Толедские виллы - [67]

Я, разумеется, поцеловал ее прелестную ручку, исполнив тем самым свой долг и свое желание. Она принесла лестницу и в самых нежных выражениях попросила сказать ей, где я живу и свое имя, чтобы днем она могла сообщить мне об исходе ночного приключения. Тут я снова усладил свои уста прикосновением к ее дивным ручкам, скромно ускользавшим и нежно покорявшимся, и спустился по лестнице. Эстела подняла ее наверх и закрыла окно.

В предрассветных сумерках уже начали пробиваться лучи зари, и при их неверном свете я разыскал свою гостиницу. Объяснив, что был задержан по делу, я удовлетворил любопытство хозяина и лег. Тревожный сон перемежался с бессонницей — я то с ужасом вспоминал об убитом незнакомце, то с наслаждением — о новой знакомой, спасительнице моей свободы, если можно так назвать того, кто, избавив меня от правосудия, сам ее похитил. Эстела, как она мне потом рассказала, провела это время не более спокойно. Уже часов в десять утра она прислала ко мне верную служанку с письмом и небольшим подарком — сладости, полдюжины сорочек голландского полотна (женская предусмотрительность!) и дюжина носовых платков, все белье самого лучшего сорта, благоухающее и обшитое кружевами.

— Моя госпожа, — сказала служанка, — - целует вам руки и умоляет простить ей эту смелость. Она знает, что вы ни в чем не нуждаетесь, но надеется, что этот скромный гостинец отчасти заменит вам заботы отсутствующей сестры вашей, и просит сообщить, хорошо ли провели ночь.

Нетрудно вообразить, как тронула меня подобная любезность. Любовь окончательно завладела моей душой — если пустячные дары, вроде локонов или лент, способны пробуждать любовную страсть, насколько сильнее действуют дары многообещающие и полезные! Я поспешил прочитать письмо и нашел в нем примерно следующее:

ПИСЬМО

Не стыдно ли Вам, сеньор Марко Антонио, платить злом за добро, которое я Вам оказала вчера? Я помогла Вам, а вы похитили мой сон, заставив меня бодрствовать всю ночь, и дай бог, чтобы я не обнаружила пропажи еще кое-чего более ценного!.. Известите меня, в каком состоянии Ваши дела, а у нас дома и матушка и я печалуемся и скорбим, ибо узнали, что на улице Монкада был вчера вечером убит кузен дона Хорхе, знатный и уважаемый в нашей семье кабальеро. В убийстве подозревают дона Гастона, давнего его соперника, ибо когда губернатор явился в дом дона Гастона, чтобы его схватить, оказалось, что он отсутствует, и показания слуг подтвердили подозрения. Впрочем, что Вам до этого! И зачем я Вам об этом сообщаю! Через час я иду к мессе в монастырь святого Августина. Если вчерашняя усталость не отняла у Вас желания повидать меня. Вы можете оказать мне эту любезность и более подробно узнать о том, что Вас интересует. Да хранит Вас бог.

Письмо было без подписи. Я осыпал его поцелуями и, дав посыльной ценную вещицу, даже не одеваясь, сел писать ответ.

ПИСЬМО

Негоже было бы выставлять поручителями в столь безмерном долге льстивые слова, пока я еще могу расплатиться жизнью за жизнь, подаренную Вами. Горжусь, что Вы считаете меня своим слугою, и на правах такового, о щедрая и прекрасная госпожа, уже пользуюсь милостями великодушия Вашего, — добрые хозяева всегда дают одежду слугам. Бессоннице, которой я виною — и тут мне нечем расплатиться, — я только благодарен, ибо надеюсь что она была моей посредницей. Хоть я ее недостоин, я счастлив этой вестью и готов был бы отдать (если еще не отдал) в залог свою душу, только чтобы Вы были моим кредитором и чтобы я должен был Вам то сокровище, лишиться коего Вы страшитесь. Огорчен Вашим огорчением и злой участью покойного, о которой сообщаете; если его убили защищаясь, то мне жаль убийцы. Видеть Вас для меня очень важно — важней, чем Вы думаете. Итак, взяв желанию в провожатые быстроту, я буду ждать Вас в назначенном месте, уже не владея ни душой своей, ни жизнью, но горячо желая, чтобы годы Вашей жизни были отмерены столь же щедро, сколь Ваши милости мне.

Служанка взяла письмо и ушла, довольная и благодарная За подарок, сделанный мною, чтобы установить добрые отношения. Не мешкая, явился я в указанный монастырь, вскоре пришла туда Эстела, сопровождаемая стариком слугою и служанкой — нашей посредницей. Мы поговорили в одной из капелл. Не стану вас утомлять и скажу только, что мы условились встречаться днем в доме одной сеньоры, ее подруги, а по вечерам беседовать через решетку балкона, в доме самой Эстелы, — чувства наши, поначалу сдержанные, в течение первого ate месяца перешли в такую пылкую любовь, что я стал думать с ревностью о милостях, оказанных прежде дону Хорхе, и о его письмах, которые Эстела мне отдала, — увы, это лишь разожгло мою страсть, и я начал сомневаться в исполнении своих надежд. Соперник кружил у их дома каждую ночь и, случалось, заговаривал с Эстелой днем; присутствие родителей вынуждало ее быть любезной на словах, хоть и не на деле, и эти знаки внимания моя подозрительность превращала в великанов. Его же домыслы относительно убийцы кузена оказались ложными — выяснилось, что дон Гастон в ту злосчастную ночь был в Лериде;[108] начали усердней искать настоящего убийцу, и я стал опасаться, как бы его и впрямь не нашли — на мою беду. Если б тайна была известна лишь мне и моей даме, я был бы спокоен, но ее знала еще и служанка, а тайна, известная трем — из них двум женщинам, — угрожает опасными родами. Все это, да еще моя ревность прибавили Эстеле решимости — мы, наконец, договорились, что три дня спустя я поднимусь в час ночи по той же лестнице, по которой, влюбленный и очарованный, спускался из ее комнаты, — я дам обет стать ее супругом, а она, исполнив мои желания, избавит меня от тревоги, их распалявшей; затем я отправлюсь к поверенным моей семьи в этом городе, открою, кто я, и когда ее родители узнают мое имя и состояние, будет легче добиться от них согласия на брак.