Тихое течение - [8]

Шрифт
Интервал

— Ах ты тупица! — обругал он Хомку за этот ответ. Посмотрел на него с глубоким презрением и досадой и опять спросил: — Ну, какие слова из простых запрещаются в вашем отделении? Перечисли, а?

Терпеливо и долго ждал учитель ответа от Хомки, а Хомка не менее терпеливо и упорно молчал. Учитель дернул его за ухо и отошел.

— Ну, а ты? — обратился он с тем же вопросом к Марыльке.

— Як здыхав,— ответила Марылька. Была она и так затурканая девочка, а сейчас и вовсе отупела.

На этот раз захохотал уже весь класс, и невольно сам Хомка улыбнулся, тотчас поспешив для приличия снова нахмуриться.

Когда стало тише, учитель обвел глазами детей, и под его испытующим взглядом поднялось много рук в под­тверждение того, что есть в классе знающие. Однако учи­тель никого не спросил. Он вызвал нескольких мальчиков из третьего отделения и поручил им выучить с первогодка­ми те слова, которые не нужно произносить, чтоб не запо­лучить бирку, а сам занялся тем же самым со вторым отделением. Бирку на первый случай он отдал бедолаге Марыльке за тот злосчастный «добрыдзень».


***

О, бирка, бирка! Сколько из-за тебя пролилось горьких детских слез, сколько чубов надергано, избито ли­нейкою рук, натружено бедных коленок и сколько ссор возникало среди самых закадычных друзей! Казалось, так старались все говорить правильно, однако каждый день у кого-нибудь в руках оставалась «дудка», как с горьким смехом прозвали бирку школьники. Каждый хотел изба­виться от нее, и частенько пускались на коварное преда­тельство, или, как нынче выражаются, на провокацию. Получив в руки бирку, предатель зазывал в угол приятеля и нарочно начинал разговаривать с ним без господских слов. Не успевал тот, не сообразив, в чем дело, ответить «добра» или «нічога», как предатель радостно кричал: «Ага! Получай бирку! Ты сказал «нічога», а по-правильному надо говорить «ничиво». И в руках простачка уже торчала бирка. Особенно горазд был на такие проделки Лявонька Задума.

Понятно, множество прочитанных русских книжек, ко­торые ему покупал на ярмарках отец, помогало смышленышу лишь изредка обзаводиться биркой и легко от нее отделываться. Случалось, он смеха ради вводил в грех тех своих приятелей, которые усердно овладевали господским языком, старались отвыкать от мужицкого, да отвыкнуть никак не могли. Нарочно накликав на себя ту бирку, он терпеливо подслушивал, как разговаривают эти «паны» (так их звали в школе), выжидая, когда ему удастся в конце занятий вручить бирку самому заядлому «пану», да так, чтобы учитель оставил того с биркой в школе до темных сумерек.

И кто бы мог подумать, что бирка исчезнет так внезапно, как и свалилась на несчастные детские ученические головы, что ждет ее конец бесславный, а для учителя так и вовсе досадный?

Больше всех натерпелся от бирки Хомка Шпак. Часто выпадали такие дни, когда бирка не покидала его рук. Хомка стал посмешищем даже среди первогодков, осо­бенно тех, чьи родители вращались в приличном общест­ве, то есть среди избалованных детей. Даже Лявонька не раз совал Хомке в руки проклятую бирку, чтобы посмеяться над ним, пока не уверился, что смешного в этом мало. Ведь как горько плакал Хомка, когда уж и Лявонька при­нялся его обижать. Что ж! Не всякому так, как Лявоньке, могут возить с ярмарки книжечки с красиво разрисован­ными, разноцветными обложками. Школьная ватага понять этого не хотела и своим смехом одобряла учительскую затею, когда бедолага Хомка стоял с биркой в руках на коленях возле печки, точно набожный пан со свечой в костеле. В одиночестве со своим горем переживал все Хомка, и сердце его разрывалось от обиды и жалости. Отец дома — и тот набрасывался на него за то, что плохо учится... Знали б они сами, сами бы попробовали, как это легко учиться говорить по-господски! Лишь одно лицо, не сочувственное, нет, но понимающее, возникало перед мысленным взором Хомки в отчаянные минуты. Это было лицо дядьки Томаша, который среди общего шума обычно помалкивал, зато было у него свое, особое от всех, сообра­жение, острое и прозорливое. Все мужики мирились с тем, что именно учитель и должен выбивать из учеников простонародный язык и все дурное,— на то он и учитель. Один только Томаш, держась в сторонке, попыхивая своей неказистой трубкой и поплевывая,— только он один первым догадался сказать, то ли насчет учителя, то ли насчет его выдумки: «Не зря говорится... Не дай бог свинье рогов, а вахлаку — власть». И хотя вслед за ним и другие стали корить унтер-офицера за его «панский форс» и «слишком уж господскую речь», только слова дядьки Томаша отогрели Хомкиио сердце. Учитель и не любил Хомку за то, что Хомка ни в какую не считался ни с тем форсом, ни с изысканными речами — был самым обыкновенным мужиц­ким ростком от самого презренного мужицкого корня.

А Хомка не любил унтер-офицера за его сиявшие глянцем сапоги, за его красные погончики и бронзовые пуговицы на черном мундире, за его господское ломание языка — и краснел, когда вынужден был произносить, как и учитель, «как», а не «як»...

А вот что послужило причиной бунта, после которого бирка и пропала.

Началось с мелочи.


Еще от автора Максим Иванович Горецкий
На империалистической войне

Заключительная часть трилогии о хождении по мукам белорусской интеллигенции в лице крестьянского сына Левона Задумы. Документальная повесть рассказывает о честном, открытом человеке — белорусе, которые любит свою Родину, знает ей цену. А так как Горецкий сам был участником Первой Мировой войны, в книге все очень правдиво. Это произведение ставят на один уровень с антивоенными произведениями Ремарка, Цвейга.


В чём его обида?

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Меланхолия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Виленские коммунары

Роман представляет собой социальную эпопею, в котрой показаны судьбы четырех поколений белорусских крестьян- от прадеда, живщего при крепостном праве, до правнука Матвея Мышки, пришедшего в революцию и защищавщего советскую власть с оружием в руках. 1931–1933 гг. Роман был переведён автором на русский язык в 1933–1934 гг. под названием «Виленские воспоминания» и отправлен в 1935 г. в Москву для публикации, но не был опубликован. Рукопись романа была найдена только в 1961 г.


Рекомендуем почитать
Осеннее равноденствие. Час судьбы

Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.


Войди в каждый дом

Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.