Тильда - [5]
Помню запах елочного мужского одеколона на ее щеке, которую она подставила мне, рассказывая, как целую ночь накануне целовалась с Женькой Горбуновым в подъезде. Всерьез она его не воспринимала и, более того, не была даже влюблена (спрашивается, зачем целовалась?). А Горбунов, напротив, воспринимал происходящее чрезвычайно серьезно, одеколонил шею и щеки, единственный в поселке повязывал кашне в серых шелковых огуречках. Этим кашне ее и взял, кстати. Приходил, звонил в дверь, два часа потел, мялся на пороге, они что-то невразумительное мычали друг другу и, незаметно переместившись в подъезд, торчали уже там. В ту пору я знала о ней все.
Мы расстались как-то мгновенно и холодно. Не ссорились, не уставали друг от друга. Она не попрощалась со мной и уехала, как и я, в Магадан.
Мы жили в одном городе – адски неприкаянном, горбатом, вобравшем в себя худшие черты Колымы и Чукотки. Единственное, что примиряло меня с ним – куцая обледенелая бухта Охотского моря. Именно на той узкой, загаженной зимней косе мы и встретились второй раз. Она практически не изменилась, разве что стала открыто курить, и черты лица, не ставшие еще полностью женскими, заострились. Она подурнела. Впрочем, обаянию это не мешало. Проторчав на море полтора часа, мы решили пойти погреться в общагу пединститута. Произошло мгновенное единение, мы, казалось, были очень рады опять встретить друг друга. Вокруг нас собралась большая компания. Было хорошо, как-то празднично и, вместе с тем, просто. В общаге любили, когда она пела. Она знала это, смущалась, но крепко ценила и ревниво охраняла. Глубокой ночью, когда, казалось, было спето все, я взяла и гитару и, с ходу наматывая слова на слепую последовательность аккордов, начала импровизировать о том, что видела. Практически как представитель местной коренной национальности. Все смеялись, подначивали меня импровизировать дальше. Я продолжала, волнуясь, не глядя по сторонам. А потом вдруг почувствовала, как атомы чего-то инородного заморозили атмосферу компании. Я подняла голову и увидела напротив злые, ненавидящие меня глаза. Она ревновала. Ее взбесил мой неожиданный успех.
– Дай сюда. – Она выдернула гитару. – А я не знала, что ты пишешь песни.
Она была готова ударить меня. Я поняла это. Вокруг нас молчали.
– Стала. Писать. Позволь, а… – Я вытянула гитару из-под ее плеча, села и рубанула.
– Сука, – выдохнула она и дернула дверь.
Вечер распался.
Мы стали врагами.
Изредка до меня доходили новости о ней. Говорили, что она перестала петь, что покуривает химку и много, что едва не вылетела из универа. Что как-то переходила дорогу у телевышки и была сбита «Скорой помощью», которая на всех парах неслась в травмпункт, везя в себе мужика, сбитого машиной. Что осталась жива каким-то чудом и даже умудрилась скрыть факт аварии от мамы. В это я поверила. Это было абсолютно в ее духе.
Странно, вспоминая о ней, я понимала, что тоскую, испытываю крепкую симпатию и вовсе не прочь дружить. «Дружбанить», как мы, студенты, говорили тогда. Но случая не представлялось, к тому же я прекрасно помнила тот ее выпад и глаза убийцы.
А потом я уехала в Питер.
Было пять утра. Белые петербургские ночи. Она стояла на подоконнике открытого настежь окна на седьмом этаже в общаге Финэка. На ней не было одежды. Только кольцо на безымянном правой руки. Она готовилась прыгать. Мутно-золотые меченосцы полоскались на дне болотистого общажного аквариума. Молоко утра барахталось в углах комнаты и топило в себе предметы. Молочный кисель наполнил и мои колени. Не помня себя, я шагнула к ней и остатками обезумевшего от страха разума выдавила пересохшее, нарочито небрежное:
– Слышишь, а что это за колечко у тебя?
Она обернулась, я подхватила ее и сдернула с подоконника.
Мы уехали на Финский залив, два часа парились в электричке, как в кастрюле. Она молчала, а я влюблялась в нее и все сильнее хотела помочь. Мы сблизились. Она побрилась налысо, стала ходить на «снайперские» концерты, пить с нами вечную «Балтику» и, хмелея, петь все те же песни.
Не помню, чтобы кто-то из нас, кроме нее, работал. Денег не было, еды тоже. По рекомендации знакомых она давала детишкам уроки английского. После занятий, измотанная вынужденным преподаванием, неслась в ларек, покупала сосиски, хлеб и пиво и приносила нам. Вечера были близнецами. Утра еще молодые, сладкие, не похмельные.
Однажды в воскресенье, вернувшись после уроков, она, смеясь, рассказала, как, преподав положенные три урока, стояла на Грибонале, пила пиво, любовалась Спасом на Крови, и тут ее окликнул знакомый мальчишечий голос. Она очнулась и увидела все почтенное семейство, с которым только что простилась, вышедшее, как и она, на прогулку по той же, как оказалось, траектории. Дети радостно махали руками, а их мама строго и внимательно рассматривала бутылку «Балтики-4». Конфуз!
Ко мне она относилась настороженно. Теперь я уже не знала о ней всего, как это было некогда в школе на Колыме. Она явно что-то или кого-то скрывала. Я не лезла, не было охоты, да к тому же была очень занята собой. Мы вместе снимали огромную однокомнатную квартиру с русским бильярдным столом посередине и тахтой в кухне, где спал наш друг Гусь. Никто нигде особо не учился, все числились преимущественно в ждановском универе. На пары не ходили, пропадали на нашей съемной. Гитара была с утра до ночи, ночей же, как правило, не было – так, забытье на пару часов и снова в бой на кухню. Когда все же случалось и все расходились по своим делам, она врубала на всю катушку Nick Cave или Laurie Anderson, или Jim Morrison, или Siouxsie And The Banshees, или «Я сам себе и небо, и луна» Федорова, и это был сигнал соседям – гулянка закончилась, и она одна.
Новый поэтический «Бег» Дианы Арбениной фиксирует на бумаге песни и стихи: от ранних студенческих проб, через те, что стали классикой, до только-только пойманных рифм, издаваемых впервые. Бегущие строки вверяют себя 2017-му году – не в бесплотной попытке замедлиться, но желая дать возможность и автору, и читателю оглянуться, чтобы побежать дальше. Бег сквозь время, сквозь штрихами обозначенные даты и годы. События и люди становятся поводом и отправной точкой, пролитые чернила и порванные струны сопровождают как неизменный реквизит, строчные буквы «без запятых против правил» остаются персональным атрибутом и зовут за собой подпись «д.
Диана Арбенина – поэт, музыкант, лидер группы «Ночные Снайперы». Автор книг «Патронташ», «Катастрофически», «Дезертир сна». Ее новая книга «Колыбельная по-снайперски» не вписывается ни в один существующий жанр. 366 раз Арбенина рассказывает и показывает, что ей снится и что из этого получается наяву. «Колыбельная по-снайперски» – не сонник и не дневник, это собранная из отдельных маленьких историй и при этом художественно целостная мозаика. В ней следствие неотделимо от причины, авторские рисунки – от печатного текста, а реальность – от снов.
Издательство «Астрель» представляет новую книгу музыканта, поэта, лидера группы «Ночные Снайперы» Дианы Арбениной. В «Аутодафе» вошли тексты песен и стихи (антипесни) разных лет, от самых ранних и неопубликованных до сих пор, до тех, что были написаны совсем недавно. Завершает книгу литературная версия моноспектакля «Мотофозо», сыгранного Дианой в канун своего 35-летия в МХТ им. Чехова.Иллюстрации к «Аутодафе» выполнены питерской художницей и давним другом «Ночных Снайперов» Виолеттой Суровцевой, которой Диана без толики сомнения доверила рисовать то, что она чувствует с полной свободой выбора иллюстрируемых текстов.
Ирен, археолог по профессии, даже представить себе не могла, что обычная командировка изменит ее жизнь. Ей удалось найти тайник, который в течение нескольких веков пролежал на самом видном месте. Дальше – больше. В ее руки попадает древняя рукопись, в которой зашифрованы места, где возможно спрятаны сокровища. Сумев разгадать некоторые из них, они вместе со своей институтской подругой Верой отправляются в путешествие на их поиски. А любовь? Любовь – это желание жить и находить все самое лучшее в самой жизни!
Даже в парфюмерии и косметике есть пробники, и в супермаркетах часто устраивают дегустации съедобной продукции. Я тоже решил сделать пробник своего литературного творчества. Продукта, как ни крути. Чтобы читатель понял, с кем имеет дело, какие мысли есть у автора, как он распоряжается словом, умеет ли одушевить персонажей, вести сюжет. Знакомьтесь, пожалуйста. Здесь сборник мини-рассказов, написанных в разных литературных жанрах – то, что нужно для пробника.
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
Повесть «Пробел» (один из самых абстрактных, «белых» текстов Клода Луи-Комбе), по словам самого писателя, была во многом инспирирована чтением «Откровенных рассказов странника духовному своему отцу», повлекшим его определенный отход от языческих мифологем в сторону христианских, от гибельной для своего сына фигуры Magna Mater к странному симбиозу андрогинных упований и христианской веры. Белизна в «онтологическом триллере» «Пробел» (1980) оказывается отнюдь не бесцветным просветом в бытии, а рифмующимся с белизной неисписанной страницы пробелом, тем Событием par excellence, каковым становится лепра белизны, беспросветное, кромешное обесцвечивание, растворение самой структуры, самой фактуры бытия, расслоение амальгамы плоти и духа, единственно способное стать подложкой, ложем для зачатия нового тела: Текста, в свою очередь пытающегося связать без зазора, каковой неминуемо оборачивается зиянием, слово и существование, жизнь и письмо.
![В долине смертной тени [Эпидемия]](/storage/book-covers/20/20b59336dc28de47dc7a206b6ad9ee6ea45788bb.jpg)
В 2020 году человечество накрыл новый смертоносный вирус. Он повлиял на жизнь едва ли не всех стран на планете, решительно и нагло вторгся в судьбы миллиардов людей, нарушив их привычное существование, а некоторых заставил пережить самый настоящий страх смерти. Многим в этой ситуации пришлось задуматься над фундаментальными принципами, по которым они жили до сих пор. Не все из них прошли проверку этим испытанием, кого-то из людей обстоятельства заставили переосмыслить все то, что еще недавно казалось для них абсолютно незыблемым.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.