Тетушкин чудо-нож - [4]

Шрифт
Интервал

Мы нередко сидели под чугунным колоколом первой бригады, глазели, как кузнецы куют железо и слушали байки Чжана Третьего. Помню, однажды тот побранил женку Лаованя за скупердяйство и, глядя ей в лицо, бросил: «Хорошенько промой говно вашей семейки — может, зерна риса увидишь или что еще». Жена Лаованя обругала его в ответ: «Чжан Третий, чтоб ты подох дурной смертью!» Задира парировал: «Я помру, кто тебя лапать будет?» Чжан Третий часто повторял, что народ нынче слабенький пошел. Несколько десятков лет назад, заявил как-то раз наш острослов, он своими глазами видел: один человек на плече переносил каток для обрушки зерна весом в несколько сот цзиней[7] и пристраивал его на разветвление дерева.

Тогда начальником первой бригады значился гнусавый Ван Кэ — по его собственным словам, бывший солдат-доброволец — чуть что, он стягивал с себя кожаный ремень и не на шутку лупил кого-нибудь. Однажды он отодрал Вторую Орхидею за то, что она стянула у бригады редиску. Тетушка Сунь, семеня ножками, подошла к Ван Кэ вплотную и выдала: «Бригадир Ван, осторожнее! Руку вывихнешь!»

Но все же вернемся к кузнецам. Огонь в горниле пылал ярко, спины Лаосаня и Младшего Ханя блестели, а выпуклые груди их украшали защитные фартуки из промасленной ткани[8] со множеством черных дырочек, прожженных искрами. Руки Лаосаня и Младшего Ханя играли мускулами — сила в глаза бросалась сразу. Старый же Хань носил халат из древней грубой ткани; он сутулился и временами покашливал. Пшеница на полях уже созревала; крестьяне на ковку присылали главным образом серпы, мотыги и лопаты. Если требовалось сделать новый инструмент, приходилось нести из дома свой металл; впрочем, если инвентарь просили всего лишь подновить — железо в равной степени перекочевывало из рук заказчика в руки мастера. Я помню лишь один случай, когда некий местный старик пришел с просьбой добавить к древнему топору небольшую толику железа. Старый Хань вынул светлый брусок и произнес: «Уважаемый брат, я наращу тебе стали лучшей закалки, чтобы топор твой служил долго!»

Чжан Третий раздобыл у снабженца немного железа и попросил выковать ему двуручный нож для нарезки бобового жмыха. Жмых разделывают длинными полосками, хорошенько кипятят, затем поят его отваром лошадей и мулов, чтобы они набирали вес. Круглые лепешки жмыха удерживают между ногами и, схватившись обеими руками за нож, с тихим характерным звуком разрезают на части.

По вечерам смотреть на ковку было интереснее, чем днем. Алый огонь отражался на лицах кузнецов, как на золотых ликах святых в буддийском храме. Старый Хань держал клещи и непрерывно переворачивал в печи железо — оно накалялось, делалось мягким, сверкающим ослепительно на огненном фоне. Лаосань с шумным звуком «пах-пах-пах» раздувал мехи. Когда железо накалялось достаточно, Старый Хань вынимал его, клал на наковальню и сначала обстукивал молоточком, высекая снопы белых искр. Младший Хань уже стоял сбоку, опираясь на огромный восемнадцатифунтовый молот. Тот молот я не раз пытался приподнять — безуспешно, слишком тяжел. Рукоятка молота была сделана из гибкого дерева, и, когда молот поднимали, он покачивался. Чтобы замахнуться молотом с такой рукояткой, нужно приобрести определенную сноровку. Младший Хань ловил сигнал дяди, расставлял ноги, заносил молот и ухал по железу. Молот он поднимал выше головы, затем с силой и свистом опускал, издавая не слишком громкий вскрик. Металл, словно комок теста, удлинялся и плющился. Младший Хань работал молотом ловко, будто с закрытыми глазами — «дин-дин-дан-дан». Зрелище завораживало. Когда куешь железо, необходимо, чтобы тело было крепким; работа у кузнецов утомительная. Но они мало потеют. Знающий абсолютно все Чжан Третий говаривал: «Кузнец, который потеет, — неважный кузнец». Лаосань изредка бросал ручку мехов и тоже стучал, но мастерство его не отличалось высоким классом, особенно если сравнивать с Младшим Ханем.

Процесс закаливания окутан тайной — я уже описывал его в своем рассказе «Красная редька». По мнению критика Ли То, проработавшего, если верить ему на слово, полжизни термообработчиком, изображение закалки в моем рассказе неточно. Я писал, что при закаливании важна температура воды, и это является одним из главных секретов. Молодой кузнец, дабы тайком перенять искусство учителя, опускает ладонь в приготовленную для действа воду, за что наставник обжигает его руки о горячую наковальню. После такой экзекуции молодой кузнец отделяется от учителя, но умение его уже столь велико, что старому мастеру приходится собирать пожитки и перебираться в другие края. «Не было такой мистики», — говорил Ли То.

Чжан Третий рассказывал нам не менее загадочную историю. Когда-то, втолковывал он, один китайский подмастерье научился у старого японского кузнеца ковать офицерские сабли, но не выведал способа закаливания. И сабли у него получались не такие острые, как у японца. Однажды, когда учитель проводил закалку, подмастерье сунул руку в бадью с водой, чтобы определить температуру. Так тот старый японский черт отсек ему руку прямо в воде. Эту историю я и рассказал Ли То, но он посчитал ее народным вымыслом.


Еще от автора Мо Янь
Лягушки

История Вань Синь – рассказ о том, что бывает, когда идешь на компромисс с совестью. Переступаешь через себя ради долга. Китай. Вторая половина XX века. Наша героиня – одна из первых настоящих акушерок, благодаря ей на свет появились сотни младенцев. Но вот наступила новая эра – государство ввело политику «одна семья – один ребенок». Страну обуял хаос. Призванная дарить жизнь, Вань Синь помешала появлению на свет множества детей и сломала множество судеб. Да, она выполняла чужую волю и действовала во имя общего блага. Но как ей жить дальше с этим грузом?


Страна вина

«Страна вина», произведение выдающегося китайского романиста наших дней Мо Яня (род. 1955), дает читателю прекрасную возможность познакомиться с самой яркой и колкой сатирой в современной китайской литературе. Великолепная, оригинальная образность, безграничная сила воображения, сплетенная с мифологичностью, мастерское владение различными формами повествования — все это присуще уникальному стилю Мо Яня.


Сорок одна хлопушка

Повествователь, сказочник, мифотворец, сатирик, мастер аллюзий и настоящий галлюциногенный реалист… Всё это — Мо Янь, один из величайших писателей современности, знаменитый китайский романист, который в 2012 году был удостоен Нобелевской премии по литературе. «Сорок одна хлопушка» на русском языке издаётся впервые и повествует о диковинном китайском городе, в котором все без ума от мяса. Девятнадцатилетний Ля Сяотун рассказывает старому монаху, а заодно и нам, истории из своей жизни и жизней других горожан, и чем дальше, тем глубже заводит нас в дебри и тайны этого фантасмагорического городка, который на самом деле является лишь аллегорическим отражением современного Китая. В городе, где родился и вырос Ло Сяотун, все без ума от мяса.


Красный гаолян

«Красный гаолян» — самое известное произведение Мо Яня, китайского прозаика, лауреата Нобелевской премии (2012 г.). По мнению критиков, премию эту присудили писателю во многом благодаря этому роману, включённому в список ста лучших китайских романов минувшего века. Во всём мире с огромным успехом прошёл фильм «Красный гаолян», снятый по этому произведению и пробудивший у многих российских зрителей интерес к истории и культуре Китая. Теперь впервые на русском языке выходит и сам роман, написанный жёстко, даже жестоко.


Перемены

Мо Янь – один из самых известных современных китайских писателей, лауреат Нобелевской премии по литературе 2012 года за «галлюцинаторный реализм, который объединяет народные сказки с историей и современностью». «Перемены» – история «маленького человека», чья жизнь меняется вместе с жизнью страны. Неторопливое, чрезвычайно образное повествование ведет нас от одного события к другому. Автор делится с нами своими размышлениями и наблюдениями, не упуская ни единой детали. И эти детали дают гораздо более полное представление о жизни Китая и китайцев, чем самые толстые учебники истории.


Рекомендуем почитать
Дождь «Франция, Марсель»

«Компания наша, летевшая во Францию, на Каннский кинофестиваль, была разношерстной: четыре киношника, помощник моего друга, композитор, продюсер и я со своей немой переводчицей. Зачем я тащил с собой немую переводчицу, объяснить трудно. А попала она ко мне благодаря моему таланту постоянно усложнять себе жизнь…».


Абракадабра

Сюжеты напечатанных в этой книжке рассказов основаны на реальных фактах из жизни нашего недавнего партийно-административно–командного прошлого.Автор не ставил своей целью критиковать это прошлое задним числом или, как гласит арабская пословица: «Дергать мертвого льва за хвост», а просто на примерах этих рассказов (которые, естественно, не могли быть опубликованы в том прошлом), через юмор, сатиру, а кое–где и сарказм, еще раз показать читателю, как нами правили наши бывшие власти. Показать для того, чтобы мы еще раз поняли, что возврата к такому прошлому быть не должно, чтобы мы, во многом продолжающие оставаться зашоренными с пеленок так называемой коммунистической идеологией, еще раз оглянулись и удивились: «Неужели так было? Неужели был такой идиотизм?»Только оценив прошлое и скинув груз былых ошибок, можно правильно смотреть в будущее.


Ветерэ

"Идя сквозь выжженные поля – не принимаешь вдохновенья, только внимая, как распускается вечерний ослинник, совершенно осознаешь, что сдвинутое солнце позволяет быть многоцветным даже там, где закон цвета еще не привит. Когда представляешь едва заметную точку, через которую возможно провести три параллели – расходишься в безумии, идя со всего мира одновременно. «Лицемер!», – вскрикнула герцогиня Саванны, щелкнув палец о палец. И вековое, тисовое дерево, вывернувшись наизнанку простреленным ртом в области бедер, слово сказало – «Ветер»…".


Снимается фильм

«На сигарету Говарду упала с носа капля мутного пота. Он посмотрел на солнце. Солнце было хорошее, висело над головой, в объектив не заглядывало. Полдень. Говард не любил пользоваться светофильтрами, но при таком солнце, как в Афганистане, без них – никуда…».


Дорога

«Шестнадцать обшарпанных машин шуршали по шоссе на юг. Машины были зеленые, а дорога – серая и бетонная…».


Душа общества

«… – Вот, Жоржик, – сказал Балтахин. – Мы сейчас беседовали с Леной. Она говорит, что я ревнив, а я утверждаю, что не ревнив. Представьте, ее не переспоришь.– Ай-я-яй, – покачал головой Жоржик. – Как же это так, Елена Ивановна? Неужели вас не переспорить? …».