«То было давно… там… в России…» - [144]

— Ну, нет-с, извините, — протестует Коля. — Припадать я не желаю. Что за рабьи штуки такие. Я дворянин, а не холуй.

— Ты же подданный, — говорит Вася.

— Не подданный, а верноподданный, — поправляет Юрий.

— Тогда надо писать так, — говорит Коля. — Верноподданный, прибегаю к Вашему императорскому величеству…

— Ну и глупо, — перебивает Юрий. — Государь прочтет прошение и спросит — где же этот дурак, прибежал он или нет еще?

Надев сухое платье, я вышел к приятелям. Константин-рыбак уже пришел. Он держит маленького испуганного котенка. Тетка Афросинья и Ленька его завертывают в большой вязаный платок. Больной, как перед операцией, смотрит испуганно на котенка и даже пьет коньяк для храбрости. Котенка привязывают к щеке. Милая его мордочка видна у сердитых глаз Коли. Тот лег и говорит обиженно:

— Но почему же Государь скажет «дурак»?..

— Да потому, что бежишь бегом — с этакой ерундой к Государю…

— Ну, уж это глупо. Прибегаю — значит, по смыслу, ищу совета, прошу справедливости, а не бегу…

— Ну, уж это совсем ерунда, — продолжает Юрий. — Хорошо это будет, когда всякий будет бегать к Государю за советом. Один спросит — жениться мне или нет. Другой — что лучше — пить коньяк или водку. Черт знает, что будет… Ведь ты просишь переменить фамилию свою — Курицын, действительно, фамилия скверная, а припадаешь, как страдающий…

— Тогда я напишу, — задумчиво говорит Коля, — что, родившись без спросу меня родителями, кончив университет и получив аттестат зрелости, увидал, что фамилия, в которой я совершенно не виновен, не годится ни к черту и, кстати, не нравится невесте моей Раисе. Я уж напишу, как надо.

— Это еще неизвестно, переменят ли тебе фамилию. Конечно, фамилия дрянь, видно, что из крепостных. Какой-нибудь прадед твой кур у барина стерег, щупал…

— То есть как это я — из крепостных, позвольте. Я же столбовой…

— А что такое «столбовой» значит? — спросил архитектор Вася.

— То есть как это — что значит? Значит, столб отечества, твердость устоев…

В это время подали самовар и ужин. Собака моя, пойнтер Феб, вбежала в комнату, приветствует гостей. Она подбежала и к больному. Котенок, увидав Феба, зашипел. Больной вскочил, и тут… мы увидели, что опухоль прошла и что Коля снова такой же красавец, каким и был.

— Ну и знахарь, — говорим мы Константину. — Вот какое средство нашел…

— Э-э, — ответил Константин-рыбак. — В деревне-то многое такое есть: знают…

Доволен был Константин-рыбак, что вылечил Николая Васильевича. Стало и нам как-то веселей, несмотря <на то>, что осенний дождь бил в стекла окон. Мы выпили за лекаря и больного. Константин-рыбак, откушав винца, сказал:

— Эх, Николай Васильевич, чего же, право, на свою хвамилию серчаешь. У нас в полку штабс-капитан был — Петух по хвамилии, а вот хороший начальник был и выпить любил. Скучно ведь тоже, где стояли, полком-то. У Бессарабии. Тоже дождь всю зиму. А как выпьет, все петухом кричит и говорит: «Я, — говорит, — не штабс-капитан, а петух…»

В это время, слышим, кто-то будто подъехал к крыльцу. Ленька входит и докладывает:

— Приехал охотник какой-то. Промок весь. Вас спрашивает.

— Спроси, кто такой.

Ленька возвращается и говорит:

— Криворож.

— Как? — спрашиваем мы все. — Что такое?

— Криворож, и все: фамилия такая…

Я вышел в переднюю. Там стоял промокший незнакомец-охотник. Два зайца висели у пояса.

— Простите за беспокойство, — сказал он. — Ехал на огонек. Невозможно, ночь. Зги не видать… Промок до костей. Не позволите ли согреться? Озяб ужасно.

Переодевшись во что попало, новый гость скоро сидел с нами за столом. Он, видимо, был доволен, а его зайца мы жарили в сметане на кухне.

— Ну и ночь, — говорил охотник. — Вот так, рядом, свою руку не видно. А дождь проливной. Возчик мой испугался! Парень молодой. «Глядите, — говорит мне, — вот, знать, волки, что-то мелькает…»

Действительно, что-то мелькало. Должно быть, глаза, а потом слышу, там, вдали, глухо завыли. Так жутко стало. В глухом месте вы живете… Я-то ярославский, на охоту иногда в Соболево езжу к псковичу. Я во втором обществе состою. Я кандидат прав на судебную должность, только вот фамилия у меня неприятная.

Приятель Коля надел пенсне, как-то вытянулся и пристально посмотрел и на охотника, и на нас.

— Такая неприятная фамилия, — продолжал охотник. — Конечно, в ней я не виноват, но хочу теперь подать на высочайшее имя прошение: «Прибегаю к стопам» и прочее…

Коля вскочил и, рассердясь, горячо закричал:

— Довольно этих ваших штучек! Довольно вам из меня дурачка строить, вечный розыгрыш, надоело!

И Коля, рассердясь, встал из-за стола.

Два моих приятеля, Юрий и архитектор Вася, залились смехом. Коля, обратясь к охотнику, сказал:

— Я не имею чести вас знать, но все-таки, что за охота вам этих дураков слушать, — сказал он резко, показывая в нашу сторону.

Охотник смотрел с недоумением на всех нас. Когда подали зайца, все разъяснилось, что мы тут ни при чем, а все из-за фамилии, и новый гость уже очень любезно говорил Коле:

— Помилуйте, да ваша фамилия прекрасна… Господи, если бы мне такую фамилию. Сознаться должен вам, у меня невеста, я женюсь, и очень уж моей невесте фамилия моя не нравится.