Тихое течение - [7]

Шрифт
Интервал

И уже не слышит, о чем еще спрашивает и что еще объ­ясняет ему инспектор.

— Знай же, братец: это по-вашему, по-мужицкому, скворец называется шпаком... Он-то и есть тот самый шпак,— слышит Хомка заключительные слова отца бла­гочинного, который при этом легонько щелкает его по носу.— Э, да ты и сам порядочный шпак! — говорит он Хомке и переходит к другим ученикам.

Ну, а потом — начальство побыло и уехало. Учитель, взбешенный, вызвал Юрку и, будто бы по приказу инспектора, велел немедленно забирать сына, а надумает опять привести, то пусть приводит не раньше будущего года, вместе со всеми, без опоздания. Праздновал учитель свое избавление!

— Хомка! Шпак! Хомка Шпак! — дразнят теперь озорные мальчишки Хомку, на этот год отставленного от школы и от ученья.

Ну, ничего, подрастет Хомка, поумнеет, может, в будущем году станет лучше учиться. Корень учения горек, зато плод его сладок...


II


Теперь уж и слово «бирка» совсем забывается, а прежде его знал каждый малограмотный управляющий в имении, деревенский староста или лесник и всякий невольник-мужик. Биркой называется палочка или кусок щепки с насечками, которые указывали, кто сколько привез копен сена на хозяйский сеновал или возов жита в хозяйское гумно, кто сколько бревен вывез из лесу или сложил лесу поленниц. В самом начале нынешнего столетия бирка в нашем краю почти вовсе исчезла. Разве что встретишь ее при штуке сукна в сукновальне, при овчине у скорняка или при мотках пряжи, скопившихся у лугвеневского красильщика Иршы, чтобы по бирке, по насечкам на ней, знать, чье сукно, чья овчина и чья пряжа.

Можно считать с теперешней точки зрения совершен­нейшей дикостью выдумку нового асмоловского учителя ввести бирку в школьный оборот, да вот он, сам родом асмоловец, бывший унтер-офицер, ходил вприпрыжку, когда взбрело ему в голову это, и осуществлял он свое наме­рение с надлежащим усердием. Пока поздним вечером накануне филиппова дня пеклась картошка, учитель при горячем свете от печного жара выстругал ножиком брусок с пол-локтя в длину и с палец толщины. На брусок нанес он двенадцать насечек и против каждой написал те двенадцать ненавистных ему слов: «як, дык, хай, ці, ё, няма, трэба, добра, сёння, учора, дабрыдзень, казаў».

На следующее утро, как только начали собираться ученики, учитель уже стоял возле дверей и ждал.

— Добрыдзень! — сказала всегда аккуратно одетая дочь лесника, белокурая девочка, ученица третьего отделе­ния.

Учитель молча, с затаенным смехом, пропустил ее.

Когда все дети собрались, когда дежурный прочитал «Царю небесный» и в классе воцарилась тишина, учитель вышел на середину хаты, показал всем бирку и произнес такую речь:

— Слушайте, дубье! Как ни учу я вас говорить пра­вильно и чисто, вы все равно якаете и дыкаете. Вот, к примеру, лесникова Маша... Отец ее при господах часто бывает, в приличном свете показывается, говорит сносно и сам просил, чтобы я Машу научил-таки говорить чисто. А тем временем она нынче утром пришла и бухнула мне «добрыдзень!». А как следовало? — грозно приблизился он к побледневшей со страху дочери лесника.

Та молчала.

— Ну?!

У нее навернулись слезы, она понурилась. Весь класс замер.

— Ну?!

— Мама у нас по-простому говорит...— прошептала Марылька и заплакала. Она боялась, что из-за ее неумения говорить, как говорят паны, учитель не допустит ее экзаменам.

— Ах ты, дура полосатая! — отмахнулся от нее учитель.— Слушайте ж дальше, дубье! — снова обратился он всем детям.— Вот будет у вас такая отменная игрушка, — и повертел биркой в разные стороны.— Покамест я здесь определил двенадцать самых негожих ваших слов. Кто первым произнесет в классе одно из этих слов, тому я даю бирку. Когда он услышит, что кто-нибудь еще проиэнесет какое-либо негожее слово, пусть тому и передаст бирку. У кого бирка очутится к обеду, тот будет оставлен без обеда; у кого окажется к концу дня, того я оставлю сидеть в классе до позднего вечера. Понятно?

— Понятно! — весело ответили бойкие мальчишки,

— Ну тогда ладно! Теперь запоминайте те слова, кото­рых надо остерегаться. Для всех отделений — три слова: як, дык, хай. Повторите все несколько раз эти слова, Ну!

— Як, дык, хай! Як, дык, хай! — зашумели заинтересованные ученики, а некоторое даже смеялись от такой за­бавной игры.

— Як, дык, хай, як, дык, хай, якдыкхай, якдыкхай!..— все быстрее и громче повторялось в классе. Одни хыкали, будто кашляла овечка: дыкх, дыкх, дыкх!.. Другие гавкали, словно охотничьи собаки в лесу: явк, явк, явк!.. Третьи разогнались во всю прыть, будто колеса застучали под вагонами на полном ходу поезда: дыкхта, дыкхта, дыкхта!

Учитель прохаживался по классу довольный и сдерживал улыбку. Мальчишки расшалились.

— Смирна-а-а!

Все тотчас умолкли...

Тогда учитель прошел к первому отделению и спросил Хомку:

— Ты бежал как заяц... Ну, скажи это же самое по-правильному?..

Учитель надеялся услышать деланное «как». Хомка соскочил с лавки, чуточку подумал, не сообразив хорошенько, чего от него хотят, а потом не очень уверенным голосом, однако довольно твердо, ответил:

— Ты бежал як заяц, господин учитель!

Все третье отделение и часть хлопчиков из второго захохотали. Учитель сморщился.


Еще от автора Максим Иванович Горецкий
На империалистической войне

Заключительная часть трилогии о хождении по мукам белорусской интеллигенции в лице крестьянского сына Левона Задумы. Документальная повесть рассказывает о честном, открытом человеке — белорусе, которые любит свою Родину, знает ей цену. А так как Горецкий сам был участником Первой Мировой войны, в книге все очень правдиво. Это произведение ставят на один уровень с антивоенными произведениями Ремарка, Цвейга.


В чём его обида?

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Меланхолия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Виленские коммунары

Роман представляет собой социальную эпопею, в котрой показаны судьбы четырех поколений белорусских крестьян- от прадеда, живщего при крепостном праве, до правнука Матвея Мышки, пришедшего в революцию и защищавщего советскую власть с оружием в руках. 1931–1933 гг. Роман был переведён автором на русский язык в 1933–1934 гг. под названием «Виленские воспоминания» и отправлен в 1935 г. в Москву для публикации, но не был опубликован. Рукопись романа была найдена только в 1961 г.


Рекомендуем почитать
Сердце помнит. Плевелы зла. Ключи от неба. Горький хлеб истины. Рассказы, статьи

КомпиляцияСодержание:СЕРДЦЕ ПОМНИТ (повесть)ПЛЕВЕЛЫ ЗЛА (повесть)КЛЮЧИ ОТ НЕБА (повесть)ГОРЬКИЙ ХЛЕБ ИСТИНЫ (драма)ЖИЗНЬ, А НЕ СЛУЖБА (рассказ)ЛЕНА (рассказ)ПОЛЕ ИСКАНИЙ (очерк)НАЧАЛО ОДНОГО НАЧАЛА(из творческой лаборатории)СТРАНИЦЫ БИОГРАФИИПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЕ СТАТЬИ:Заметки об историзмеСердце солдатаВеличие землиЛюбовь моя и боль мояРазум сновал серебряную нить, а сердце — золотуюТема избирает писателяРазмышления над письмамиЕще слово к читателямКузнецы высокого духаВ то грозное летоПеред лицом времениСамое главное.


Войди в каждый дом

Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.