Тихий тиран - [11]

Шрифт
Интервал

— Нет, нет, — смутился Манукянц, — не откажусь… Но скажите, это единственное, что вы можете предложить мне?

— Хороший вопрос, — вздохнул инструктор, — так сказать, с подходцем… Нет, Рубен Тигранович, не единственное. Но мне бы хотелось, чтобы вы приняли именно это предложение… Да, работа не из приятных. Но я очень, подчеркиваю, очень хотел бы, чтобы вы согласились.

— Хорошо, — Манукянц встал, — я согласен.

— В этом году мы вводим сверх плана около тысячи квартир. Правда, в районе у нас осталось довольно много развалюх, скоро будем рушить. Значит, договорились?

— Когда я могу приступить к работе?

— Дня через два. Я сегодня же позвоню председателю райисполкома. Будет трудно, заходите или звоните, как сочтете нужным. Ну, успеха в работе, товарищ полковник! Кстати, насчет моей службы в армии, Рубен Тигранович… Я окончил артиллерийское училище. В войну еще, в сорок четвертом.


Услышав громкий смех, хирург Колодников, проходивший по коридору мимо восьмой палаты, остановился, приоткрыл дверь, заглянул.

— Павел Афанасьевич! — закричала Зоя. — Здрасьте!

Она царственно восседала на постели, повернув к Колодникову смеющееся лицо.

Колодников покраснел и погрозил ей пальцем. Он уже собрался закрыть дверь, но от Зои не так-то легко было отделаться.

— Нет, нет, — потребовала она, — идите сюда. Вы-то мне и нужны. Я человек больной, и вы должны со мной считаться.

Колодников нерешительно вошел в палату, еще не уверенный твердо в том, стоит ли ему подходить к постели Романовой. Молодой хирург, откровенно говоря, побаивался Зою. А она, в свою очередь, дразнила его, называя «лапулей» и «цацулей».

Достопримечательностью этого маленького, тощего парнишки-детдомовца были его глаза — синие, какие-то успокаивающие и сверх меры добрые. Они были настолько хороши, что усмиряли даже неуправляемую Зою Романову. Стоило ему взглянуть на Зою, как она тут же покорно натягивала до горла одеяло и зачарованно смотрела на маленького хирурга. А когда Колодников выходил из палаты, Зоя вздыхала и растерянно говорила:

— Это надо же! У такого ханурика — и такие глазки. Да от них, подружки, душа перевернуться может. Это надо же, а?..

Колодников, найдя самые строгие ноты в своем голосе, спросил:

— В чем дело, Романова? Разве вы не видите, что новая больная спит? Ей необходим абсолютный покой, а вы кричите… Смотрите у меня! Выпишу — и дело с концом!

— Выпишете, да? — ядовито переспросила Зоя.

— Если будете себя так вести, — выпишу!

— Никуда вы меня не выпишете, потому что рано или поздно меня будут оперировать. Это, значит, раз. А во-вторых, прав на меня у вас больше нет. Понятно?

— Почему?

— Потому, что теперь мой лечащий врач — Тамара Савельевна Крупина, доктор медицинских наук, а вы… Ой, не могу!.. Он меня выпишет…

— Откуда вы знаете, что Крупина? — удивился Колодников. — Мне ничего не говорили…

— Резать-то меня будут, а не вас, потому и знаю, — с сочувствием глядя на хирурга, ответила Зоя. — Только вы не переживайте. Глядишь, кого-нибудь и подкинут… Надо же и вам практиковаться.

Колодников молчал, переминаясь с ноги на ногу.

— И вот еще что, — продолжала Зоя, — посмотрите-ка у меня… на боку…

Женщины в палате зашептались, перемигиваясь и хихикая.

— Зачем? — глупо спросил Колодников.

— То есть как это зачем? — обиделась Романова. — Вы пока еще мой врач, раз по документам не сдали. Ну, смотрите же!..

Колодников смущенно приподнял край одеяла.

«Когда же это кончится? — тоскливо думал он. — Когда я наконец привыкну к тому, что передо мной всего-навсего больной организм?.. Куда приятнее и спокойнее было работать в мужском отделении. А особенно — в анатомичке. Там перед тобой материал».

Он невольно припомнил обходы профессора Кулагина. С каким бесстрастным видам Сергей Сергеевич, беседуя о том о сем, помогает больной стащить с себя рубашку, как спокойно и естественно звучит его голос, когда, расспрашивая о симптомах, он своими крупными руками прощупывает живот, прикладывает фонендоскоп к спине. «Вздохните… Спасибо… Еще раз… Достаточно». Неужели к нему, Павлу Колодникову, никогда не придет этот спокойный авторитет врача, это умение с первой встречи вызвать уважительное доверие к себе?..

— У вас на боку ничего нет, Романова, — чуть запинаясь, пробормотал он.

— Разве? — Зоя не спеша опустила рубашку, улеглась поудобней. — А родинка?.. Вы ее не заметили?

Несколько секунд Колодников молча смотрел на невинно улыбающуюся Зою, потом, ссутулившись, отчего стал еще меньше ростом, повернулся и на негнущихся ногах вышел из палаты.

Гонимый мучительным стыдом, он сильно распахнул дверь и едва не ударил ею Кулагина, проходившего в этот момент мимо.

— Куда это вы так торопитесь, Павел Афанасьевич? — изумленно спросил профессор, прислушиваясь к смеху, доносившемуся из палаты. — Опять Романова безобразничает?

Колодников молча кивнул.

— Озорная особа. — Кулагин взглянул на часы. — Разыграла, как маленького?.. Ну ничего, ничего. Не вы первый…

— Да, — выдавил Колодников, — спасибо, Сергей Сергеевич.

— За что, голубчик?

— За то, что вы меня избавили от нее…

Кулагин задумчиво провел рукой по своим белым волосам.

— Что ж, избавлю, хотя и не собирался. С будущей недели.


Еще от автора Вильям Ефимович Гиллер
Вам доверяются люди

Москва 1959–1960 годов. Мирное, спокойное время. А между тем ни на день, ни на час не прекращается напряженнейшее сражение за человеческую жизнь. Сражение это ведут медики — люди благородной и самоотверженной профессии. В новой больнице, которую возглавил бывший полковник медицинской службы Степняк, скрещиваются разные и нелегкие судьбы тех, кого лечат, и тех, кто лечит. Здесь, не зная покоя, хирурги, терапевты, сестры, нянечки творят чудо воскрешения из мертвых. Здесь властвует высокогуманистический закон советской медицины: мало лечить, даже очень хорошо лечить больного, — надо еще любить его.


Во имя жизни (Из записок военного врача)

Действие в книге Вильяма Ефимовича Гиллера происходит во время Великой Отечественной войны. В основе повествования — личные воспоминания автора.


Пока дышу...

Действие романа развертывается в наши дни в одной из больших клиник. Герои книги — врачи. В основе сюжета — глубокий внутренний конфликт между профессором Кулагиным и ординатором Гороховым, которые по-разному понимают свое жизненное назначение, противоборствуют в своей научно-врачебной деятельности. Роман написан с глубокой заинтересованностью в судьбах больных, ждущих от медицины исцеления, и в судьбах врачей, многие из которых самоотверженно сражаются за жизнь человека.


Два долгих дня

Вильям Гиллер (1909—1981), бывший военный врач Советской Армии, автор нескольких произведений о событиях Великой Отечественной войны, рассказывает в этой книге о двух днях работы прифронтового госпиталя в начале 1943 года. Это правдивый рассказ о том тяжелом, самоотверженном, сопряженном со смертельным риском труде, который лег на плечи наших врачей, медицинских сестер, санитаров, спасавших жизнь и возвращавших в строй раненых советских воинов. Среди персонажей повести — раненые немецкие пленные, брошенные фашистами при отступлении.


Рекомендуем почитать
Слово джентльмена Дудкина

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Маунг Джо будет жить

Советские специалисты приехали в Бирму для того, чтобы научить местных жителей работать на современной технике. Один из приезжих — Владимир — обучает двух учеников (Аунга Тина и Маунга Джо) трудиться на экскаваторе. Рассказ опубликован в журнале «Вокруг света», № 4 за 1961 год.


У красных ворот

Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».