Тетушкин чудо-нож - [4]

Мы нередко сидели под чугунным колоколом первой бригады, глазели, как кузнецы куют железо и слушали байки Чжана Третьего. Помню, однажды тот побранил женку Лаованя за скупердяйство и, глядя ей в лицо, бросил: «Хорошенько промой говно вашей семейки — может, зерна риса увидишь или что еще». Жена Лаованя обругала его в ответ: «Чжан Третий, чтоб ты подох дурной смертью!» Задира парировал: «Я помру, кто тебя лапать будет?» Чжан Третий часто повторял, что народ нынче слабенький пошел. Несколько десятков лет назад, заявил как-то раз наш острослов, он своими глазами видел: один человек на плече переносил каток для обрушки зерна весом в несколько сот цзиней[7] и пристраивал его на разветвление дерева.

Тогда начальником первой бригады значился гнусавый Ван Кэ — по его собственным словам, бывший солдат-доброволец — чуть что, он стягивал с себя кожаный ремень и не на шутку лупил кого-нибудь. Однажды он отодрал Вторую Орхидею за то, что она стянула у бригады редиску. Тетушка Сунь, семеня ножками, подошла к Ван Кэ вплотную и выдала: «Бригадир Ван, осторожнее! Руку вывихнешь!»

Но все же вернемся к кузнецам. Огонь в горниле пылал ярко, спины Лаосаня и Младшего Ханя блестели, а выпуклые груди их украшали защитные фартуки из промасленной ткани[8] со множеством черных дырочек, прожженных искрами. Руки Лаосаня и Младшего Ханя играли мускулами — сила в глаза бросалась сразу. Старый же Хань носил халат из древней грубой ткани; он сутулился и временами покашливал. Пшеница на полях уже созревала; крестьяне на ковку присылали главным образом серпы, мотыги и лопаты. Если требовалось сделать новый инструмент, приходилось нести из дома свой металл; впрочем, если инвентарь просили всего лишь подновить — железо в равной степени перекочевывало из рук заказчика в руки мастера. Я помню лишь один случай, когда некий местный старик пришел с просьбой добавить к древнему топору небольшую толику железа. Старый Хань вынул светлый брусок и произнес: «Уважаемый брат, я наращу тебе стали лучшей закалки, чтобы топор твой служил долго!»

Чжан Третий раздобыл у снабженца немного железа и попросил выковать ему двуручный нож для нарезки бобового жмыха. Жмых разделывают длинными полосками, хорошенько кипятят, затем поят его отваром лошадей и мулов, чтобы они набирали вес. Круглые лепешки жмыха удерживают между ногами и, схватившись обеими руками за нож, с тихим характерным звуком разрезают на части.

По вечерам смотреть на ковку было интереснее, чем днем. Алый огонь отражался на лицах кузнецов, как на золотых ликах святых в буддийском храме. Старый Хань держал клещи и непрерывно переворачивал в печи железо — оно накалялось, делалось мягким, сверкающим ослепительно на огненном фоне. Лаосань с шумным звуком «пах-пах-пах» раздувал мехи. Когда железо накалялось достаточно, Старый Хань вынимал его, клал на наковальню и сначала обстукивал молоточком, высекая снопы белых искр. Младший Хань уже стоял сбоку, опираясь на огромный восемнадцатифунтовый молот. Тот молот я не раз пытался приподнять — безуспешно, слишком тяжел. Рукоятка молота была сделана из гибкого дерева, и, когда молот поднимали, он покачивался. Чтобы замахнуться молотом с такой рукояткой, нужно приобрести определенную сноровку. Младший Хань ловил сигнал дяди, расставлял ноги, заносил молот и ухал по железу. Молот он поднимал выше головы, затем с силой и свистом опускал, издавая не слишком громкий вскрик. Металл, словно комок теста, удлинялся и плющился. Младший Хань работал молотом ловко, будто с закрытыми глазами — «дин-дин-дан-дан». Зрелище завораживало. Когда куешь железо, необходимо, чтобы тело было крепким; работа у кузнецов утомительная. Но они мало потеют. Знающий абсолютно все Чжан Третий говаривал: «Кузнец, который потеет, — неважный кузнец». Лаосань изредка бросал ручку мехов и тоже стучал, но мастерство его не отличалось высоким классом, особенно если сравнивать с Младшим Ханем.

Процесс закаливания окутан тайной — я уже описывал его в своем рассказе «Красная редька». По мнению критика Ли То, проработавшего, если верить ему на слово, полжизни термообработчиком, изображение закалки в моем рассказе неточно. Я писал, что при закаливании важна температура воды, и это является одним из главных секретов. Молодой кузнец, дабы тайком перенять искусство учителя, опускает ладонь в приготовленную для действа воду, за что наставник обжигает его руки о горячую наковальню. После такой экзекуции молодой кузнец отделяется от учителя, но умение его уже столь велико, что старому мастеру приходится собирать пожитки и перебираться в другие края. «Не было такой мистики», — говорил Ли То.

Чжан Третий рассказывал нам не менее загадочную историю. Когда-то, втолковывал он, один китайский подмастерье научился у старого японского кузнеца ковать офицерские сабли, но не выведал способа закаливания. И сабли у него получались не такие острые, как у японца. Однажды, когда учитель проводил закалку, подмастерье сунул руку в бадью с водой, чтобы определить температуру. Так тот старый японский черт отсек ему руку прямо в воде. Эту историю я и рассказал Ли То, но он посчитал ее народным вымыслом.