The Best - [46]

ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ. Ещё раз прошу великодушно простить нас, господа, что не можем принять вас в доме — у нас ремонт... сегодня затеяли... потолок новый делаем... и пол...

ЖЕНЩИНА. Да, вот ерунда, на воздухе-то оно лучше!

АНДРЕЙ. Гораздо лучше! На воздухе ведь как можно выплясывать, хороводы водить! Господа, я вас попрошу, ну, хотя бы пару кружков?

ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ. А позвольте полюбопытствовать, из чего сделан ваш костюм?

АНДРЕЙ (вытягивает вперёд ногу). А, пожалуйста, любопытствуйте!

ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ (трогает красные гетры, в которые одет Андрей, кстати, весь его костюм, не только гетры, сделан из облегающей эластичной ткани в чёрно-красный ромбик). Это что ж за волокно?

АНДРЕЙ. Синтетическое! Это я из Германии привёз!

ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ. А что ваш костюм, в принципе, означает — Арлекина?

АНДРЕЙ. Ну, какая же я вам Арлекина?! Я — Красное Домино!

ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ (гладит ногу Андрея). Очень интересный материал... А что ж, у нас таких не делают?

АНДРЕЙ. Нет... не делают... из Германии приходится привозить...

ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ. Я бы мог, если б вы мне предоставили образец, вычислить формулу...

АНДРЕЙ. Ну, господа, ну, пожалуйста, ну, давайте, ну, уж если не хоровод, то уж тогда вальс — только все вместе! Ну, Дмитрий Иванович! (Вскакивает, хватает старика, начинает кружиться вместе с ним на веранде.) А вы нам музыку, музыку создайте, Саша!

САША. Да я не знаю... какую музыку... какую сейчас слушают?..

ЖЕНЩИНА. Ой, а я недавно слышала, перепели этот романс... Лермонтовский! Помните? (Напевает.) «Выхожу один я, та-та-та-та...» Помните? Только его сейчас убыстренно поют!

АНДРЕЙ (всё так же кружась). Давайте, давайте убыстренно!

ЖЕНЩИНА. Но я слов не знаю!

АНДРЕЙ. А вы так — на губах!

Женщина начинает напевать какую-то непонятную мелодию, Андрей и Дмитрий Иванович кружатся на веранде.

АНДРЕЙ. Саша! Саша! Давай к нам!

САША. Да вот ещё!..

АНДРЕЙ. Люба, давайте... все, давайте! (Подбегает к стоящему у края веранды мужику с подносом, который, видимо, прислуживал гостям, хватает его за руку, вовлекает в танец.)

ЖЕНЩИНА. Всё! У меня губы устали! (Замолкает.)

Андрей отпускает Дмитрия Ивановича, тот валится на пол, Андрей подбегает к столу, пьёт, мужик продолжает по инерции кружиться.

МУЖИК (кружась сам с собой, напевает). Пум-па-па, пум-па-па, пум-па-па, пум-па-па...

АНДРЕЙ. Вот, господа, вот, природа символа, природа всего символизма, вот — смотрите! (Указывает всем на пляшущего мужика.) Ведь в этом «пум-па-па», ведь сколько смыслов, а ритмика, а ударение — ведь всё не случайно! Смотрите, смотрите!

ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ. Хватит, хватит, Фёдор! Уже всё!

АНДРЕЙ. А чего вы его шпыняете, пусть себе танцует! Танцуй, Федя, ну-ка, в присядку!

Федя радуется такому подначиванию со стороны Андрея, видимо, он давно уже хотел потанцевать или же просто не в меру весел, а может, и то, и другое.

Свободный, раздольный танец — залог нашего национального и культурного развития, ведь как нация танцует, так она и живёт!

Федя пускается в психоделическую присядку, затем резко останавливается, делает какие-то непонятные па, как будто он участвовал в «Дягилевских сезонах» в Париже и сейчас об этом вспомнил.

Давай, Федя, давай! Нет, ну вы посмотрите — что ни па, то символ!

ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ. Да что вы всё со своими символами, что вы имеете в виду? Я понимаю символ как нечто означающее, вот, допустим, в моей таблице, да? Купрум — это медь, у меня и значок есть соответствующий, то есть символ меди... Но какое отношение к символу может иметь вот этот Федька?!

АНДРЕЙ. Да самое прямое — ведь сколько у него в голове мыслей, сколько всего он хочет сказать нам... хочет, но напрямую не говорит, не может, он выражает это в символах, в данном случае — в танце!

ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ. Да о чём вы говорите?! Он, сволочь, пробирки мои нюхает, вот и танцует! Я ему сколько раз говорил, не дыши над колбой, когда я реакцию провожу, нет, он всё равно — надышится и начинает выкаблучивать! Протанцевать может пять часов кряду и не устаёт! Я даже не думал о таких свойствах моего нового реактива!

АНДРЕЙ. Ну вот же, вот! Вы как химик-неорганист должны отлично меня понимать! И вы понимаете, но не признаёте! Он нюхает, говорите вы?! Да! Нюхает! Но это лишь стимулирует его творчество, он ещё сильнее хочет рассказать себя миру и передаёт это через символы!

ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ. Да как так!!! Ну, смотрите же! (Подбегает к Федьке, силой останавливает его танец.)

ФЕДОР. Ба-рыня, ба-рыня, ба-рыня, барын-н-ня!

ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ. Фёдор! Фёдор!

ФЕДОР. Чего?

ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ. Фёдор, вот чего ты нам сказать хочешь?

ФЕДОР. Я?

ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ. Ну, вот, видишь ли, этот господин утверждает, что ты танцуешь, потому что хочешь нам всем о чём-то поведать, но не решаешься... Так вот, я тебе приказываю — если ты действительно хочешь сказать нам о чём-то, не бойся, говори!.. Или ты просто так танцевал?

ФЕДОР. Я?..

ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ. Ты, ты!

ФЕДОР. Я... я чего ж... а чего ж... и скажу... Степану вы, епиздошнику этому, отдали свои штаны с кожаными наколенниками, хорошие штаны, мне-то они шибче нужны были! А так всегда, вы, кто вас больше любит, вы тому — хуй! А Степан, он-то вас за глаза знаете кем называет — Карлой! Во как! И дочь ваша, когда в одморок от жары упала, он сказал, вот уж если она в следующий раз упадёт и никого рядом не будет, вот уж, сказал, я ей попользуюсь! Попробую барского рехинаду!