Том 1. Стихотворения и поэмы, 1899–1926 - [34]

Не продай басурманам, не выдай

На потеху лихим молодцам…

Вся-то жизнь в теремах под засовом..

Уж натешились вы надо мной…

Припаскудили пакостным словом,

Припоганили кличкой срамной».

Разве можно такую оставить,

Отчураться, избыть, позабыть?

Ни молитвой ее не проплавить,

Ни любовью не растопить…

Расступись же, кровавая бездна!

Чтоб во всей полноте бытия

Всенародно, всемирно, всезвездно

Просияла правда твоя!

5 января 1923

Коктебель

Благословение

Благословенье мое, как гром!

Любовь безжалостна и жжет огнем.

Я в милосердии неумолим:

Молитвы человеческие – дым.

Из избранных тебя избрал я, Русь!

И не помилую, не отступлюсь.

Бичами пламени, клещами мук

Не оскудеет щедрость этих рук.

Леса, увалы, степи и вдали

Пустыни тундр – шестую часть земли

От Индии до Ледовитых вод

Я дал тебе и твой умножил род.

Чтоб на распутьях сказочных дорог

Ты сторожила запад и восток.

И вот, вся низменность земного дна

Тобой, как чаша, до края полна.

Ты благословлена на подвиг твой

Татарским игом, скаредной Москвой,

Петровской дыбой, бредами калек,

Хлыстов, скопцов – одиннадцатый век.

Распластанною голой на земле,

То вздернутой на виску, то в петле, –

Тебя живьем свежуют палачи –

Радетели, целители, врачи.

И каждый твой порыв, твой каждый стон

Отмечен Мной и понят и зачтен.

Твои молитвы в сердце я храню:

Попросишь мира – дам тебе резню.

Спокойствия? – Девятый взмою вал.

Разрушишь тюрьмы? – Вырою подвал.

Раздашь богатства? – Станешь всех бедней,

Ожидовеешь в жадности своей!

На подвиг встанешь жертвенной любви?

Очнешься пьяной по плечи в крови.

Замыслишь единенье всех людей?

Заставлю есть зарезанных детей!

Ты взыскана судьбою до конца:

Безумием заквасил я сердца

И сделал осязаемым твой бред.

Ты – лучшая! Пощады лучшим нет.

В едином горне за единый раз

Жгут пласт угля, чтоб выплавить алмаз,

А из тебя, сожженный Мной народ,

Я ныне новый выплавляю род!

23 февраля 1923

Коктебель

Неопалимая купина

В эпоху бегства французов из Одессы

Кто ты, Россия? Мираж? Наважденье?

Была ли ты? есть? или нет?

Омут… стремнина… головокруженье…

Бездна… безумие… бред…

Всё неразумно, необычайно:

Взмахи побед и разрух…

Мысль замирает пред вещею тайной

И ужасается дух.

Каждый, коснувшийся дерзкой рукою, –

Молнией поражен:

Карл под Полтавой, ужален Москвою

Падает Наполеон.

Помню квадратные спины и плечи

Грузных германских солдат –

Год… и в Германии русское вече:

Красные флаги кипят.

Кто там? Французы? Не суйся, товарищ,

В русскую водоверть!

Не прикасайся до наших пожарищ!

Прикосновение – смерть.

Реки вздувают безмерные воды,

Стонет в равнинах метель:

Бродит в точиле, качает народы

Русской разымчивой хмель.

Мы – зараженные совестью: в каждом

Стеньке – святой Серафим,

Отданный тем же похмельям и жаждам,

Тою же волей томим.

Мы погибаем, не умирая,

Дух обнажаем до дна.

Дивное диво – горит, не сгорая,

Неопалимая Купина!

28 мая 1919

Коктебель

IV Протопоп Аввакум

Протопоп Аввакум

Памяти В. И. Сурикова

1

Прежде нежели родиться – было

Во граде солнечном,

В Небесном Иерусалиме:

Видел солнце, разверстое, как кладезь.

Силы небесные кругами обступили тесно –

Трижды тройным кольцом Сияющие Славы:

В первом круге –

Облакам подобные и ветрам огненным;

В круге втором –

Гудящие, как вихри косматых светов;

В третьем круге –

Звенящие и светлые, как звезды;

А в недрах Славы – в свете неприступном

Непостижима, Трисиянна, Пресвятая

Троица,

Подобно адаманту, вне мира сущему,

И больше мира.

И слышал я:

Отец рече Сынови:

– Сотворим человека

По образу и по подобью огня небесного… –

И голос был ко мне:

«Ти подобает облачиться в человека

Тлимого,

Плоть восприять и по земле ходить.

Поди: вочеловечься

И опаляй огнем!»

Был же я, как уголь раскаленный,

И вдруг погас,

И черен стал,

И, пеплом собственным одевшись,

Был извержен

В хлябь вешнюю.

2

Пеплом собственным одевшись, был извержен

В хлябь вешнюю:

Мое рожденье было

За Кудмою-рекой

В земле Нижегородской.

Отец мой прилежаще пития хмельного,

А мати – постница, молитвенница бысть.

Аз ребенком малым видел у соседа

Скотину мертвую,

И, во ночи восставши,

Молился со слезами,

Чтоб умереть и мне.

С тех пор привык молиться по ночам.

Молод осиротел,

Был во попы поставлен.

Пришла ко мне на исповедь девица,

Делу блудному повинна,

И мне подробно извещала.

Я же – треокаянный врач –

Сам разболелся,

Внутрь жгом огнем блудным,

Зажег я три свечи и руку

Возложив держал,

Дондеже разженье злое не угасло.

А дома до полночи молясь:

Да отлучит мя Бог –

Понеже бремя тяжко, –

В слезах забылся.

А очи сердечнии

При Волге при реке и вижу:

Плывут два корабля златые –

Всё злато: весла, и шесты, и щегла.

«Чьи корабли?» – спросил.

– «Детей твоих духовных».

А за ними третий –

Украшен не золотом, а разными пестротами:

Черно и пепельно, сине, красно и бело.

И красоты его ум человеческий вместить не может.

Юнош светел парус правит.

Я ему:

  – «Чей есть корабль?»

А он мне:

  – «Твой.

Плыви на нем, коль миром докучаешь!»

А я, вострепетав и седше, рассуждаю:

Аз есмь огонь, одетый пеплом плоти,

И тело наше без души есть кал и прах.

В небесном царствии всем золота довольно.

Нам же, во хлябь изверженным

И тлеющим во прахе, подобает

Страдати неослабно.

Что будет плаванье?

По мале времени, по виденному, беды

Восстали адовы, и скорби, и болезни.

3

Беды восстали адовы, и скорби, и болезни: