Тильда - [3]
Какой удивительный с точки зрения убедительности сон. Уже глубокая ночь, а я до сих пор не уверена, что эклер со мной случился не наяву. Проснувшись, я даже к зеркалу прокралась и проверила, нет ли следов. Их не было. Но, казалось, засунь я руку в гортань, и непременно соскребу следы шоколада со спинки эклера.
Почему мама их любит, интересно? Они же приторные, а она суть соленое. Она любит селедки разные, картошку, яичницу, черный хлебец и огурцы. Сладкое вообще никак. Только килограммы сахара в чай и кофе, но это не в счет. А эклеры вообще вытекают в рот патокой плюс тесто с воздухом, но рыхлое какое-то. Невкусно. И холодные они. Не температурно, а по сути.
Но мой эклер, что из сна, был иной. Он не был вкусным или невкусным, не был приторным или в самый раз, не был свежим или дубовым. Он был живой. Мартовский. Видимо, мне приснилась весна с зелеными ростками растений, что хотят наружу.
2010–2011
Катя
Я сидел на ковре и хотел поцеловать Катю. Катя была журналистка. Розовощекая, светлая, мягкая вся, синеглазая, с двумя детьми, мужем-продюсером, и не факт, что съездила бы мне по роже, если б я осмелился.
Мы пили виски. Бутылка стояла между нами. Я крутил свой бокал и предельно осторожно цедил по капельке едкую теплую жидкость, боясь напиться и перестать контролировать ситуацию. А ситуация имела все шансы.
Обычно, когда я хочу и меня хотят – воздух имеет свою особенную плотность и заряженность, все в нем подсказывает. Я порой не даю себе хода, чувствуя это, боюсь ошибки, которая может привести к неловкости. И всякий раз зря, потому что когда оказываюсь с тем, кого хотел, и в эйфории первой ночи на рассвете задаю вопрос: «А помнишь, тогда после концерта мы сидели в ресторации, и я…» – в ответ непременно слышу: «Конечно, помню! И я!»
Так вот сейчас воздух явно имел заряд. И особенное притяжение. Я опять его чувствовал и опять не давал себе воли поверить.
Мы сидели у Кати дома в одной из комнат, слышали, как за стеной играют ее дети, как льется вода в ванной, и мне невыносимо хотелось мягко отодвинуть в сторону бутылку, подползти к ней по ковру на манер партизана, и, чувствуя запах светло-коричневого ворса, Катиных волос, Катиной груди, приподняться на локтях, чтоб сбилось дыхание, и поцеловать ее.
Вместо этого мы сидели на полу напротив друг друга и разговаривали. Катя была весьма смышленой девушкой и, как я подозревал, застенчивой, чем еще больше заводила меня. Идиотское положение: язык говорит какие-то слова, пытается держать остроту разговора, а мозг токует дятлом по дереву: «Хочу поцеловать! Хочу поцеловать! Еще минута и поцелую! Хочу поцеловать!»
В общем я изображал диалог, а Катя умничала, намекала, недоговаривала, улыбалась, тоже потихонечку пила и смотрела на меня.
И я собрался. Собрался с духом, налил ей и себе, в висках застучали отбойные молоточки, стало удушливо, но я подполз ближе, практически к Катиным коленям, и тут раздался крик: «Мама! Мамочка!» Катя вскочила и, извинившись, метнулась в детскую спасать сына.
«Ааааааааааа!» – выдохнул я, оставшись один, и повалился на спину, закрыв лицо ладонями. Не вышло, черт!
Ее не было долго. Кажется, я даже уснул. За этот время в окно пришли мои любимые сумерки. Я услышал, как Катя села около меня, и, оставшись лежать на спине, повернул к ней голову. Я был так рад ее возвращению. К ней тянуло, с ней было нежно и уютно, я абсолютно размяк. Уходить не хотелось.
– Извини, пожалуйста! – сказала Катя. – Малыши разыгрались, а наш папа занят.
– Так хорошо, что ты вернулась, – сказал я и улыбнулся.
– Ты уснул? – спросила Катя.
– Нет. Ждал тебя и думал.
– Налей мне глоточек.
Я налил себе и ей. Мы легонько звякнули бокалами и выпили.
– Свет включить?
– Нет. Я сумерки люблю.
– Я тоже, – сказала Катя. – Но тебя уже не видно совсем.
– Я пойду скоро, – зачем-то сказал я.
Мне так не хотелось двигаться! Не то что уходить. Я проклинал себя.
– Не уходи. Давай еще посидим так, – сказала Катя. – Может, останешься у нас?
Меня замутило. Я представил, как томлюсь всю ночь на диванчике, думая о ней, спящей через стену в непременной белой, пахнущей снами сорочке, о ее мягком светлом лице и теплых губах. Потом я представил, как провалюсь в сон и следующим кадром станет отвратительное утро с нелепым семейным завтраком. И я буду давиться кофе и ничего не смогу съесть от смущения. И все вокруг будут бегать, собираясь по проторенному маршруту, а я буду сидеть, пряча благоуханные носки под кухонным столом, и пытаться не быть чужим, будучи абсолютно лишним. И буду острить, а продюсер будет посмеиваться, как хорек, маскируя диоптриями мутно-желтые мидии зрачков. Я не ревновал ее к мужу. Он не внушал мне вообще никаких чувств. Может, оттого, что был пигмеем, а я, несмотря на свое беспросветное пьянство, неприкаянность, драки и бездомность, прекрасно знал, что Катя не оттолкнет меня, если я таки решусь и поцелую ее.
– Ну не настаиваю, конечно! – иронично протянула она. – В нашем обществе-то чего ловить? Некоторые поинтереснее ждут, да?
Я дико захотел притянуть ее за шею и целовать, целовать, целовать, чтобы она задыхалась и шарила рукой по ковровой шкуре, и обняла меня за плечи, и держала затылок в горсти, и чтоб так было долго, до звездочек в глазах. Чтобы она не говорила ерунды, и молчала, и тянулась ко мне сама. Вместо этого я смутился и сказал:
Новый поэтический «Бег» Дианы Арбениной фиксирует на бумаге песни и стихи: от ранних студенческих проб, через те, что стали классикой, до только-только пойманных рифм, издаваемых впервые. Бегущие строки вверяют себя 2017-му году – не в бесплотной попытке замедлиться, но желая дать возможность и автору, и читателю оглянуться, чтобы побежать дальше. Бег сквозь время, сквозь штрихами обозначенные даты и годы. События и люди становятся поводом и отправной точкой, пролитые чернила и порванные струны сопровождают как неизменный реквизит, строчные буквы «без запятых против правил» остаются персональным атрибутом и зовут за собой подпись «д.
Диана Арбенина – поэт, музыкант, лидер группы «Ночные Снайперы». Автор книг «Патронташ», «Катастрофически», «Дезертир сна». Ее новая книга «Колыбельная по-снайперски» не вписывается ни в один существующий жанр. 366 раз Арбенина рассказывает и показывает, что ей снится и что из этого получается наяву. «Колыбельная по-снайперски» – не сонник и не дневник, это собранная из отдельных маленьких историй и при этом художественно целостная мозаика. В ней следствие неотделимо от причины, авторские рисунки – от печатного текста, а реальность – от снов.
Издательство «Астрель» представляет новую книгу музыканта, поэта, лидера группы «Ночные Снайперы» Дианы Арбениной. В «Аутодафе» вошли тексты песен и стихи (антипесни) разных лет, от самых ранних и неопубликованных до сих пор, до тех, что были написаны совсем недавно. Завершает книгу литературная версия моноспектакля «Мотофозо», сыгранного Дианой в канун своего 35-летия в МХТ им. Чехова.Иллюстрации к «Аутодафе» выполнены питерской художницей и давним другом «Ночных Снайперов» Виолеттой Суровцевой, которой Диана без толики сомнения доверила рисовать то, что она чувствует с полной свободой выбора иллюстрируемых текстов.
Книга о непростых перестроечных временах. Действие романа происходит в небольшом провинциальном городе на Украине. В книге рассказывается о жизни простых людей, о том, что они чувствуют, о чем говорят, о чем мечтают. У каждого свои проблемы и переживания. Главная героиня романа - Анна Малинкина работает в редакции газеты "Никитинские новости". Каждый день в редакцию приходят люди, перед ней мелькают разные судьбы, у всех свои проблемы и разный настрой. Кто-то приходит в редакцию, чтобы поделиться с читателями своими мыслями, кто-то хочет высказать благодарность людям, которые помогли человеку в трудной жизненной ситуации, ну а некоторые приходят поскандалить.
В книге представлены два романа известного английского прозаика, посвященные жизни молодежи современной Великобритании, острейшим ее проблемам. Трагична судьба подростка, который задыхается в атмосфере отчуждения и жестокости, царящих в «обществе потребления» («Пустельга для отрока»); но еще более печальна и бесперспективна участь другого героя, окончившего школу и не находящего применения своим силам в условиях спада, захлестнувшего экономику Великобритании.
Шумер — голос поколения, дерзкая рассказчица, она шутит о сексе, отношениях, своей семье и делится опытом, который помог ей стать такой, какой мы ее знаем: отважной женщиной, не боящейся быть собой, обнажать душу перед огромным количеством зрителей и читателей, делать то, во что верит. Еще она заставляет людей смеяться даже против их воли.
20 февраля 1933 года. Суровая берлинская зима. В Рейхстаг тайно приглашены 24 самых богатых немецких промышленника. Национал-социалистической партии и ее фюреру нужны деньги. И немецкие капиталисты безропотно их дают. В обмен на это на их заводы вскоре будут согнаны сотни тысяч заключенных из концлагерей — бесплатная рабочая сила. Из сотен тысяч выживут несколько десятков. 12 марта 1938 года. На повестке дня — аннексия Австрии. Канцлер Шушниг, как и воротилы немецкого бизнеса пять лет назад, из страха потерять свое положение предпочитает подчиниться силе и сыграть навязанную ему роль.
Северная Дакота, 1999. Ландро выслеживает оленя на границе своих владений. Он стреляет с уверенностью, что попал в добычу, но животное отпрыгивает, и Ландо понимает, что произошло непоправимое. Подойдя ближе, он видит, что убил пятилетнего сына соседей, Дасти Равича. Мальчик был лучшим другом Лароуза, сына Ландро. Теперь, следуя древним индейским обычаям, Ландро должен отдать своего сына взамен того, кого он убил.
Из-за длинных волос мать Валя была похожа на мифическую Медузу Горгону. Сын Юрка, шестнадцати лет, очень похожий внешне на мать, сказки о Медузе знал. Вдвоем они совершают убийство. А потом спокойно ложатся спать.