб.
Вторым венком из проволок колючих кто увенчал Его поникший
лоб?
Веревки мышц покрыли гноем птицы, тряпьем по ребрам рваным
Он покрыт.
Он бородой касается ключицы и неподвижно между ног глядит.
Его покрыли язвой непогоды. Он почернел от вьюги или гроз.
И на дощечке полустерли годы «Царь иудейский Иисус Христос».
Проходят мимо люди поминутно, товары тащат, гонят на убой,
Не замечая мук Его, как будто Он никогда не был Собой.
И только в ночь удобренные кровью, засеянные трупами поля
Целуют пальцы ног Его с любовью и ищут мертвых глаз Его, моля;
За темноту земной могильной плоти, ее покорность мускулам
людей;
За то, что в мире, битве и работе не помнят люди горя матерей...
Проходит ночь, как пролетают тучи, и открывает воздух голубой.
Среди колосьев, проволок колючих висит Господь забытый и –
немой.
1
 В сухую трещину дорожного распятья засунул черт наскучившее платье и, скорчившись, у стоп Его издох, уставясь кверху мимо звездных пятен.
 Светало. Поле задержало вздох. И огненной небесною печатью между колен земли родился «бог». Тогда, гудя, лесов поднялись рати.
 Седой зеленый, отрясая мох, шел между сосен девок полоняти, жалевших деду домовому крох.
 И поп, увидев в церкви свет с кровати, пошел с ключом и, говорят, усох, окостенев и сморщась, как горох.
2
 На митинг о религии плакаты прибыли в город. Дети и солдаты слыхали, как смеялся и грозил с трибуны страшным голосом щербатый.
 Один солдатик, проходя, вперил глаза в распятье, говоря: «Богатый!..» и в крест, нацелясь, пулей угодил. Все видели, был ей пробит Распятый.
 Ни простонал, ни вздрогнул, ни ожил. Обвисший, пыльный, на полей заплаты от вечной муки взора не открыл.
 И только к ночи в мышце узловатой у круглой ранки возле шейных жил смолистой каплей желтый сок застыл.
3
 Простоволосой женщина чужая, крестясь и в голос дико напевая, пришла, и видел весь народ, толпясь, как плакала, распятье обнимая.
 Потом, зовя «мой сокол» и «мой князь», косой своей распущенной седая отерла рану у Христа, молясь и ни на чьи слова не отвечая.
 Когда же села на сухую грязь у подорожного пустого края, – горящим взглядом в лица уперлась.
 Все думали, что это Пресвятая, и так толпа над нею разрослась, что комиссар объехал их, грозясь.
4
 Пошло в народе, будто божьи слуги к кресту слетают. Съехалась с округи комиссия... Пришел патруль стеречь, затворы пробуя (шутя или в испуге).
 Народ растаял. Заревая печь потухла, раскалившись. В страдном круге тащила ночь, не думая отпречь, по краю неба тучи, словно плуги.
 Едва патруль успел, балуясь, лечь, как в поле черном, где сошлися дуги холмов, поднялся контур чьих-то плеч.
 Под ним и конь увязнул до подпруги. Донесся скрип кольчуги ржавой... речь, и виден был в руке упавшей – меч.
5
 И сон нашел на сторожей, покуда они смотрели, замерев, на чудо. Тогда упала тень от трех людей, скользнувшая неведомо откуда.
 Они казались выше и черней в одеждах длинных: как края сосуда, внизу свивались складки их плащей, и вел один на поводу верблюда.
 То были боги, выгнанные ей – Россией буйной – на потеху людям, из усыпленных верой алтарей.

Еще от автора Лев Николаевич Гомолицкий
Том 3. Проза. Литературная критика

Межвоенный период творчества Льва Гомолицкого (1903–1988), в последние десятилетия жизни приобретшего известность в качестве польского писателя и литературоведа-русиста, оставался практически неизвестным. Данное издание, опирающееся на архивные материалы, обнаруженные в Польше, Чехии, России, США и Израиле, раскрывает прежде остававшуюся в тени грань облика писателя – большой свод его сочинений, созданных в 1920–30-е годы на Волыни и в Варшаве, когда он был русским поэтом и становился центральной фигурой эмигрантской литературной жизни.


Том 1. Стихотворения и поэмы

Межвоенный период творчества Льва Гомолицкого (1903–1988), в последние десятилетия жизни приобретшего известность в качестве польского писателя и литературоведа-русиста, оставался практически неизвестным. Данное издание, опирающееся на архивные материалы, обнаруженные в Польше, Чехии, России, США и Израиле, раскрывает прежде остававшуюся в тени грань облика писателя – большой свод его сочинений, созданных в 1920–30-е годы на Волыни и в Варшаве, когда он был русским поэтом и становился центральной фигурой эмигрантской литературной жизни.


Рекомендуем почитать
Луи Буссенар и его «Письма крестьянина»

Материалы, освещающие деятельность Луи Буссенара на публицистическом поприще.


Румыния и Египет в 1860-1870-е гг. Письма российского дипломата И. И. Лекса к Н. П. Игнатьеву

В книге впервые публикуются письма российского консула И. М. Лекса выдающемуся дипломату и общественному деятелю Н. П. Игнатьеву. Письма охватывают период 1863–1879 гг., когда Лекс служил генеральным консулом в Молдавии, а затем в Египте. В его письмах нашла отражение политическая и общественная жизнь формирующегося румынского государства, состояние Египта при хедиве Исмаиле, состояние дел в Александрийском Патриархате. Издание снабжено подробными комментариями, вступительной статьей и именным указателем.


10 мейл-умничаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Письма к Василию Розанову

Не последнее по значению место в обширном литературном наследии писателя и мыслителя Константина Николаевича Леонтьева (1831–1891) занимает эпистолярий, до сих пор не собранный и не изданный в полном объеме. Одним из ближайших корреспондентов в последний период жизни К. Н. Леонтьева Василий Васильевич Розанов (1856–1919). Письма к В.В. Розанову К.Н. Леонтьева были впервые опубликованы журналом «Русский вестник» (1903). Среди лиц, упоминаемых в них — Ф. М. Достоевский и Л. Н. Толстой, Вл. С. Соловьев и К. П. Победоносцев, И. С. Аксаков и Н.


Письма

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


«Простите, что пишу Вам по делу…»: Письма Г.В. Адамовича редакторам Издательства им. Чехова (1952-1955)

Издательство имени Чехова, действовавшее в Нью-Йорке в 1952–1956 гг., было самым крупным книжным предприятием русского зарубежья за всю его историю. За четыре года существования оно выпустило более полутора сотен изданий, среди которых было много ценных книг.Настоящая предлагает весь сохранившийся корпус писем Г.В. Адамовича к редакторам Издательства имени Чехова Вере Александровне Александровой и Татьяне Георгиевне Терентьевой (в общей сложности 25 посланий).Из книги: «Если чудо вообще возможно за границей…»: Эпоха 1950 гг.


Лебединая песня

Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов - автор многочисленных стихотворений (прежде всего - в жанре полусонета) и грандиозной поэмы "Гибель Атлантиды" (1938), изданной в России в 2008 г. В книгу вошли не изданные при жизни автора произведения из его фонда, хранящегося в отделе редких книг и рукописей Библиотеки Колумбийского университета, а также перевод "Слова о полку Игореве" и поэмы Эдны Сент-Винсент Миллей "Возрождение".


Нежнее неба

Николай Николаевич Минаев (1895–1967) – артист балета, политический преступник, виртуозный лирический поэт – за всю жизнь увидел напечатанными немногим более пятидесяти собственных стихотворений, что составляет меньше пяти процентов от чудом сохранившегося в архиве корпуса его текстов. Настоящая книга представляет читателю практически полный свод его лирики, снабженный подробными комментариями, где впервые – после десятилетий забвения – реконструируются эпизоды биографии самого Минаева и лиц из его ближайшего литературного окружения.Общая редакция, составление, подготовка текста, биографический очерк и комментарии: А.


Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Дмитрий Петрович Шестаков (1869–1937) при жизни был известен как филолог-классик, переводчик и критик, хотя его первые поэтические опыты одобрил А. А. Фет. В книге с возможной полнотой собрано его оригинальное поэтическое наследие, включая наиболее значительную часть – стихотворения 1925–1934 гг., опубликованные лишь через много десятилетий после смерти автора. В основу издания легли материалы из РГБ и РГАЛИ. Около 200 стихотворений печатаются впервые.Составление и послесловие В. Э. Молодякова.


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.