Точка - [34]
Искин остановился. Небо потемнело. Порыв ветра чуть не вырвал шляпу из рук собеседника.
— Вы уверены?
— Более чем, — сказал Мессер.
Зиман-аллее заканчивалась, впереди обозначилась арка, за которой цветными пятнами мелькали несущиеся автомобили.
— Мне казалось, — сказал Искин, помедлив, — что фольдстаг не утвердил повышенные военные расходы. Под нажимом мирового сообщества, Лиги и угрозы санкций Штерншайссер год назад отказался от модернизации армии.
Мессер оглянулся на буки и проглядывающие за ними дома.
— Вы все еще там, в прошлом, — качнул головой на аллею он. — А смотреть надо в будущее.
Из арки навстречу им вынырнула парочка — светловолосый парень, темноволосая девушка. Парень был в полувоенном комбинезоне. Мессер посторонился.
— В газетах ничего нет, — сказал Искин, чуть ли не оправдываясь.
Слова о войне его ошеломили, в глазах прыгали мушки.
— Пока нет, — поправил Мессер. — Потом, знаете, многие в нашем правительстве симпатизируют Фольдланду. Кое-кто вообще считает, что только в связке с Фольдландом у нашей страны есть шанс не отстать в развитии от остальной Европы и Американских Штатов. Не говоря уже о Красном Союзе. Возродим древний Асфольд! Не слышали?
— Нет, — сказал Искин.
— Вот видите, — Мессер стукнул ногтем по железным, закрывающим проезд под арку воротцам. — Вы многого не слышали. Война будет, — уверенно сказал он. — Через два или три года. И газеты об этом еще обязательно напишут, не сомневайтесь. Правда, сначала она, наверное, покажется несерьезной, подумаешь, падет Данск.
— Данск?
— Самое вероятное.
— А мы?
— Мы, пожалуй, присоединимся еще раньше.
Искин почувствовал, как у него что-то сдвинулось в груди, защемило сердце.
— Юнит-заражение? — прошептал он.
— Вряд ли, — Мессер дернул щекой. — Все произойдет осознанно и с одобрения большинства. Не как с вашими юнитами. Кулуарно все уже обговорено. Федеральный совет и две трети бундесрата ждут только представления нашего сомневающегося во всем Шульвига. Канцлер очень осторожен и взвешивает варианты.
— А народ?
— Поддержит!
— И вы мне вот так это…
Мессер улыбнулся.
— Мы же договорились об обмене информацией, нет? Тем более, что я не выдаю никакой тайны. В любой газете от социалистов каждая вторая статья посвящена грядущему объединению, там даже уже примерные сроки указаны.
— А карантин? А Европа?
— Все меняется, господин Искин. Карантин снимут. Подпишут декларацию о запрещении юнит-технологий. Снимут ряд ограничений.
— Ничего не понимаю, — растерялся Искин. — С кем же тогда будет война?
— А с Европой и будет, — сказал Мессер. — Сначала Данск, затем, наверное, Богемия, Трасильвания и Балканы.
— И Франкония?
— Конечно.
Искин задумался, мотнул головой.
— Но если объединение — дело почти решенное, совершенно незачем инфицировать будущих союзников.
— Вот!
За воротцами мелькнул человек, и Мессер предусмотрительно приоткрыл для него створку. Мужчина в костюме, вздрогнув, сухо улыбнулся, поблагодарил его и двинулся к аллее. Метров десять он шел, неестественно прямо выдерживая спину, словно ожидал, что сзади раздастся выстрел. Возможно, подумал Искин, мы выглядим, как два гангстера.
— Я тоже решил, — проводив мужчину взглядом, сказал Мессер, — что не складывается. С одной стороны мы имеем прекращение исследований и будущее объединение, а с другой — вспышку заразы в достаточно крупном городе недалеко от границы. О чем это говорит? О том, что, скорее всего, действуют две разнонаправленные силы.
— В Фольдланде? — спросил Искин.
— Да. Возможно… — Мессер оборвал себя и посмотрел на собеседника. — Вот это вам, простите, знать совсем необязательно, опустим. Но основное вот что еще. Вы правильно сообразили про то, как можно добраться до организатора заражения. Пойманных налетчиков сейчас как раз обрабатывают на этот счет, где, когда, кто им колол препараты. Но пока результатов нет.
— Почему?
Мессер поморщился.
— Потому что нет. Большинство наших мальчиков и девочек курили травку, использовали таблетки и периодически баловались синтетическими смесями. В общем, отрывались на полную катушку. Собирались в общежитиях, в клубах, подвалах, карантинных домах. Даже очищенные от юнит-колоний, они ни черта не помнят. Достаточно было кому-то принести раствор с юнитами под видом новой смеси, и они могли вколоть его себе сами. Пневмопистолет с дозатором, контейнер, и — поехали.
— Можно отсчитать время…
— Можно, — кивнул Мессер, — только у них отсюда, — он постучал себя по лбу, — все уже выветрилось. Сколько там длятся стадии?
— Если все четыре, то до полугода, — сказал Искин.
— А они не помнят, что было вчера.
— Но не все же, — пробормотал Искин, — та же Паулина, которую от нас забрали сегодня…
— Она участвовала в ограблениях?
— Не знаю. Вряд ли.
Мессер надел шляпу и подал ладонь.
— До свидания, господин Искин.
Родинка делала его лицо печальным. Огорченный клоун, у которого не получился трюк. Лема так и подмывало сказать ему: «Крепитесь, дружище, все еще образуется». Почему-то эта глупая, сентиментальная фраза засела у него в голове. Клоун грустный, а он как на похоронах. Крепитесь, дружище.
Господи, что за бред!
— До свидания, — Искин пожал ладонь.
Когда в местечко Подонье Саморского надела прибывают мастера, чтобы набрать учеников, жизнь тринадцатилетней Эльги Галкавы меняется безвозвратно. Неожиданно для себя она становится ученицей Униссы Мару, мастера листьев. С этой поры ее судьба складывается из дорог и местечек, уроков по сложению волшебных картин и боли в пальцах. Огромный сак с листьями она носит за спиной. В то же время где-то на западе начинает свой поход еще один мастер. Мастер смерти. Встреча их, видимо, неизбежна.
«Очень верно все описано, словно вновь попал в Луганск июля-августа этого года. Тяжело вспоминать, но и забыть нельзя. Как и разбомбленые Станицу Луганскую, Малую Кондрашовку, сейчас весь этот ад творится в Кировске и Первомайск, но уже зима, и от этого гораздо тяжелее. Ваш случай — когда писатель словно видит то, где сам не был, поэтому продолжайте, пишите. И не слушайте разных там пропагандонов, которые хотят уличить вас непонятно в чем, имя им — легион, уже во всех сетевых ресурсах отметились, но за ними — ложь и оправдание людских страданий, а за нами правда, и, значит, Бог».Из отзывов в интернете на странице автора.http://okopka.ru/k/kokoulin_a_a/.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Если характер вдруг резко меняется — это обычно не к добру. Но чтоб настолько! Перемены приводят Настю не куда-нибудь, а в чужую вселенную, где есть непривычные боги и маги, и более привычные ненависть и надежда… А как же наш мир? Кажется, что в отличие от того, параллельного, он начисто лишён магии. Но если очень-очень хорошо поискать?
Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.
Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?
Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.
Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.