Тихий тиран - [7]

Шрифт
Интервал

— А вот забавная историйка… У меня есть приятель, которому велели пить перед едой «Ессентуки». Он и пил три раза в день. Так продолжалось с полгода. И вот жена его начинает замечать, что муж изменился, стал с ней удивительно нежным и ласковым. Ну, само собой, она пришла, понимаете, к выводу, что всему причиной — минеральная вода… Жене тоже захотелось отплатить мужу, стало быть, той же монетой… Ну, она и глотнула однажды его минералочки… А это — водочка… Самая распрекрасная водочка за четыре двенадцать.

Все рассмеялись, правда, несколько принужденно.

— Это еще не все, — воодушевился рассказчик. — Она, стало быть, ничего не сказала мужу, а просто заменила водку «Ессентуками». Можете представить себе физиономию моего приятеля, когда он, ничего не подозревая, хватил, как обычно, двести грамм?.. И ведь, знаете, разошлись они потом… Разбежались, простить друг другу не могли.

Полина выслушала все это со снисходительной улыбкой.

— Спасем счастливую семью! — неожиданно сказала Ксения, взяв стоявшую перед Валерием рюмку, и одним глотком выпила коньяк. — Видите, я на все готова ради ближнего… Жертвую здоровьем.

За столом шутливо зааплодировали, кто-то крикнул «бис», кто-то гаркнул «горько». Валерий благодарно взглянул Ксении в глаза, молча налил себе коньяку и выпил до дна.

— За вас, — просто сказал он…


— Вы, наверное, думаете, что я полное ничтожество?

Ксения промолчала. В голове у нее слегка шумело от выпитого вина, было хорошо и спокойно — даже разговаривать не хотелось.

— Трудно с ней, — вздохнул он. — Никогда не угадаешь, что у нее на уме. Я по складу характера — человек тихий, семейный. Детей люблю… Когда-то мечтал, что будут у меня два мальчика и две девочки… А нет никого. Бессмысленно все-таки существование человека, если у него нет детей…

— Ну уж это вы слишком! У многих… не было детей. Разве их жизнь бессмысленна?..

Валерий вдруг заметил, как потускнела Гаранина, съежилась и притихла, крепко держась за его согнутую в локте руку.

— Не бессмысленна, но… пуста, что ли. Впрочем, не тот разговор я, кажется, затеял…

— Ничего, ничего, — пробормотала она, — у каждого человека, наверное, свой крест. Главное — научиться его нести…

— Я не хочу так, Ксения, — тихо, через паузу, произнес Игашов. — Досадно, что мы редко встречаемся. А если встречаемся, то лишь по случаю болезни… Не кажется ли вам, что пора изменить этот порядок? И свалить в костер наши с вами кресты?

В тот вечер они расстались, каждый взволнованный неожиданным разговором, странной этой, мимолетной близостью и полупризнанием. Они никогда больше не возвращались к этой теме, но отношения их стали ближе и, пожалуй, стесненнее, словно их связала какая-то тайна, которую надо скрывать от посторонних.

Однажды Ксения пришла к Игашовым просто так, без вызова. Валерия Александровича не было дома. Часа полтора она проболтала с Полиной и ушла, унося с собой чувство какой-то вины перед ней. Она пришла домой, взглянула на себя в зеркало и вдруг со страхом впервые подумала: «Я же люблю его!..» И это открытие так потрясло ее, что она рухнула на диван, лицом вниз, и сжала виски руками.

4

Сергей Сергеевич лениво помассировал щеки, легкими движениями расчески взбил мягкие волосы, сунул ее в карман.

— Аннушка! — входя в столовую, весело позвал он жену. — Я голоден как волк! Завтрак готов?

Анна Ивановна молча поставила на стол дымящуюся сковородку, в которой потрескивала колбаса, густо залитая яйцами.

— Все еще сердишься? — улыбнулся Сергей Сергеевич. — Ей-богу, зря.

Анна Ивановна по-прежнему молчала. Кулагин почувствовал, как у него начинает портиться настроение. Он с трудом сдержался, чтоб не сказать жене что-нибудь обидное.

Анна Ивановна тщательно пережевывала хлеб, запивая его маленькими глоточками кофе.

— Спасибо! — вдруг крикнул Сергей Сергеевич и швырнул вилку на стол. На скатерти расплылось небольшое масляное пятнышко. — Это просто поразительно, как ты умеешь с утра терроризировать человека…

— А ты с вечера, — невозмутимо парировала Анна Ивановна.

— Послушай, чего ты хочешь? — взмолился Сергей Сергеевич.

— Извини, Сергей, но я не могу поверить, что ты… — Она сделала сильное ударение на этом «ты» и подняла вверх указательный палец.

— Что я? — взорвался Кулагин. — Маг и волшебник?! Пойми, я не могу класть в свой институт любую твою подругу лишь потому, что она твоя подруга…

— Она никогда не просила меня об одолжении! — с обидой выкрикнула Анна Ивановна.

— Но зачем?.. Зачем ложиться со всякой ерундой в мой институт, если с равным успехом удалят ее бородавку в районной поликлинике?!

— Она боится, — поджала губы Анна Ивановна, — и доверяет только тебе…

— Пожалуйста, — сдался Кулагин, — черт с ней, пусть приезжает.

Анна Ивановна, победно вскинув голову, вышла из комнаты.

Настроение у Сергея Сергеевича было испорчено вконец. Первым это ощутил на себе его шофер. Лихо подрулив к подъезду главного корпуса НИИ, он влетел в большую лужу. Мутная вода брызнула на ветровое стекло.

— Что еще за штучки? — вскипел профессор. — Отправляйтесь в гараж и немедленно приведите машину в порядок!

Зло хлопнув дверцей, он скрылся в подъезде.


Еще от автора Вильям Ефимович Гиллер
Вам доверяются люди

Москва 1959–1960 годов. Мирное, спокойное время. А между тем ни на день, ни на час не прекращается напряженнейшее сражение за человеческую жизнь. Сражение это ведут медики — люди благородной и самоотверженной профессии. В новой больнице, которую возглавил бывший полковник медицинской службы Степняк, скрещиваются разные и нелегкие судьбы тех, кого лечат, и тех, кто лечит. Здесь, не зная покоя, хирурги, терапевты, сестры, нянечки творят чудо воскрешения из мертвых. Здесь властвует высокогуманистический закон советской медицины: мало лечить, даже очень хорошо лечить больного, — надо еще любить его.


Во имя жизни (Из записок военного врача)

Действие в книге Вильяма Ефимовича Гиллера происходит во время Великой Отечественной войны. В основе повествования — личные воспоминания автора.


Пока дышу...

Действие романа развертывается в наши дни в одной из больших клиник. Герои книги — врачи. В основе сюжета — глубокий внутренний конфликт между профессором Кулагиным и ординатором Гороховым, которые по-разному понимают свое жизненное назначение, противоборствуют в своей научно-врачебной деятельности. Роман написан с глубокой заинтересованностью в судьбах больных, ждущих от медицины исцеления, и в судьбах врачей, многие из которых самоотверженно сражаются за жизнь человека.


Два долгих дня

Вильям Гиллер (1909—1981), бывший военный врач Советской Армии, автор нескольких произведений о событиях Великой Отечественной войны, рассказывает в этой книге о двух днях работы прифронтового госпиталя в начале 1943 года. Это правдивый рассказ о том тяжелом, самоотверженном, сопряженном со смертельным риском труде, который лег на плечи наших врачей, медицинских сестер, санитаров, спасавших жизнь и возвращавших в строй раненых советских воинов. Среди персонажей повести — раненые немецкие пленные, брошенные фашистами при отступлении.


Рекомендуем почитать
Маунг Джо будет жить

Советские специалисты приехали в Бирму для того, чтобы научить местных жителей работать на современной технике. Один из приезжих — Владимир — обучает двух учеников (Аунга Тина и Маунга Джо) трудиться на экскаваторе. Рассказ опубликован в журнале «Вокруг света», № 4 за 1961 год.


У красных ворот

Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.