Тики - [15]
Других никаких признаков жизни не было. И вот что показалось Тики странным: все люди в деревне были какие-то печальные.
Некоторые старики сидели совсем унылые, обхватив голову руками. И женщина у котла всем своим видом выражала скорбь и несчастье. Даже в играх детишек и то не чувствовалось ни веселья, ни радости.
И так они все были погружены в какое-то своё горе, что не заметили появления незнакомцев — Тики и Мафуты.
— Здесь что-то случилось! — негромко воскликнул Тики.
— Ты прав, у этих людей беда! — сказал Мафута с беспокойством в голосе. — Может, чума напала?..
— Или наводнение, — предположил Тики.
— Или был набег нго́ни[11].
— Или, может, на них разгневались духи?
— Всё может быть. Сейчас узнаем, — сказал Мафута.
Они осторожно подошли к ближайшему старику, приветствовали его и сели.
— В чём твоя печаль, шику́лу[12]? — тихо, как подобает в таких случаях спросил Мафута. — Где все ваши люди?
Старик сокрушённо покачал головой.
— Они на полях, — проговорил он, — пытаются ловить бабуинов.
— Непонятное дело! Зачем? — не удержавшись, вмешался в разговор взрослых Тики.
Но старик терпеливо объяснил.
— Все прошлые годы, — сказал он, — мы собирали хорошие урожаи, потому что земля у нас здесь плодородная и вдоволь воды. И мы жили припеваючи — горя не знали. Но в этом году пришла напасть — наши поля заполонили прожорливые бабуины. В деревне начался голод…
— А почему вы их не прогоните? Или не переловите? — опять перебил старого человека Тики.
— Ха! — презрительно фыркнул старик. — Они не такие глупые! Прогоняй их, не прогоняй — только гогочут… Поймать, говоришь? Да, мы поставили на полях сотни тыкв-ловушек, а толк какой — поймали пока всего двух.
— Каких это тыкв-ловушек? — удивился Тики.
— Тыква-ловушка, попросту говоря, пустая тыква, — объяснил ему Мафута, — с небольшим отверстием. Внутрь кладётся приманка, и когда бабуин учует её в тыкве, он суёт туда лапу и хватает… А потом не может вытащить лапу со сжатым кулаком, потому что не хочет выпускать добычу. Отверстие в тыкве небольшое — только-только ему лапу и просунуть. А мозгов у бабуина не хватает, чтобы разжать кулак — ведь можно выронить добычу, — так и остаётся он около тыквы!
— И всё же, — продолжал старик, — эти проклятые бабуины почему-то даже близко не подходят теперь к тыквам. Им проще срывать маисовые початки прямо со стеблей. Но мало этого: всё, что не могут сожрать, они уничтожают! Скоро повсюду останутся одни голые стебли, поля опустеют, и мы будем обречены на голод.
Старик тяжело вздохнул, а Тики с Мафутой прищёлкнули сочувственно языками.
Наступило скорбное молчание.
Вскоре упитанная женщина перестала помешивать своё варево в котле и объявила, что еда готова.
Наши путники с благодарностью присоединились к трапезе, потому что успели не только устать, но и проголодаться.
Было самое жаркое время дня. Солнце хлестало лучами по опустевшей, притихшей деревне, и стояла такая тишина, что слышно было даже слабое жужжание насекомых.
Мафута едва проглотил последнюю ложку каши, как рот его сам собой раскрылся во всю ширину от зевоты, и он в одну секунду упал на землю и уснул — там же, где сидел.
Даже Тики трудно было бороться со сном.
Он достал свирель Мафуты и стал что-то тихонько наигрывать — просто так, сам даже не зная что, а голова его не переставала думать об одном: «Большая беда постигла такую хорошую деревню, и как бы здорово было чем-нибудь помочь здешним людям…»
Мафута спал, Тики дул тихонько в его свирель, а упитанная женщина вынесла из своей хижины кувшин с красной краской, затем новое белое одеяло и стала быстро и ловко это одеяло красить в красный цвет.
День продолжался, спокойный и мирный.
Много позднее, когда тени вытянулись в длину и воздух стал прохладнее, возвратились с полей жители деревни.
Они шли к деревне гуськом через высокую траву, и впереди — молодой вождь.
Вид у всех был усталый и недовольный.
Правда, они что-то несли.
Это «что-то» было привязано вниз головой к жерди и злобно пялило свои маленькие глазки-бусинки на людей. Это был пойманный бабуин.
Мафута моментально проснулся и протёр глаза.
— Всё-таки одного поймали! Молодцы! — воскликнул он.
— Да, но там ещё осталось их сотен пять в маисе, — сердито ответил молодой вождь. — Мои люди провели бесполезный день!
Люди развязали бабуину ноги и снова привязали его, на этот раз к шесту, вбитому посредине деревни. Сделав это, они тут же — кто где стоял — свалились, сонные, на землю. Они даже не стали дожидаться, пока им приготовят поесть, — так утомились за день.
— Мафута, — сказал Тики, — мы должны помочь этим бедным людям.
И оба крепко задумались.
После долгого молчания Мафута покачал головой.
— Нет, здесь мы с тобой бессильны. — Он тяжело вздохнул и закрыл глаза, чтобы снова заснуть.
Тики встал с земли и побрёл туда, где сидела упитанная женщина. Она всё ещё красила своё одеяло.
— Скажите, пожалуйста, — обратился он к ней, кивая в сторону пойманного бабуина, — что с ним сделают?
Женщина подняла на Тики глаза.
— Будь моя воля, — сказала она с ожесточением, — я бы… я бы утопила его в этом горшке с краской, а потом привязала бы к дереву у маисового поля как чучело. Вот!.. Чтобы всех других отвадить раз и навсегда!
