Точка сингулярности - [9]

Вообще, много было интересных вопросов. Редькин потихонечку переставал понимать, кто здесь пострадавший, а кто нарушитель, если не сказать преступник. Преступников, кстати, приводили в чувство где-то в соседнем помещении. Обезьянником его, что ли, называют? Перепившиеся ребята были пока не способны давать показания. По такому случаю, наверно, доблестные ревнители закона и отыгрывались на Тимофее.

В какой-то момент он встал и решительно заявил:

— Мне надо в туалет.

— Как выйдете, по коридору направо и до конца, — предложил старший лейтенант.

— Нет уж, я домой схожу, заодно и оденусь.

И откуда такая наглость взялась? Наверно, просто от злости. Уж очень хотелось убедиться и всех вокруг убедить, что не задержанный он, а совершенно свободный человек. И Маринка, конечно, с ним вместе вышла. На улице спросила:

— Ты чего надумал?

— Ничего, — буркнул Редькин. — Очень писать хочется. А вообще-то надо Виталику позвонить. Проконсультироваться.

— И то верно.

Виталик Нестеренко, который в свои сорок два был автомобилистом с тридцатилетним стажем, на ночной звонок не обиделся, как только понял, что именно произошло. Собственно, Тимофей не первый раз звонил ему во внеурочное время на предмет неотложной техпомощи, ведь именно Виталик был крестным папой и лечащим врачом старенького «москвича», пострадавшего за компанию с «Тайгой». Как истинный фанат московского завода АЗЛК Нестеренко и сосватал Редькину «в минуту жизни трудную» за каких-то, смешно сказать, четыреста баксов очень неплохой экземпляр — пятнадцатилетнего старика с печально и неумолимо ржавеющим кузовом, но уникально маленьким пробегом в пятьдесят одну тысячу. Поэтому в первую минуту разговора они оба ритуально оплакали скоропостижно ушедшего железного друга (восстановлению тот, похоже, не подлежал), а уж потом принялись обсуждать главное — как жить дальше. Виталик надавал кучу полезных советов — и по машине и по общению с ГАИ. Тимофей даже духом воспрял, как будто от знания маленьких хитростей что-то могло всерьез измениться. Но в тот момент казалось необычайно важным и отследить правильность составления справки об аварии, и грамотно приступить к предъявлению претензий обидчику, и, наконец, наилучшим образом обезопасить на ночь разбитую машину.

Говорят, нарочито усложненный ритуал похорон люди придумали именно для того, чтобы отвлечь себя в трагические минуты от мыслей о самом страшном. Вот и Тимофей в суете мелких забот взбадривался и легко гнал прочь беспросветную тоску и страх, навалившиеся на него сразу после удара.

А оформление бумаг оказалось делом нудным и противным. Представитель районного отделения милиции и представитель районного управления ГАИ с невиданным энтузиазмом соперничали друг с другом в борьбе за высокое звание Самого Гнусного Мента. Тимофея Редькина за человека явно не считали — он являлся для них не более, чем субъектом права. Маринку вообще в упор не замечали, ведь она и на субъекта не тянула. Терпели её присутствие — и на том спасибо. А вот с местными в дупелину пьяными шалопаями, включая самого гражданина Кусачева, того, что за рулем «Волги» сидел, милиционеры разговаривали хоть и грубо, но по-свойски, как со старыми друзьями. Каждый из этих уродов уже имел по несколько приводов в отделение, что странным образом роднило юных хулиганов со стражами порядка. Редькин же со своей супругой был абсолютно чужим на этом празднике жизни. Относительно молодой человек, работающий в собственной коммерческой фирме, имеющий роскошную квартиру в тихом центре и купивший пусть и отечественный, но все-таки новый автомобиль, в то время когда милиционерам в числе прочих шахтеров, учителей и врачей месяцами задерживают зарплату — такой человек был явным представителем нарождающегося среднего класса, а значит, классовым врагом. Тимофей чувствовал эту глухую неприязнь с каждой минутой все острее. И едва завершив все формальности, поспешил уйти. Только молодому белобрысому лейтенантику рискнул задать неофициальный вопрос. Тот единственный проявил хоть какую-то долю сочувствия к чете Редькиных. Оказывается, он сам неделю назад приобрел новую «пятерку» и живо представлял себе, каково это — попасть вот в такой переплет. Тимофей поинтересовался, нельзя ли получить адрес и телефон гражданина Сашки Кусачева. Координаты хулигана лейтенант выдал сразу, но потом печально вздохнул и прокомментировал:

— Можете, конечно, и в суд подать, да только бесполезно все это. Брать с него нечего.

— Посмотрим, — солидно ответил Редькин.

И на этом первый раунд переговоров с милицией завершился.

Прошло больше полутора часов, народу на улице существенно поубавилось. Увлекательный процесс растаскивания «Волги» и «Нивы», сцепившихся деталями покореженных кузовов наблюдали уже совсем немногие. А когда они с Маринкой затягивали тряпкой и обвязывали не закрывающуюся в принципе заднюю дверцу, любопытных вообще практически не осталось. Никто больше не беспокоил печальных владельцев пострадавшей собственности. Все разошлись бай-бай. Ведь было почти два. Час быка. Самое тяжелое время для бодрствования у нормальных людей. Впрочем, трое молодых ребят ещё мучили гитарные струны и пели что-то, сидя на краешке тротуара.