Тетушкин чудо-нож - [5]

В момент закаливания вода сильно нагревается и издает шипение. Если делают нож для овощей, после закалки необходимо обточить его лезвие на камне. За эту работу отвечал Младший Хань. Он укладывал большой продолговатый точильный камень на высокую добротную скамью из дерева, крепил нож к деревянной скобе, затем, широко расставив ноги, наклонял корпус и поливал камень водой. Следом — «вжик-вжик» — и наточенный нож сверкал подобно драгоценному камню. Если кто спрашивал: «А он острый?» — Младший Хань, не говоря ни слова, доставал палку толщиной с запястье, помещал ее на скамейку и с одного маха разрубал на две части. «Ну что, острый?» — задавал он встречный вопрос.

Дедушка объяснял, что ножи наши кузнецы изготавливали все ж таки не очень острые, с обычной закалкой, а палки разрубались потому, что силы у Младшего Ханя было не занимать.

В тот день мы смотрели, как Младший Хань у горна месил тесто для пампушек из кукурузной муки. Ковал он отлично, а вот пампушки делал ужасно: громадными ручищами вылепливал похожие на коровий помет лепешки и приклеивал их к черной сковороде с плоским дном. Кузнецы питались дважды в день, за раз они втроем съедали пампушек на пять цзиней муки. Аппетит немалый! Иногда они покупали по несколько цзиней мяса с салом, варили и ели: бело-красное мясо после варки на черном угле казалось особенно нежным, издавало приятнейший аромат, заставляя наблюдателей глотать слюнки.

Вторая Орхидея говорила, что, когда вырастет, обязательно станет женой кузнеца, будет есть желтые кукурузные пампушки и жирное мясо. Мы спрашивали: «А разве твоя бабка не поет: „Выдай меня, за кого пожелаешь, // Но не выдавай за кузнеца“?» Вторая Орхидея отвечала: «Песня — это одно, а замужество — совсем другое».

Какое-то время Старшая и Вторая Орхидеи тоже пристрастились наблюдать за работой кузнецов: приходили даже тогда, когда мы с сестрой не появлялись. Впоследствии я слышал, как Старшая Орхидея сочинила, будто это тетушка Сунь велела им выяснить, каково мастерство пришлых кузнецов. Орхидеи, едва возвращались, тут же начинали расхваливать особые вкусовые качества кукурузных пампушек. Их всегда клянчила Вторая Орхидея. Люди вокруг называли эту девчушку обжорой, но Младший Хань великодушно улыбался, обжигаясь, клал большую пампушку на лист подсолнуха и подавал Второй Орхидее. Вторая Орхидея еще болтала, что у него на груди черные волосы, — болтала и хихикала.

Восьмого апреля произошел забавный случай. В тот день была ярмарка — прямо на нашей улице, — народу собралось много, вокруг горна царило небывалое оживление.

Пришла, согнув спину, и тетушка Сунь — в застиранном и накрахмаленном белом халате с косыми полами, с гладко расчесанными седыми волосами, собранными в узел на затылке, где красовался еще и цветок астры. Она походила на старую обольстительницу или колдунью. Глядя на нее, народ улыбался. А она — нет; лицо ее сохраняло серьезность и строгость. Три Орхидеи в новых халатах, словно три телохранителя, ступали за ней следом. Чжан Третий тут же поинтересовался: «Тетушка Сунь! Что с тобой сегодня? Уж не бес ли в тебя вселился?» А я спросил трех Орхидей: «Чего это вы так?..» Но они безмолвствовали. Третья Орхидея, немая и глухая, молчала по природе своей; Вторая не ладила со мной — ее неразговорчивость тоже понятна; но Старшая отчего не ответила? Да угости я ее в тот вечер куском сахара — она мне и попку пощупать дала бы. Естественно, я рассердился.

Они подошли к горну — и кузнецы сразу же оставили работу. Подача воздуха, раздувавшего пламя, прекратилась, огонь ослаб, пошел густой черный дым.

Тетушка Сунь холодно задала вопрос:

— Мастер, можешь сделать нож?

Старый Хань спросил:

— А какой тебе нужен?

Тетушка Сунь достала из-за пазухи длинный четырехгранный брусок серого железа и вручила ему. Старый Хань принял брусок, повертел, внимательно изучая, повторил хмуро:

— Так какой же тебе выковать нож?

Тетушка Сунь, будто полоску шелковой ткани, извлекла из- за пояса сверкающий клинок и протянула Старому Ханю, но тот не посмел принять. Кузнец почтительно вернул Сунь ее железный брусок и, кланяясь, заговорил:

— Старая госпожа, ведь я всего лишь простой кузнец. Зарабатываю на пампушки изготовлением лопат да крюков. Пожалуйста, простите меня…

Тетушка Сунь ободом согнула нож, обвила им талию, взяла железо, сунула за пазуху и промолвила:

— Неужто хорошие кузнецы все извелись?

Сказав так, она развернулась и пошла прочь. Три Орхидеи поплелись за ней следом.

Тетушка Сунь ковыляла по дороге, низко наклонившись и покачиваясь на маленьких ножках, — казалось, ее могло сбить одним порывом ветра. Три же внучки ее в лучах полуденного солнца действительно напоминали три цветка орхидеи — высокие, стройные, источающие нежный аромат.

А кузнецы в тот же вечер собрали вещи и уехали. Больше они не появлялись.

Прошло несколько лет. Тетушка Сунь скончалась, три Орхидеи повыскакивали замуж. На Третьей Орхидее — немой — женился Чжан Дали, хотя в возрасте они не совпадали прилично. Куда делся тот чудо-нож, долго не знал никто. Чжан Третий утверждал, что тетушке принадлежал бирманский нож, убивающий людей, не проливая крови, и режущий остро, как бритва, — обыкновенные кузнецы такой сделать никак не могли.