Том 1. Корни обнажаются в бурю. Тихий, тихий звон. Тайга. Северные рассказы - [11]

— Перестань, — негромко попросила она.

— А все же?

Молча посмотрев на него, она резко повернулась, и он едва успел удержать ее, схватив за локоть.

— Ведь да? Это ведь правда? Генка…

— Оба вы с Генкой идиоты. Вам бы…

— Ну ладно, кончено и забыто, Ирка, — сказал он, — я ведь тоже понимаю, что у тебя отец директор леспромхоза, а я… Ну кто такой я? — спросил он насмешливо, и она, быстро взглянув на него, с досадой отвернулась.

— Знаешь, Сашка, перестань, — сказала она медленно. — Ты меня всякими глупостями не удивишь, да ведь только к чему они?

Чуть приотстав, он нагнулся за еловой веткой, но девушка чувствовала на себе его взгляд, и это сердило ее и несколько волновало.

— Подожди, Ирина, — окликнул он другим, более спокойным, тоном, — давай лучше к озеру сходим, красотища там сейчас, воды полно, на зорях карась балует. Ты знаешь, Раскладушкин туда недавно ходил, пятьдесят штук принес.

Свернув на влажную, еле обозначавшуюся тропку, ведущую вглубь, они пошли друг за другом молча, девушка впереди, Александр — за нею, тропинка была слишком узка и неудобна. Все так же, не выпуская из рук еловой лапы, не отрываясь, он смотрел на шагавшую впереди девушку, и опять, в который раз уже, на него нахлынуло радостное ощущение силы, ему захотелось подхватить ее на руки, и даже мускулы напряглись и стало трудно дышать. Только бы подхватить на руки, подумал он, весь настороженный, подхватить, чтобы она испуганно обняла его за шею, почувствовать ее руки, интересно, обидится она или нет?

Словно подслушав его мысли, Ирина оглянулась.

— Что ты?

Он с усилием заставил себя отвести глаза в сторону, пристально посмотрел на острую вершину молоденькой елочки.

— Я-я? Ничего. Подумал вот… Кем бы хотел меня отец увидеть после школы? Ты же знаешь, у меня ведь отца совсем не было. Нет, быть он, конечно, был, но я его совершенно не знаю. Мать не любит рассказывать, говорит, что погиб во время войны, в сорок четвертом. А вообще-то она на этот счет неразговорчива.

— Ты только об этом думал сейчас? — спросила Ирина, делая удивленное и непонимающее лицо; она молча развела руками, улыбнулась. — Тебе, Сашка, в артисты бы…

— Куда уж, — сумрачно усмехнулся он. — Мы как-нибудь попроще проживем, наши идеалы: бревно — рубль, рубль — бревно. Правда, выражаясь так, я теряю в твоих глазах, но что поделаешь?

Тропинка, идущая по мягкой, мшистой почве, затейливо петляла по тайге то в обход валежины, то по молодому подлеску; между деревьями по земле ходил легкий ветерок, и в его шум дятел сыпал частую дробь.

Александр остановился.

— Ирина… Постой, Ирина!

Таким тоном он никогда еще не разговаривал с нею; и она, удивленно оглянувшись, споткнулась о корень и в следующую минуту оказалась у Александра на руках; ахнув, она испуганно обхватила его за шею и совсем близко, рядом увидела его светлые, показавшиеся огромными глаза.

Он хотел поцеловать ее в губы, но она резко откинула голову, и он прижался губами к ее шее, чуть ниже уха, и ей показалось, что вдруг установилась полнейшая тишина, и в первый момент она замерла от неожиданности, затем, вывернувшись у него из рук, отпрянула в сторону и прижалась к толстому стволу. Не отрывая от нее глаз, Александр медленно приближался, и она, забыв обо всем на свете, вскрикнула:

— Сашка!

Он остановился, поглядел на нее, моргнул и сел на валежину, спиной к Ирине, и она, постояв немножко, неуверенно пошла к нему; толстый слой мха скрадывал ее шаги, но он услышал и глухо сказал:

— А может, я тебя люблю…

— Да, любишь, — ответила она после долгой паузы, и ее голос прозвучал по-детски обиженно. — Любят, наверное, не так.

Прикрывая шею тонкими смуглыми пальцами, она наглухо застегнула воротник блузки, отодвинулась, и Александр медленно встал; они смотрели прямо в глаза друг другу.

— Нет, — внезапно произнесла она враждебно и четко и сейчас же смягчилась, повторила: — Нет, Саша, ты подумай, к чему это?

— Мне девятнадцатый год, я окончил школу и могу работать.

— Ну что школа, — прервала она, втайне довольная переменой разговора. — Десять классов сейчас ерунда, всего-навсего грамотный дворник.

— А это? — Александр выставил вперед большие исцарапанные руки, растопырил пальцы. — А это? Или ты хочешь сказать, что тут пусто? — шлепнул он себя по лбу и замолчал, приглядываясь к темневшему из-за воротника блузки пятну. — Знаешь, ей-богу, я не хотел, — проговорил он глухо. — Сам не понимаю, как получилось.

— Ладно уж. Вот если только отец заметит, влетит мне. Послушай, Сашка, не смей больше этого делать, ты, пожалуйста, руки не распускай. Никогда не смей, — повторила она резко, сдерживая неожиданное смятение в себе; ей больше всего хотелось сейчас уйти от него, остаться одной, сесть где-нибудь, и поглядеть в небо, и подумать, что происходит; но уж была какая-то особая нить, связывающая их иначе, чем это было часом раньше, и она понимала, что, если чересчур резко натянуть ее, будет и больней, и нехорошо, и неприятно.

Ближе к озеру настороженность у них возросла, им вдруг послышался чей-то голос, они остановились, прислушиваясь и выжидая.

— Дела, — пожал Александр плечами и решительно двинулся вперед; Ирина взяла его за руку, и они, прижавшись друг к другу, осторожно раздвинули кусты и переглянулись. У самой воды, по неширокой галечной отмели быстро и нервно расхаживал невысокий человек, он временами останавливался, кажется, о чем-то вслух рассуждал с собою, и со стороны это выглядело нелепо.