Толедские виллы - [69]

— Попытаемся скрыться в этой спасительной чаще. Благодарите бога, сеньора, что встретили человека, который, охраняя вашу честь, готов потерять свою жизнь, чтобы защитить вашу.

Она пылко поблагодарила меня, и мы углубились в густой бор, прочь от дороги, предоставив лошади самой выбирать путь. Женщина не переставала горестно вздыхать, а я — удивляться такому нагромождению событий в один день, но спросить свою спутницу о причине ее бедствий не решился, отложив это до более удобного времени. Часа два с лишком мы потратили, блуждая по лесу, кружа то вправо, то влево, по рытвинам и ухабам; беглый свет молний, которыми разражались тучи, не столько помогал нам, сколько пугал следовавшими тотчас раскатами грома. Наконец, после этой мучительной езды, небу угодно было привести нас в долину, окруженную крутыми, дикими скалами, которые, возможно, повергли бы нас в еще большее смятение, когда б мы не увидели, что с них спускаются толпы горцев с горящими факелами и головешками; издавая радостные клики, они с песнями и плясками праздновали удачное завершение облавы, во время которой расправились с шестью или семью волками, а Заодно убили множество мелкой дичи.

В тех местах, где обилие и дерзость хищников приносит Урон безвинному приплоду стад, убыток владельцам и неприятности пастухам, существует обычай созывать на облаву всю округу — жители десятка, а то и более деревень собираются вместе и, выкопав несколько глубоких ям, закидывают их кучами хвороста и лоз, скрывающими хитрые западни, да еще протаптывают сверху для виду тропинки, под которыми таятся губительные пропасти; затем мужчины и женщины, расположившись по окружности длиною в две-тра лиги, оцепляют ту часть леса, где, как им известно, обретаются стаи голодных зверей; неистово крича, гремя тамбурина ми, мавританскими бубнами, дудя на волынках и прочих подобных инструментах, они наполняют окрестные пустоши адским шумом и, двигаясь вперед, постепенно сужают кольцо; звери чуют, что их окружили, а выхода нет, и, не подозревая об уготовленных им могилах, где их погребут заживо, убегают от загонщиков, сбиваются к центру круга; в этом бегстве обычно объединяются волки, вепри, лисы, олени и другие лесные звери — куда девается взаимная вражда, которою их наделила природа! — страх смерти заставляет заключить перемирие и забыть о меньшей опасности перед угрозой более страшной. Также и в тот день поселяне применили эту хитрость: в трех ямах они поймали и прикончили копьями семь волков, одного медведя, двух оленей и восемь кабанов — все это, вместе с мелкой дичью, они везли на мулах и лошадях и, торжествуя победу, выражали свою радость на безыскусный сельский лад.

Вначале мы испугались, не разбойники ли это. Свернув обратно в лес, мы спрятались невдалеке от дороги, чтобы наблюдать, кто на ней появится. Итак, сидя в надежном укрытии, мы увидели, что навстречу поселянам верхом на кобыле в дорожной сбруе выехал всадник, один из богатейших сеньоров этого края, и, приветствуя ликующую толпу, сказал:

— С полем, друзья! Какова была охота? Судя по вашему веселью, добыча, верно, немалая?

Несколько человек отделилось от толпы, и самый старший, сидевший на небольшой лошадке, ответил:

— Теперь, сеньор дон Гарсеран, нашим псам нечего будет делать, и пастухи смогут спать спокойно. Семь волков, а точнее сказать, семь смертных грехов, прикончили мы нынче, не говоря о куче более мелкого, но не менее вредного зверья, — вон, видите, их везут на мулах и лошадях. А потом еще обыскали их логова и нашли там больше двух десятков детенышей — даже играючи, так и норовят укусить, будет завтра славная потеха для ребятишек.

— И еще поважней дело успели, — сказал другой. — Везем с собою, по всей видимости, главаря бандитской шайки; не знал, голубчик, что кругом ямы выкопаны, провалился, а к нему, как на приманку, остальные волки посбежались — раз и звери и разбойники живут грабежом, почему бы не дать им одно имя и одну кару?

— Дайте-ка взглянуть на него, — сказал сеньор. — Ежели он таков, как вы говорите, то еще до рассвета на самой высокой сосне этого бора будет висеть фрукт покрупнее сосновых шишек.

И тут крестьяне с факелами и головешками подвели к нему связанного Марко Антонио. Расставшись со мною, как я уже говорил, он послал слугу набрать фляжку воды в речушке, журчавшей среди скал, и вдруг услышал шум и грохот, производимый сельскими охотниками; в уверенности, что это разыскивают его и что облаву устроили те, кто польстился на предложенную его врагом награду, Марко Антонио, точно как все эти звери, кинулся бежать и провалился в одну из волчьих ям; счастье еще, что заодно с волками и его не прикончили — спасло то, что он громко кричал и крестьяне при свете, дымных своих факелов разглядели, что это не зверь, а человек. Благородный дон Гарсеран увидел по одежде пленника, что крестьяне обманулись, приняв его за разбойника, и с изумлением сказал:

— Откройте ваше имя, юный идальго. По виду вашему я заключаю, что эти люди ошибаются, называя вас грабителем.

— Ясный ум ваш, достойный кабальеро, — отвечал пленник, — защитит, надеюсь, ни в чем не повинного человека от Злобной грубости этих дикарей. Да, я не грабитель, но ограбленный невзгодами и гонениями, коим, полагаю, придет все же конец, ежели я окажусь под вашим покровительством.