TIA*-2. *This is Africa - [28]
Здесь что надо уяснить — ты платишь не за то, что тебе помогают вывозить камни. Ты платишь за то, что тебя не трогают, пока ты чего-то совсем уж наглого не отчебучишь. А уж схему работы, будь добр, сам выстраивай. Но об этом потом, приехали уже.
Tropical — уютное местечко. Просто на удивление уютное, для этого весьма, в целом, неуютного города. Даже не города, а гигантской деревни, скорее. Расположен чуть в глубине от трассы, столики в радующем глаз беспорядке разбросаны среди пальм и каких-то там ещё деревьев, музыка играет. Чуть громковато, как по мне, но конголезцы народ очень музыкальный, они без этого никак. Меня здесь знают, как и Жана, разумеется, так что симпатичная попастая метрдотельша (или как там оно правильно, в женском роде) проводила меня к столику месье Н'Зембы. Тот уже доедает салат, кстати. Ну, не удивительно — с таким весом жрать всё время хочется, полагаю.
— Витали! А я вот, знаете ли, не удержался уже…
— Ничего страшного. Пожалуй, надо тоже взять, для начала.
Заказываю фруктовый салат, бокал юаровского Шираза и, как основное блюдо, ни-дуазу. Во всяком, случае, так местные произносят, а переводится «птичьи гнёзда». Острые фрикадельки из баранины, внутри которых — перепелиные яйца. Подаются с чесночным соусом и печёными дольками сладкого картофеля. На вкус — обалденно. Жан предпочёл тушёную в каких-то там листьях курицу рисом и жаренными бананами. Тоже вкусно, я пробовал. Вообще, у конголезцев три хороших качества — прекрасно поют-танцуют, неплохо готовят и женщины здесь красивые. Всё остальное — плохо.
Пока мы обмениваемся редкими фразами в рамках светской беседы, сосредоточив основное внимание на еде, я продолжаю лениво гадать, что же ему от меня понадобилось. Надеюсь, хоть не баб предложит возить из России. Было дело, подкатывали тут чёрные владельцы борделя на авеню Катедра́ль — давай, мол, будешь нам русских белых девок возить. А то с китайским борделем на бульваре Кабилы соревноваться трудно — те навезли лаосок и камбоджиек каких-то, экзотика, типа, местные клюют. Что? Нет, конечно, не согласился.
Мм… Да, я человек циничный, и вообще мизантроп слегка. Но принципы у меня есть. Белых баб неграм я бы в любом случае возить не стал, даже если это хохлушки или молдаванки какие-нибудь. Спросил насчёт киргизок с таджичками (пришлось объяснять, кто это, и даже искать фотографии в Интернете), благо, выходы есть, если что. Черношкурые предприниматели выразили осторожный оптимизм насчёт таджичек, но дальнейшие расспросы выявили, что у девушек планируется отбирать паспорта и затем юзать их до конца, зажимая деньги, на чём я утратил интерес к теме. Ну его нафиг, такой бизнес. Для кармы вредно.
Замглавы местного Чека, кажется, наконец-то созрел для разговора по существу. Вон, лицо какое хитрое.
— Витали, скажите, Вы охоту любите?
Хм… Вообще охоту я терпеть не могу, потому как мне зверушек жалко. Упреждая следующий вопрос — нет, есть мне их не жалко. Когда я их ем, они уже мёртвые и приготовленные. Если я их есть не стану, они ведь от этого не оживут, верно? Но, разумеется, отвечать в таком духе было бы ошибкой. Собеседник ведь не просто так интересуется.
— Ну, не могу сказать, что прямо такой уж фанат, но иногда, да…
— А на кого охотились?
Мм… на кого там Герыч охотится обычно… Блин, вот столько раз он заколёбывал своими охотничьими байками, а когда надо, хрен вспомнишь.
— На кабана, ещё на …мм… как это на французском, не знаю… по-английски «moose».
Думал, придётся объяснять, что за зверь такой, но Н'Земба понял. Эрудит, ага.
— А в Африке не охотились?
— Да нет, как-то всё дела, дела…
Блин, он мне сафари с какой-то охотничьей конторой впарить хочет, что ли? Как-то мелковато для него, вроде. И никакого интереса для меня не представляет. Ну, вежливо отморожусь, ничего страшного.
— Витали, я могу рассчитывать на конфиденциальность?
— Разумеется, Жан, разумеется! Мы же с Вами год уже почти работаем, к взаимному удовлетворению, надеюсь.
Хм… интересно. Что же он мне впарить хочет?
— Да, очень приятно с Вами работать, Витали. Я, собственно, потому и решил, что мы можем углубить и расширить наше сотрудничество.
Ну-ну. Неужели и этот баб хочет возить? Жан, тем временем, продолжает.
— У нас, как Вы знаете, люди довольно бедные, в массе своей.
Вежливо киваю. «Довольно бедные», вообще-то, не вполне адекватно отражает реальность. «Пипец какие нищие», было бы точнее.
— Да… Это плохо, конечно. С другой стороны, это открывает некоторые возможности. Люди, чтобы заработать, готовы на довольно экстремальные …мм… виды занятости.
Патриот, государственник и чекист задумчиво отхлебнул глоток вина, ненавязчиво блеснув Patek Philippe на запястье.
— В частности, некоторые из них готовы участвовать в …мм… охоте, скажем так. Но не в роли охотника, а в противоположной. Совершенно добровольно, заметьте. Вы понимаете, о чём я говорю?
— Пожалуй, да, Жан.
Про охоту на людей он говорит. Слухи ходят, шило-то в мешке не утаишь. Якобы, богатые иностранцы платят огромные деньги, чтобы пощекотать свои развращённые комфортом нервишки. Собственно, ничего удивительного. Здесь вон в джунглях пигмеи живут, так местные их до сих пор ловят, запекают и жрут. Оправдываясь тем, что «пигмеи не люди, они к обезьянам ближе». Regardez qui parle, ага.
Производственный роман из жизни африканских авантюристов. Алмазные прииски, негры с автоматами, саванна, преступления, малярия и прочая обыденность. Все герои и большая часть событий имеют реальных прототипов.
Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».
«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.