Тихий друг - [16]

Шрифт
Интервал

Между тем, когда я оглянулся, мальчик исчез. Жалея о своих колебаниях и трусости, я быстро пошел обратно, стараясь не срываться на бег, чтобы не привлекать внимания, и зачем-то посматривая на часы. На первом же углу, где мальчик, скорее всего, свернул, я огляделся, но его уже не было; должно быть, свернул на одну из улочек, пересекающих эту — передо мной был утопавший в садах район, где жили чистоплотные трудяги, — или зашел в один из ближних домов, прошел через палисадник и садик в кухню, как раз вовремя, чтобы помочь маме помыть посуду… «Улица Жимолости» — прочитал я; почему название улицы показалось мне таким дурацким, объяснить не могу.

Я тихонько брел дальше, пытаясь привести мысли в порядок. Что-то не сходилось: во всей ситуации было нечто нелогичное и противоречивое. Я ушел от Кристины на прошлой неделе в субботу утром. Почему она не попросила остаться на выходные? Куда-то собиралась?.. Или… Она кого-то ждала?.. Начнем с этого. А теперь она попросила пожить у нее эти выходные, но не для того, чтобы провести время вместе, а чтобы присмотреть за всей этой собственностью, пока ее не будет… С ума можно сойти: неужели для того, чтобы присмотреть за домом, действительно нужно было зазывать из другого города?.. Разве соседи не могли помочь? Или какая-нибудь нерадивая ученица (или ученик), которой нужно пересдать экзамены, не была бы рада позаниматься в доме, где никто не мешает?.. Или… не было никого… может, у нее не было никого: ни хороших соседей, ни друзей, ни знакомых… или никто не решался отпустить к ней домой своего красивенького сыночка из пятого или шестого класса гимназии, опасаясь за его невинную юность… Не славилась ли Кристина в этом богобоязненном городе рыбаков и матросов своим «легкомыслием»?..

Когда я дошел до улицы, где жила Кристина, мне показалось, что округа не производит такого внушительного впечатления, как в прошлый раз, ночью. И большой дом, и оба магазина были далеко не так колоссальны. То, что чудилось введением в великую, трагическую авантюру с молодой богатой дамочкой, при ближайшем рассмотрении превратилось в бесконечную скуку в тоскливом жилом районе.

Кристина открыла дверь. Она была рада меня видеть, да, мне показалось, что она даже облегченно вздохнула. То, что я, деревенский невежа, обычно не улавливающий чувства людей за их внешним поведением, это просек, уже о чем-то говорит. Она обняла меня на удивление непринужденно и дружелюбно и провела через прихожую. Казалось, на лице ее можно прочитать: «Наконец-то ты здесь. Теперь все будет хорошо». Между нами «что-то» было? Судя по поведению Кристины, да…

Мы сели в гостиной. Кристина хорошо выглядела. Она была в розовом платье — цвет, который ей очень шел и не полнил, — прическа и лицо тщательно ухожены. Рядом с кимоно, на том же подлокотнике, висел ее плащ.

Пока она готовила мне выпивку, по жестам и тону я понял, что, прямо как в фильме, она готовилась к объяснению, признанию, может быть, даже сердечному излиянию. Во мне проснулось любопытство, но я утратил спокойствие: чувства — это, конечно, хорошо, лишь бы не дошло до каких-нибудь вещей, на которые не знаешь как реагировать.

Кристина протянула мне бокал виски и с рюмочкой хереса в руке села на подлокотник, а не в кресло:

— Я позвонила и сказала, что приеду только завтра, — сообщила она удивительно скромно, будто эти новости могли меня разочаровать. — Я, правда, очень устала. Не хочу весь вечер сидеть в поезде. Поеду завтра утром.

Я почувствовал облегчение.

— Так ты останешься сегодня ночью со мной, еще одну последнюю ночь, ты со мной, зайчонок? — проговорил я, опускаясь в кресло, на подлокотнике которого она сидела, и, чтобы не саботировать такой хороший кадр, притягивая ее к себе на колени.

Нет, мне не нужно разыгрывать из себя олицетворение похоти: слишком рано, необходимо держать серьезную ноту. Я взял ее руку, распрямил сжатую ладонь, поцеловал и стал гладить.

— Скажи мне честно — ты влюбилась?..

Откуда только слова взялись? Банальней фразы придумать, пожалуй, невозможно, но если кто-нибудь скажет, что это не вписывалось в сцену, которую мы играли, то я уж и не знаю.

Кристина вздохнула. Даже дубль не нужен, так и сэкономим.

С ума сойти: Кристина была ко мне явно, даже наверняка неравнодушна, и это давало определенную власть над ней. Она была моей собственностью, по крайней мере, этой ночью… А ночь, смею предположить, будет из тех, когда, как это называется, все срывают маски, да-да… «Все-таки хорошо, — подумал я, — что я не заигрывал с мальчиком с „Улицы Жимолости“ и не договорился с ним, например, встретиться здесь часов в восемь вечера»…

Я поднес распрямленную ладонь Кристины к лицу:

— Заглянем в будущее, — пробормотал я, — ты правша или левша? Правша ведь?

Кристина кивнула.

— Огромная разница, — заявил я со знанием дела, — у левши нужно смотреть то, что заложено с рождения, на правой ладони, а развитие — на левой.

Я припомнил, что где-то об этом слышал. Кристина сидела тихо, как мышка.

— Очень интересная ладонь, — сказал я, водя указательным пальцем по какой-то линии, — ух ты, полна любви, это уж точно… Но не каждая из этих любовей была счастливой, это тоже видно сразу…


Еще от автора Герард Реве
Мать и сын

«Мать и сын» — исповедальный и парадоксальный роман знаменитого голландского писателя Герарда Реве (1923–2006), известного российским читателям по книгам «Милые мальчики» и «По дороге к концу». Мать — это святая Дева Мария, а сын — сам Реве. Писатель рассказывает о своем зародившемся в юности интересе к католической церкви и, в конечном итоге, о принятии крещения. По словам Реве, такой исход был неизбежен, хотя и шел вразрез с коммунистическим воспитанием и его открытой гомосексуальностью. Единственным препятствием, которое Реве пришлось преодолеть для того, чтобы быть принятым в лоно церкви, являлось его отвращение к католикам.


Вертер Ниланд

«Рассказ — страниц, скажем, на сорок, — означает для меня сотни четыре листов писанины, сокращений, скомканной бумаги. Собственно, в этом и есть вся литература, все искусство: победить хаос. Взять верх над хаосом и подчинить его себе. Господь создал все из ничего, будучи и в то же время не будучи отрицанием самого себя. Ни изменить этого, ни соучаствовать в этом человек не может. Но он может, словно ангел Господень, обнаружить порядок там, где прежде царила неразбериха, и тем самым явить Господа себе и другим».


Циркач

В этом романе Народный писатель Герард Реве размышляет о том, каким неслыханным грешником он рожден, делится опытом проживания в туристическом лагере, рассказывает историю о плотской любви с уродливым кондитером и получении диковинных сластей, посещает гробовщика, раскрывает тайну юности, предается воспоминаниям о сношениях с братом и непростительном акте с юной пленницей, наносит визит во дворец, сообщает Королеве о смерти двух товарищей по оружию, получает из рук Ее Светлости высокую награду, но не решается поведать о непроизносимом и внезапно оказывается лицом к лицу со своим греховным прошлым.


По дороге к концу

Романы в письмах Герарда Реве (1923–2006) стали настоящей сенсацией. Никто еще из голландских писателей не решался так откровенно говорить о себе, своих страстях и тайнах. Перед выходом первой книги, «По дороге к концу» (1963) Реве публично признался в своей гомосексуальности. Второй роман в письмах, «Ближе к Тебе», сделал Реве знаменитым. За пассаж, в котором он описывает пришествие Иисуса Христа в виде серого Осла, с которым автор хотел бы совокупиться, Реве был обвинен в богохульстве, а сенатор Алгра подал на него в суд.


Рекомендуем почитать
Слоны могут играть в футбол

Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.


Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Пустой амулет

Книга «Пустой амулет» завершает собрание рассказов Пола Боулза. Место действия — не только Марокко, но и другие страны, которые Боулз, страстный путешественник, посещал: Тайланд, Мали, Шри-Ланка.«Пустой амулет» — это сборник самых поздних рассказов писателя. Пол Боулз стал сухим и очень точным. Его тексты последних лет — это модернистские притчи с набором традиционных тем: любовь, преданность, воровство. Но появилось и что-то характерно новое — иллюзорность. Действительно, когда достигаешь точки, возврат из которой уже не возможен, в принципе-то, можно умереть.


Три жизни

Опубликованная в 1909 году и впервые выходящая в русском переводе знаменитая книга Гертруды Стайн ознаменовала начало эпохи смелых экспериментов с литературной формой и языком. Истории трех женщин из Бриджпойнта вдохновлены идеями художников-модернистов. В нелинейном повествовании о Доброй Анне читатель заметит влияние Сезанна, дружба Стайн с Пикассо вдохновила свободный синтаксис и открытую сексуальность повести о Меланкте, влияние Матисса ощутимо в «Тихой Лене».Книги Гертруды Стайн — это произведения не только литературы, но и живописи, слова, точно краски, ложатся на холст, все элементы которого равноправны.


Сакральное

Лаура (Колетт Пеньо, 1903-1938) - одна из самых ярких нонконформисток французской литературы XX столетия. Она была сексуальной рабыней берлинского садиста, любовницей лидера французских коммунистов Бориса Суварина и писателя Бориса Пильняка, с которым познакомилась, отправившись изучать коммунизм в СССР. Сблизившись с философом Жоржем Батаем, Лаура стала соучастницей необыкновенной религиозно-чувственной мистерии, сравнимой с той "божественной комедией", что разыгрывалась между Терезой Авильской и Иоанном Креста, но отличной от нее тем, что святость достигалась не умерщвлением плоти, а отчаянным низвержением в бездны сладострастия.


Процесс Жиля де Рэ

«Процесс Жиля де Рэ» — исторический труд, над которым французский философ Жорж Батай (1897–1962.) работал в последние годы своей жизни. Фигура, которую выбрал для изучения Батай, широко известна: маршал Франции Жиль де Рэ, соратник Жанны д'Арк, был обвинен в многочисленных убийствах детей и поклонении дьяволу и казнен в 1440 году. Судьба Жиля де Рэ стала материалом для фольклора (его считают прообразом злодея из сказок о Синей Бороде), в конце XIX века вдохновляла декадентов, однако до Батая было немного попыток исследовать ее с точки зрения исторической науки.