Том 18. Лорд Долиш и другие - [165]

— Ясно, — сказал он. — Значит, отставка.

— Вы простите…

— Ничего-ничего.

— Вы же понимаете…

— Конечно-конечно.

Молчание прерывал только попугай, интересующийся зарею. Эванджелина терзалась. Как бы смягчить удар? И вдруг ее осенило.

— Кажется, вы хотели поучить меня гольфу?

— Да…

— Может быть, позанимаемся?

— Вы действительно…

— Да-да. Только сбегаю за ракеткой.

— У нас нет ракеток.

— Как же вы перебросите мяч через сетку?

— И сеток нет.

— Какая странная игра!

— Так, — сказал Эмброз, кладя мяч и давая ей клюшку. — Посмотрим, долетит ли он до соседнего графства.

Теннис, вредный для души, все же укрепляет тело. Эмброз говорил мне, что она вложила в удар буквально все, что могла. Единственной ошибкой было то, что пришелся он не по мячу, а дюйма на три сбоку.

Это ее спасло. Она была горда и немедленно бросила бы слишком легкую игру. Именно так, говорил мне с ужасом Эмброз, определила она однажды гольф.

Но она сплоховала, и Эмброз увидел на ее лице ту смесь дерзости и смирения, с которой все и начинается.

— Разрешите, я покажу, — сказал он, пользуясь ситуацией, взял клюшку и пустил мяч по фервею. — Вот, примерно так.

Она глядела на него восхищенно, почтительно, благоговейно.

— Вы прекрасно играете, — вымолвила она.

— Ничего, прилично.

— А меня научите?

— За несколько уроков. Ах, нет, мне же надо отлучиться!

— Надо?

— Конечно. Человеку в моем положении полагается стрелять в горах серых медведей.

Они помолчали. Эванджелина выводила вензеля на дерне носком туфельки.

— Вам их не жалко? — спросила она.

— Что ж, и медведь знает горе.

— Вот что, — сказала она, — вам незачем ехать.

— Тут помогло бы только одно.

— Я это и имею в виду.

Эмброз задрожал от волос до тех особых ботинок, которые носят истинные игроки.

— Неужели?.. — начал он.

— Да-да.

— Вы действительно?..

— Да-да! Понять не могу, почему я так ответила. Оговорилась, должно быть.

Эмброз уронил клюшку и обнял Эванджелину.

— Мы созданы друг для друга, — сообщил он. — А теперь, — он вложил клюшку ей в руки, — откиньтесь немного назад, и помягче, но с силой…

НА ГЛИНЯНЫХ НОГАХ [46]

С приходом сумерек метель усилилась, и деревья у клуба клонились под ее напором. Снег мешал видеть, но Старейшина различил из окна курительной синевато-серые гольфы Сирила Джукса и одобрительно кивнул. Когда он еще играл, никакая погода не могла ему помешать. Он был рад, что молодому поколению не страшна ноябрьская свистопляска.

Сирил вошел в комнату. Лицо его, обычно — веселое, наводило на мысли о том, что он пережил гибель Помпеи. Никто не знал, что с ним такое, но самый мутный взгляд различил бы, что испытал он многое, и Старейшина заботливо справился:

— У вас что-то не так?

— Да уж, хуже некуда. Жена сердится.

— Простите, а в чем дело?

— Вы знаете ее братца, и согласитесь со мной, что над ним надо поработать.

— Несомненно.

— А для этого нужно выйти на площадку.

— Конечно.

— Вот я и сделал с ним два раунда. Вернулись, а она ждет. Говорит, он совсем синий, а вон и сосульки. Если он погибнет, кровь его на мне. В общем, повела оттаивать при помощи грелок. Жизнь бывает нелегкой.

— И весьма.

— Кажется, и впрямь холодновато, но что же это такое? Называть мужа слабоумным извергом! Способствуют такие слова семейному счастью?

Старейшина похлопал его по плечу.

— Держитесь, — сказал он. — Да, она немного раздражена, но поймет и простит. Ваша жена играет в гольф и в более ясном, здравом разуме понимает, как ей повезло с мужем. Дух гольфа, вот что важно в жизни. Именно он удержал Бьюстриджа от того, чтобы стукнуть будущую тещу, когда она стала делать замечания прямо у восемнадцатой лунки. Он подвигнул Подмарша завершить игру, хотя тот думал, что отравлен. Он спас и соединил Эгнес Флек и Сидни Макмердо. Кажется, я о них упоминал. Они собирались пожениться.

— Такая высокая, да?

— Чрезвычайно. И Сидни не маленький. Потому мы, друзья, и радовались. Как часто видишь, что мужчина шести футов трех дюймов находит девушку в четыре фута десять, которая годится разве что для труппы лилипутов. Ничего подобного здесь не было. Сидни весил 200 фунтов, Эгнес — 160. Что еще важнее, оба играли в гольф с детства. Эгнес пленяла привычка Сидни посылать мяч на 250 ярдов,[47] его восхищала редкая точность ее удара.

История эта (сказал мудрец, приняв из рук собеседника порцию горячего пунша) началась в более теплую погоду. Стоял август, над курортом Ист Бамтон сияло солнце, освещая лучами пляж, пирс, лотки с мороженым и безбрежный океан. В этом самом океане, ярдах в пятидесяти от берега, Эгнес охлаждала себя после гольфа и думала о том, как она любит Сидни.

Самого его не было. Он задержался в городе, на службе (страховая компания), где считал дни и думал о том, как он любит Эгнес.

Когда девушка думает в воде о любимом человеке, чувства ее требуют выражения. Случилось это и с Эгнес. Бог на небе, ощущала она, все хорошо на свете,[48] значит — что-то надо сделать. И она заплескалась, поднимая пенистые фонтаны, а также запела некую песнь без слов.

Это не всегда понимают. Голос у Эгнес был зычный, и мы не удивимся, что купальщик, случайно оказавшийся поблизости, крепко схватил ее за руки и ускоренно поплыл к берегу.