Том 1. Стихотворения и поэмы, 1899–1926 - [32]

В воскресенье в начале поста?

Зажигают ли свечки, да сальные

В них заместо свечей восковых?

Воеводы порядки охальные

Всё ль блюдут в воеводствах своих?

Благолепная, да многохрамая…

А из ней хоть святых выноси.

Что-то, чую, приходит пора моя

Погулять по Святой по Руси.

Как, бывало, казацкая, дерзкая,

На Царицын, Симбирск, на Хвалынь –

Гребенская, Донская да Терская

Собиралась ватажить сарынь.

Да на первом на струге, на «Соколе»,

С полюбовницей – пленной княжной,

Разгулявшись, свистали да цокали,

Да неслись по-над Волгой стрелой.

Да как кликнешь сподрушных – приспешников:

«Васька Ус, Шелудяк да Кабан!

Вы ступайте пощупать помещиков,

Воевод, да попов, да дворян.

Позаймитесь-ка барскими гнездами,

Припустите к ним псов полютей!

На столбах с перекладиной гроздами

Поразвесьте собачьих детей».

Хорошо на Руси я попраздновал:

Погулял, и поел, и попил,

И за всё, что творил неуказного,

Лютой смертью своей заплатил.

Принимали нас с честью и с ласкою,

Выходили хлеб-солью встречать,

Как в священных цепях да с опаскою

Привезли на Москву показать.

Уж по-царски уважили пыткою:

Разымали мне каждый сустав

Да крестили смолой меня жидкою,

У семи хоронили застав.

И как вынес я муку кровавую,

Да не выдал казацкую Русь,

Так за то на расправу на правую

Сам судьей на Москву ворочусь.

Рассужу, развяжу – не помилую, –

Кто хлопы, кто попы, кто паны…

Так узнаете: как пред могилою,

Так пред Стенькой все люди равны.

Мне к чему царевать да насиловать,

А чтоб равен был всякому – всяк.

Тут пойдут их, голубчиков, миловать,

Приласкают московских собак.

Уж попомнят, как нас по Остоженке

Шельмовали для ихних утех.

Пообрубят им рученьки-ноженьки:

Пусть поползают людям на смех.

И за мною не токмо что драная

Голытьба, а казной расшибусь –

Вся великая, темная, пьяная,

Окаянная двинется Русь.

Мы устроим в стране благолепье вам, –

Как, восставши из мертвых с мечом, –

Три угодника – с Гришкой Отрепьевым,

Да с Емелькой придем Пугачем.

22 декабря 1917

Коктебель

Китеж

1

Вся Русь – костер. Неугасимый пламень

  Из края в край, из века в век

Гудит, ревет… И трескается камень.

  И каждый факел – человек.

Не сами ль мы, подобно нашим предкам,

  Пустили пал? А ураган

Раздул его, и тонут в дыме едком

  Леса и села огнищан.

Ни Сергиев, ни Оптина, ни Саров –

  Народный не уймут костер:

Они уйдут, спасаясь от пожаров,

  На дно серебряных озер.

Так, отданная на поток татарам,

  Святая Киевская Русь

Ушла с земли, прикрывшись Светлояром…

  Но от огня не отрекусь!

Я сам – огонь. Мятеж в моей природе,

  Но цепь и грань нужны ему.

Не в первый раз, мечтая о свободе,

  Мы строим новую тюрьму.

Да, вне Москвы – вне нашей душной плоти,

  Вне воли медного Петра –

Нам нет дорог: нас водит на болоте

  Огней бесовская игра.

Святая Русь покрыта Русью грешной,

  И нет в тот град путей,

Куда зовет призывный и нездешной

  Подводный благовест церквей.

2

Усобицы кромсали Русь ножами.

  Скупые дети Калиты

Неправдами, насильем, грабежами

  Ее сбирали лоскуты.

В тиши ночей, звездяных и морозных,

  Как лютый крестовик-паук,

Москва пряла при Темных и при Грозных

  Свой тесный, безысходный круг.

Здесь правил всем изветчик и наушник,

  И был свиреп и строг

Московский князь – «постельничий и клюшник

  У Господа», – помилуй Бог!

Гнездо бояр, юродивых, смиренниц –

  Дворец, тюрьма и монастырь,

Где двадцать лет зарезанный младенец

  Чертил круги, как нетопырь.

Ломая кость, вытягивая жилы,

  Московский строился престол,

Когда отродье Кошки и Кобылы

  Пожарский царствовать привел.

Антихрист-Петр распаренную глыбу

  Собрал, стянул и раскачал,

Остриг, обрил и, вздернувши на дыбу,

  Наукам книжным обучал.

Империя, оставив нору кротью,

  Высиживалась из яиц

Под жаркой коронованною плотью

  Своих пяти императриц.

И стала Русь немецкой, чинной, мерзкой.

  Штыков сияньем озарен,

В смеси кровей Голштинской с Вюртембергской

  Отстаивался русский трон.

И вырвались со свистом из-под трона

  Клубящиеся пламена –

На свет из тьмы, на волю из полона –

  Стихии, страсти, племена.

Анафем церкви одолев оковы,

  Повоскресали из гробов

Мазепы, Разины и Пугачевы –

  Страшилища иных веков.

Но и теперь, как в дни былых падений,

  Вся омраченная, в крови,

Осталась ты землею исступлений –

  Землей, взыскующей любви.

3

Они пройдут – расплавленные годы

  Народных бурь и мятежей:

Вчерашний раб, усталый от свободы,

  Возропщет, требуя цепей.

Построит вновь казармы и остроги,

  Воздвигнет сломанный престол,

А сам уйдет молчать в свои берлоги,

  Работать на полях, как вол.

И, отрезвясь от крови и угара,

  Цареву радуясь бичу,

От угольев погасшего пожара

  Затеплит ярую свечу.

Молитесь же, терпите же, примите ж

  На плечи крест, на выю трон.

На дне души гудит подводный Китеж –

  Наш неосуществимый сон!

18 августа 1919

Во время наступления Деникина на Москву.

Коктебель

Дикое поле

1

Голубые просторы, туманы,

Ковыли, да полынь, да бурьяны…

Ширь земли да небесная лепь!

Разлилось, развернулось на воле

Припонтийское Дикое Поле,

Темная Киммерийская степь.

Вся могильниками покрыта –

Без имян, без конца, без числа…

Вся копытом да копьями взрыта,

Костью сеяна, кровью полита,

Да народной тугой поросла.

Только ветр закаспийских угорий

Мутит воды степных лукоморий,

Плещет, рыщет – развалист и хляб

По оврагам, увалам, излогам,