Тигровый перевал - [9]

   Вечером я долго не мог заснуть, часто выходил курить на улицу. Большими хлопьями густо повалил снег. К утру его нападало по колено. С тяжелым сердцем я побрёл к дому бабы Насти, взрыхляя ногами пушистый лёгкий снег. У калитки, навалившись на ветхий забор, стоял Кузьма Сычёв. Внутри у меня всё оборвалось: старший егерь держал в руке остро отточенный нож с кривым, хищно загнутым концом. Такими ножами мясники сдирают шкуры с быков. Под сараем, на соломенной подстилке валялся тазик с наполовину съеденной требухой и бурый от крови капкан. Тигрица ушла. Там, где она прошла через огород, остались неприметные глазу точки. А снег всё падал, надёжно укрывая землю от стужи.

Медвежий коготь

   Прошлым летом на ферму повадился медведь. Дважды средь белого дня подходил зверь к загону, обнюхивал шаткую изгородь и убегал, напуганный истошными воплями женщин. В третий раз пришёл с наступлением темноты, когда на ферме оставался один сторож Ерохин. Услышав мычанье, Ерохин поспешно выбежал из бытовки с дробовиком, но выстрелить не успел. Медведь схватил когтистыми лапами упитанную тёлку, с рёвом перевалился через дощатый забор и скрылся в лесу. А тайга -- вот она, за выгоном. Вплотную, считай, подступила к деревушке Гордеевке, окружила глухой чёрной стеной. Директор акционерного общества не стал ждать, когда медведь ещё убыток принесёт. Приехал в зверопромхоз с просьбой прислать опытного промысловика.

   Главный охотовед Станислав Яковлевич Хоменко вспомнил, что к нему только что по служебным делам заходил егерь Иван Гончарук. Выскочил во двор.

   -- Иван Мефодьевич! Дело есть! -- окликнул он егеря, уже севшего в машину. -- Медведь в Гордеевке бедокурит! Тёлку задрал...

   -- Давно? -- сразу оживился егерь.

   -- Директор здесь, он лучше объяснит...

   В тот же день Иван приехал в Гордеевку. На крыльце конторы сидел небритый мужчина, перекатывал зубами окурок, рассказывал.

   -- Слышу, доски затрещали. А ночь непроглядная, темнотища. И вдруг -- рёв страшенный. До сих пор мороз по коже дерёт. Не-е, -- замотал он заросшей, давно не чёсанной головой, -- не по мне энта работа. Я так и сказал управляющему Грибанову -- нехай всё стадо задерёт, а я туды боле не ходок. Пущай те, кому своя шкура не дорога, стерегут загон.

   Сидящие рядом доярки испуганно посматривали по сторонам, словно медведь и сюда, в контору, мог наведаться. Желающим заменить Ерохина, а это был он, не нашлось. И таким образом, приехавший на ферму Иван Гончарук невольно оказался в роли пастуха и сторожа одновременно. По-военному закинув карабин за спину, помогал дояркам раздавать корм, не спуская, однако, пытливых глаз с густых ельников. Почти неделю он проторчал здесь, но медведь не появлялся. За это время егерь внимательно изучил свежие царапины на потемневших досках забора, оставленные острыми когтями хищника. Присмотрелся к вдавленным на грязи отпечаткам лап. Судя по когтям и размерам следов, это был крупный зверь. В надежде разыскать место, куда медведь утащил тёлку, Иван потратил целый день, пытаясь отыскать следы зверя. Они хорошо отпечатались вблизи коровника, довели егеря до каменистой речушки Ильмаковки и там оборвались.

   Лето было в разгаре. Примятая медведем растительность быстро оправилась, скрыла под сочными листьями и стеблями медвежий след. Егерь с трудом отыскивал на траве капельку крови от задранной тёлки. Определял направление по сломанной сухой ветке или пригнутой былинке. Находил по близости мазок крови на дереве, на листочке, на цветке и шаг за шагом продвигался вперёд. "Если бы найти тёлку! -- думал Иван. -- К ней медведь обязательно вернется".

   Повадка медведя не есть сразу, а зарыть животину в землю, дать провоняться, а уж затем лакомиться пропастиной, общеизвестна. Об этом, в первую очередь, и подумал егерь, рассчитывая подкараулить зверя у привады. Но засаду пришлось устраивать на стожке соломы, подвезенной на ферму для подстилки коровам. Потому, что в густых зарослях за речкой Ильмаковкой Гончарук потерял след окончательно. Сидеть в полудрёме одному несколько ночей подряд ему порядком наскучило. К тому же не сподручно и фонарь включать, и стрелять. А без яркого луча попасть в медведя в кромешной тьме нечего и думать. А медведь всё не приходил. Терпению егеря пришёл конец, и он слез со стога. Завёл машину, спрятанную неподалеку, и поехал домой. На следующую ночь сторож Ерохин, якобы, слышал рёв медведя. В загоне не досчитались племенного быка.

   -- Пока егерь дома прохлаждался, топтыгин бычка и уволок. А куды иначе делся? Знамо дело -- медведь, кто же ещё? -- убеждал сельчан Ерохин. - Этот егерь -- шляпа! Так, глядишь, медведь нам всё стадо растащит...

   Гончарук ходил как в воду опущенный. Несколько дней провёл в зимовье. В сердцах стучал топором, старался не думать о проишествии. Потом воткнул топор в недотёсанное бревно, прикатил ко мне в редакцию.

   -- Сколько себе говорил: терпение и ещё раз терпение! И вот опростоволосился, -- сокрушался егерь.

   -- Смотри, какой настырный! -- удивился я беспримерной наглости зверя, когда выслушал рассказ товарища о его неудачах. Перевернул страницу настольного календаря: завтра суббота. По-плану -- окучивание картошки на домашнем огороде.