Тетушкин чудо-нож - [2]
Тетушка тоже смеялась.
Мне вспомнилась частушка, распространенная тогда среди деревенских ребятишек:
Частушка звучала типично по-детски. Но трудно сказать, детьми ли она слагалась, поскольку в ней точно подмечались особенности трех Орхидей. Разве могут дети иметь способности к такому обобщению? Одна из трех Орхидей по гороскопу была Лошадью, вторая — Козой, а третья — Обезьяной. Когда им стукнуло по десять с лишним лет, стало совершенно непонятно, кто из них старше, а кто младше. Все они выглядели привлекательно. Третья Орхидея казалась чуть красивее, но от природы не могла говорить. Вторая много ела и кончиком языка постоянно облизывала губы. Старшую Орхидею, несмотря на возрастное первенство, младшие сестры часто доводили до слез: она вела себя, как ребенок.
Из трех сестер мне больше всех нравилась плакса Старшая Орхидея. Вероятно, потому, что я тоже любил похныкать. Никаких симпатий я не испытывал лишь к Третьей Орхидее, но вовсе не из-за ее немоты, а оттого, что взрослые в шутку надо мной прочили ее мне в жены. Скажу честно, не по сердцу была она мне! Зачем мне немая?! Поначалу она приглянулась мне, но тогда я думал, что женитьба — дело в высшей степени дрянное. А может быть, возымел действие страх перед будущей взрослой жизнью.
Когда нам исполнилось лет по семнадцать-восемнадцать, мы вдруг начали отдаляться друг от друга; сестра иногда еще ходила к ним поиграть, а я — нет. Однажды я увидел, как тетушка Сунь разговаривала с отцом у нас во дворе, сердце мое запрыгало, и я подумал: уж точно тетушка Сунь сватает за меня одну из трех Орхидей. Каждая из них выглядела милашкой, но Третья Орхидея не могла говорить, а это как-никак серьезный недостаток, поэтому она мне не годилась. Вторая Орхидея отличалась острым язычком: когда начинала ругать кого-нибудь — словно отменно заточенным ножом споро резала овощи. В ней я тоже не усматривал великой ценности. А вот на Старшей Орхидее я бы женился. С длинной косой, с кротким и мягким характером она подходила мне больше других. В тот день отец пилил дрова и одновременно беседовал с тетушкой. Погода стояла теплая, опилки сияли желтизной, по лицу отца тек пот. Тетушка говорила с ним достаточно долго, а затем удалилась. И едва я вышел из дома, сразу почувствовал на себе какой-то особенный взгляд родителя.
На следующий день, когда я изучал выскочившие на лице алые прыщики, отец сказал мне: «Ты херней голову не забивай!»
Его слова будто обдали меня холодной водой изнутри, мне стало стыдно и неловко.
Прошло еще несколько лет, Старшая Орхидея выскочила замуж, а следом за ней и Вторая, и Третья тоже перебрались в чужие семьи.
А теперь в моей памяти всплыла история о кузнецах.
Канун уборки пшеницы — прекраснейший сезон в нашей Дунбэйской волости уезда Гаоми-сянь[4]. Он приходится на конец весны и начало лета: тогда в воздухе перемешиваются сильный аромат цветов софор со слабым благоуханием цветущей пшеницы, теплый южный ветерок и приятные лучи солнца, кваканье лягушек и пение птиц. Это период течки у животных и время, когда ребятня высыпает из домов и резвится. Каждый год в эту пору на улицах нашей деревни появлялись три кузнеца.
Кузнецы приходили из уезда Чжанцю-сянь[5], принося с собой нездешний акцент. Хотя их выговор отличался от нашего, мы могли понимать друг друга, не прилагая усилий. Горнило ставили у забора Лаованя: там находился пустырь, где собирались члены первой производственной бригады в ожидании распоряжений. На пустыре еще торчал каменный каток, никогда не остававшийся без работы: «вшик-вшик-вшук-вшук» — днями напролет мололся сушеный сладкий картофель, основной продукт питания крестьян. У забора росла ива, на ветке которой висел колокол, — маленький чугунный колокол — под его звон собирали участников первой производственной бригады. Для установки кузнечного горна это место подходило лучше всего.
Среди троих кузнецов главным считался старый мастер по фамилии Хань, и величали его не иначе как Старый Хань. Молотобоец тоже носил фамилию Хань; он приходился мастеру племянником, называли его, соответственно, Младший Хань. Третий — приземистый толстячок по прозвищу Лаосань с неизвестно какой фамилией — выполнял обязанности раздувателя мехов и, по совместительству, помощника молотобойца. Старый Хань был рослым и худощавым, с длинной шеей и лицом, усеянным глубокими и многочисленными морщинами, с плешиной на голове и вечно слезящимися глазами. Младший Хань тоже отличался высоким ростом, но сложение имел гораздо более крепкое, чем дядя. Когда я создавал свой рассказ о кователях железа, в моем сознании много раз всплывал образ Младшего Ханя, и можно сказать, что прототипом молодого кузнеца — героя упомянутого рассказа — являлся именно он.
Если говорить по чести, тогда на селе жили довольно бедно. Хотя, помнится мне, в то время я ощущал больший оптимизм, чем сейчас. Не ел досыта, одевался плохо, но в жизни находил порядочно интереса и перспектив. Теперь же, сытый и разодетый, я и вправду сделался мертвецом, человеком, разочарованным в обстоятельствах и вечно стонущим. Между тем в прошлом любая занимательная работа могла стать для меня средством от ожирения.
История Вань Синь – рассказ о том, что бывает, когда идешь на компромисс с совестью. Переступаешь через себя ради долга. Китай. Вторая половина XX века. Наша героиня – одна из первых настоящих акушерок, благодаря ей на свет появились сотни младенцев. Но вот наступила новая эра – государство ввело политику «одна семья – один ребенок». Страну обуял хаос. Призванная дарить жизнь, Вань Синь помешала появлению на свет множества детей и сломала множество судеб. Да, она выполняла чужую волю и действовала во имя общего блага. Но как ей жить дальше с этим грузом?
«Страна вина», произведение выдающегося китайского романиста наших дней Мо Яня (род. 1955), дает читателю прекрасную возможность познакомиться с самой яркой и колкой сатирой в современной китайской литературе. Великолепная, оригинальная образность, безграничная сила воображения, сплетенная с мифологичностью, мастерское владение различными формами повествования — все это присуще уникальному стилю Мо Яня.
Повествователь, сказочник, мифотворец, сатирик, мастер аллюзий и настоящий галлюциногенный реалист… Всё это — Мо Янь, один из величайших писателей современности, знаменитый китайский романист, который в 2012 году был удостоен Нобелевской премии по литературе. «Сорок одна хлопушка» на русском языке издаётся впервые и повествует о диковинном китайском городе, в котором все без ума от мяса. Девятнадцатилетний Ля Сяотун рассказывает старому монаху, а заодно и нам, истории из своей жизни и жизней других горожан, и чем дальше, тем глубже заводит нас в дебри и тайны этого фантасмагорического городка, который на самом деле является лишь аллегорическим отражением современного Китая. В городе, где родился и вырос Ло Сяотун, все без ума от мяса.
«Красный гаолян» — самое известное произведение Мо Яня, китайского прозаика, лауреата Нобелевской премии (2012 г.). По мнению критиков, премию эту присудили писателю во многом благодаря этому роману, включённому в список ста лучших китайских романов минувшего века. Во всём мире с огромным успехом прошёл фильм «Красный гаолян», снятый по этому произведению и пробудивший у многих российских зрителей интерес к истории и культуре Китая. Теперь впервые на русском языке выходит и сам роман, написанный жёстко, даже жестоко.
Мо Янь – один из самых известных современных китайских писателей, лауреат Нобелевской премии по литературе 2012 года за «галлюцинаторный реализм, который объединяет народные сказки с историей и современностью». «Перемены» – история «маленького человека», чья жизнь меняется вместе с жизнью страны. Неторопливое, чрезвычайно образное повествование ведет нас от одного события к другому. Автор делится с нами своими размышлениями и наблюдениями, не упуская ни единой детали. И эти детали дают гораздо более полное представление о жизни Китая и китайцев, чем самые толстые учебники истории.
«Компания наша, летевшая во Францию, на Каннский кинофестиваль, была разношерстной: четыре киношника, помощник моего друга, композитор, продюсер и я со своей немой переводчицей. Зачем я тащил с собой немую переводчицу, объяснить трудно. А попала она ко мне благодаря моему таланту постоянно усложнять себе жизнь…».
Сюжеты напечатанных в этой книжке рассказов основаны на реальных фактах из жизни нашего недавнего партийно-административно–командного прошлого.Автор не ставил своей целью критиковать это прошлое задним числом или, как гласит арабская пословица: «Дергать мертвого льва за хвост», а просто на примерах этих рассказов (которые, естественно, не могли быть опубликованы в том прошлом), через юмор, сатиру, а кое–где и сарказм, еще раз показать читателю, как нами правили наши бывшие власти. Показать для того, чтобы мы еще раз поняли, что возврата к такому прошлому быть не должно, чтобы мы, во многом продолжающие оставаться зашоренными с пеленок так называемой коммунистической идеологией, еще раз оглянулись и удивились: «Неужели так было? Неужели был такой идиотизм?»Только оценив прошлое и скинув груз былых ошибок, можно правильно смотреть в будущее.
"Идя сквозь выжженные поля – не принимаешь вдохновенья, только внимая, как распускается вечерний ослинник, совершенно осознаешь, что сдвинутое солнце позволяет быть многоцветным даже там, где закон цвета еще не привит. Когда представляешь едва заметную точку, через которую возможно провести три параллели – расходишься в безумии, идя со всего мира одновременно. «Лицемер!», – вскрикнула герцогиня Саванны, щелкнув палец о палец. И вековое, тисовое дерево, вывернувшись наизнанку простреленным ртом в области бедер, слово сказало – «Ветер»…".
«На сигарету Говарду упала с носа капля мутного пота. Он посмотрел на солнце. Солнце было хорошее, висело над головой, в объектив не заглядывало. Полдень. Говард не любил пользоваться светофильтрами, но при таком солнце, как в Афганистане, без них – никуда…».
«Шестнадцать обшарпанных машин шуршали по шоссе на юг. Машины были зеленые, а дорога – серая и бетонная…».
«… – Вот, Жоржик, – сказал Балтахин. – Мы сейчас беседовали с Леной. Она говорит, что я ревнив, а я утверждаю, что не ревнив. Представьте, ее не переспоришь.– Ай-я-яй, – покачал головой Жоржик. – Как же это так, Елена Ивановна? Неужели вас не переспорить? …».